Америка off… - Ерпылев Андрей Юрьевич - Страница 60

Сейчас, делая круг над морем, Савенко представил, как он с боевого разворота пикирует на риф, наводя на грот управляемую ракету и от души расхохотался. Вот если бы у «толстяка» под рукой, пардон, под плавником был «стингер»…

– «Фалькон», Фалькон»! – тут же ожил наушник. – Что за звуки? Какая-то проблема?

– Ничего страшного, – успокоил «землю» майор, все еще хихикая. – Просто анекдот прикольный вспомнил…

– Вернетесь – расскажете! – отрезала «земля» голосом полковника Степанцова. – А пока не засоряйте эфир!

– Так точно!

Ну что ж: задание выполнено – пора на базу.

Пилот завершил разворот и, крутанув в воздухе просто так, лихости ради, пару «бочек»,[70] начал снижение…

Леша Мерзлин прогуливался пешком по аллее какого-то парка, настоящей редкости в этом море однотипных девяти – и двенадцатиэтажек.

Мягкий снежок довольно густо сыпался сверху, укутывал плотной шубой кусты, деревья и лавочки, сочно хрустел под ногами. Похоже, что этот декабрьский снег лег уже «постоянно», до весны и больше не растает. Хотя… Как можно угадать здесь в Москве, где тонны разнообразных химикатов разъедают сугробы и в десятиградусный мороз?

Невдалеке молоденькая девушка, почти девочка, в коротенькой дубленке и красной вязанной шапочке, из под которой выбивались светлые волосы, играла с огромной лохматой собакой неизвестной Алексею породы, по-женски неуклюже бросая что-то ярко-желтое, должно быть мячик, и звонко хохоча, когда меховое чудо притаскивало предмет обратно. Парень невольно загляделся на возню этих двух беззаботных существ, для которых не существовало никаких видимых проблем, кроме промокших варежек, забитой снегом шерсти и нахлобучки, ожидающей за все это дома.

«Может тоже собаку завести? – с неожиданной завистью подумал он, чувствуя себя древним, едва ли не сорокалетним, стариком. – Гулять с ней здесь… Нет, Танька убьет.»

После вынужденного переезда к своей пассии, Леша очень быстро разочаровался в совместной с ней жизни, которую представлял до этого несколько иначе. Согласитесь, что общение с девушкой или женщиной, заключающееся в желанных, пусть и в частых, но мимолетных свиданиях на пару-тройку часов, редко – на ночь, это одно, а жизнь под одной крышей, влекущая за собой массу мелких условностей и обязанностей, иногда приятных, но, чаще всего, обременительных – совсем другое.

Без памяти обрадованная, поначалу, тем, что «Лешик» всегда будет под рукой, и днем, и ночью, Татьяна, понемногу привыкнув, начала проявлять некие фамильные черты характера… Именно благодаря подобным «таракашкам», ее маме, работнице оборонного предприятия, живущей в одном из городов ближнего Подмосковья (да вы, читатель, с ней уже знакомы!), пришлось с пятилетнего возраста воспитывать дочку одной, лишь изредка вспоминая мужа, исчезнувшего как-то из ее жизни с одним маленьким чемоданчиком, до совершеннолетия Тани существовавшего лишь в виде нерегулярных и жалких алиментов, а после оного – сгинувшего без следа…

Ранее Леша был богатым и «продвинутым» бизнесменом, к тому же, достаточно симпатичным, настоящим «принцем» из девичьих ночных мечтаний, превращавшим каждое свидание в маленький праздник, а она, всего лишь простой продавщицей с одиннадцатью классами средней школы за душой (да и, чего греха таить – законченными далеко не на одни пятерки), живущей в квартире покойной бабушки – отцовской матери, души не чаявшей в единственной внучке. Кавалер поражал простушку своей начитанностью, интеллигентностью и глубоким пониманием множества вопросов, казавшихся ей просто недоступными. Страшно подумать: он ни разу, даже будучи изрядно «подшофе», не позволил себе дурного слова в ее адрес, не то, чтобы поднять руку, чем частенько грешили прежние ухажеры – парни с рабочей окраины, мимолетные, почти как посетители ее гастронома. Одни, едва успев оставить след в душе, исчезали вдали, надев солдатские сапоги, другие – черную робу «зк», третьи – просто исчезали… А один, несмотря на молодость, уже переселился из квартиры в соседнем доме на далеко не самое фешенебельное в столице кладбище, шагнув как-то ночью из окна десятого этажа то ли вслед за прекрасным фантомом, навеянным наркотическими грезами, то ли от ужасов «ломки»…

Восхищение переросло в преклонение, когда Алексей, однажды, притащил с собой несколько ярких коробок и в два счета собрал компьютер с огромным плоским монитором, доселе виденный Таней лишь несколько раз (в кабинете заведующего магазином и по телевизору). А уж когда он принялся учить обмиравшую от каждого прикосновения к клавиатуре девушку премудростям работы на этом агрегате, имевшем меньше общего с кассовым аппаратом и калькулятором, чем тривиальная швабра с навороченным моющим пылесосом, также появившемся в квартире… Правда дальше «шариков» и пасьянса «косынка» дело не пошло, но эффект был убойным. Усугубленным также огромным «мультивизором», сменившим старенький «Рекорд» и музыкальным центром вместо раздолбанного китайского «двухкассетника».

Эйфория близости к «принцу своей мечты» рассеялась примерно через две недели, когда выяснилось, что Леша привередлив в еде, неряшлив, обидчив и довольно прижимист, когда не нужно пускать пыль в глаза, да и не такой уж супермен (а скорее – совсем не супермен), в делах постельных. К тому же он был трусоват и бледнел при каждом неожиданном звонке в дверь, особенно вечерами, даже если оказывалось, что это просто соседка по лестничной площадке зашла за солью. А уж когда оказалось, что «избранник» моложе хозяйки на целых пять с лишним лет, не служил в армии и абсолютно не сведущ в делах бытовых, вроде поклейки обоев или ремонта утюга, Татьяна принялась помаленьку покрикивать на него, а то и высмеивать, не подбирая при этом выражений…

Мерзлин обижался, уходил из дому, но через час-другой все равно возвращался, замерзший и пристыженный, чтобы встретить новые подколки. Характер оба имели отходчивый, поэтому размолвки редко затягивались надолго и завершались, обычно, примирением в постели, но осадок от них оставался, грозя через некоторое время накопиться в некую критическую массу…

«Ну и что я теперь буду делать? – тоскливо подумал Алексей, бросив последний взгляд на торопящуюся домой девушку с собакой. – Стоило затевать всю эту свистопляску со скупкой проклятых долларов, чтобы вот так прятаться по углам от всесильного государства, твердо решившего сделать блудного своего сына очередным козлом отпущения? А еще раньше – подставлять лучшего своего друга, чтобы присвоить чьи-то паршивые деньги… Да пропади они пропадом все эти миллиарды, если за них нельзя купить даже одного часа прежней свободы и веры в себя!»

Горькие мысли давно уже посещали Мерзлина, особенно после того, как уверенность во всемогуществе дяди Яши растаяла, как дым. На все звонки, конечно по всем правилам конспирации, дядя отвечал одно: «Дело движется, нужные люди подключаются, кто нужно – подмазывается, так что жди и не высовывайся». Сколько ждать и до какой степени не высовываться, разумеется, не уточнялось…

Стемнело. Зажигались фонари и окна в окрестных домах, а морозец крепчал.

«Зайти что ли в „комок“, купить что-нибудь вкусненькое?.. – подумал Леша, уже направляясь к знакомому зданию, напоминавшему огромный посылочный ящик, поставленный „на попа“. – Чтобы Танька не слишком дулась…»

После «закручивания гаек» новым премьером, снабжение лучше не стало, наоборот, перебои с «отдельными видами продуктов питания» до этого стихийные, превратились в упорядоченные, но, с введением в качестве параллельной валюты обеспеченного золотом «червонца», появились давно забытые «коммерческие» магазины, где за валюту или «золотой рубль» можно было купить что душа пожелает из почти что «докризисного» ассортимента. Вообще, за «червонцы», избаловавшиеся ранее до крайности россияне, теперь были готовы выполнять работу, которой полгода назад гнушались даже «белые гастарбайтеры» с Украины и прочих европейских стран СНГ.

70

«Бочка» – одна из фигур высшего пилотажа.