В когтях неведомого века - Ерпылев Андрей Юрьевич - Страница 18

– А не могли бы вы представить меня, господин кот, – робко попросил Жора, мучительно покраснев: блат, в смысле протекция, всегда считался в семье Арталетовых одним из смертных грехов, – если не королю, то хотя бы его шуту…

– Вас? – Кот с плохо скрываемым выражением брезгливости на морде критически окинул Георгия взглядом с головы до ног, задержавшись в области груди, где рубашка оттопыривалась хрономобилем. – В таком, извините, виде?..

«Шевалье» готов был провалиться сквозь землю от стыда. Да, в таком непрезентабельном наряде он мог сойти лишь за огородное пугало, в лучшем случае – за безродного бродягу… Что же делать?

– Что же делать? – повторил он в отчаянии во всеуслышание.

Кот скептически покачал было головой, но внезапно хлопнул себя лапой по лбу, предварительно спрятав когти.

– А если нам с вами провернуть тот же трюк, что и с маркизом Карабасом? Ну, вы помните… Тут и болотце подходящее есть неподалеку…

Солнце уже не клонилось, а стремительно снижалось, словно пробитый навылет воздушный шар, исчерпавший все запасы балласта.

Одному Богу известно, какова была в этот предвечерний час температура воздуха, но Георгия, сидевшего по горло в вонючей, застоявшейся воде придорожного болотца, выполнявшего здесь роль кювета, само собой нерукотворного, давно колотил озноб. Проклинающий себя за доверчивость Арталетов уже третий час кряду не мог высунуть нос из редкого камыша, обрамлявшего его убежище, по тривиальной причине: он был совершенно голым, так как Кот в сапогах унес с собой всю его одежду. Правда, перед этим он поклялся, что, как только завидит приближающийся королевский кортеж, тут же кинется к нему с воплями о помощи, в которой нуждается обобранный до нитки и брошенный в болото коварными разбойниками благородный дворянин.

– Помилуйте, сударь, – втолковывал он неразумному шевалье, тщательно увязывая его одежку вместе с хрономобилем в маленький узелок и прикидывая его на вес, – вы будете выглядеть неубедительно в этих тряпках! Послушайтесь опытного, пожившего на свете кота: местные разбойники не отличаются человеколюбием и никогда не оставили бы вам хотя бы нитку, не говоря уж о столь дорогом сувенире, как ваш талисман… А после того, как его величество радушно примет вас и осыплет милостями, я верну вам ваши пожитки, клянусь мамой!..

Ну и где он теперь, этот хвостатый филантроп?

В глубине души еще теплилась надежда, что король сегодня задерживается и кот терпеливо ждет его где-нибудь под кустом, верный своему слову и нешуточной клятве самым родным для себя существом. Увы, с каждым мгновением она становилась все меньше и подергивалась пеплом разочарования все больше. Болото уже давно приняло Жору как своего, и теперь по его босым ногам и голому животу то и дело пробегало что-нибудь живое, то ласково, то требовательно тычась в разные места, в основном… Ну, вы понимаете.

Но когда светило зацепилось нижним краем за самое высокое дерево, надежда, испустив тоненький дымок, погасла совсем, и Георгий, ругаясь про себя последними словами, что было ему вообще-то не свойственно, принялся выбираться из болота, поочередно выдирая ноги из глубоко, чуть ли не по колено, засосавшего их илистого грунта, густо переплетенного корнями водных растений.

Выбравшись на сушу, встретившую его совсем неласково – жгучей крапивой и колючей осокой, – Арталетов долго лежал ничком, надеясь, что никто в эту минуту на дороге не появится: больно уж непритязательное зрелище он, перемазанный грязью, облепленный тиной и пиявками в равных пропорциях, собой являет.

Однако лежи не лежи, а искать хоть какое-то убежище стало не просто стыдливым позывом, а жизненной необходимостью: вечерело, а подсыхающая грязь на голом теле – слабый заменитель одежды… Подобие набедренной повязки из лопухов, неумело переплетенных хрупкими стеблями камыша, кстати, тоже…

Единственным приобретением, которому Георгий был рад, оказалась здоровенная сучковатая дубина, опираясь на которую дрожащий путник и побрел по дороге, ведущей к недосягаемому замку, мечтая от души вздуть тем же самым нехитрым инструментом подлого кота, попадись он по пути. Об утерянном снова и, похоже, уже навсегда хрономобиле он старался не думать: два раза подряд чудеса подобного калибра в одну воронку не попадают, то есть не случаются…

Однако, едва он успел пройти пару сотен метров, позади раздался стук множества копыт…

Фары что ближнего, что дальнего света должны были появиться в этом мире еще через пару-другую столетий, к тому же все-таки на повозках, а не на верховых конях, поэтому при виде чудовища, заступившего им из полумрака дорогу, двое вооруженных до зубов всадников, скакавших во главе почтительно отставшего отряда, состоявшего из примерно таких же на вид головорезов, синхронно ударили по тормозам… пардон, осадили коней и схватились за рукояти мечей, творя непривычными для этого занятия левыми руками крестное знамение и одновременно плюя через плечо прямо-таки пулеметными очередями.

– Вы не находите, дорогой друг мой Гайк, – пробормотал, мелко крестясь слева направо, один из всадников, звероподобный и до глаз заросший бородой, при свете дня имевшей бы огненно-рыжий колер, – что это существо имеет намерения, далекие от человеколюбивых…

– Какой такой «человеколюбивый», клянусь бабушкой! – горячо воскликнул с явственным кавказским акцентом второй, несколько поизящнее экстерьером и с щегольской остроконечной бородкой, крестящийся в противоположном первому направлении. – Да это ведь знаменитый болотный вампир выбрался из трясины, уважаемый Фридрих, чтобы высосать всю нашу кровь без остатка! А предварительно он забьет нас до полусмерти вместе с конями… Вы только взгляните на его дубину!

– Жалко, что у нас с собой нет серебряных пуль, – посетовал первый, критически оглядывая свой полутораметровый двуручный меч, который легко вертел в руке, будто шампур для шашлыка. – Боюсь, что честная сталь его не возьмет. Видите, как шарахаются наши кони, – несомненно их пугает адский дух!

Еще бы не пугал: от страшилища за версту несло болотом, то есть смесью гнили и метана, изрядно сдобренного ароматом тухлых яиц, свидетельствующим о наличии в данном водоеме источников, богатых сероводородом, и о реальной возможности для этого места стать когда-нибудь бальнеологическим курортом, специализирующимся на грязелечении.

– Да-а… Сталь эти вурдалаки не уважают, если только из нее не выковано распятие.

– Но если бросить ему через голову железную булавку, повернувшись при том спиной, – он развеется.

– Так то привидение, а вовсе не вампир. К тому же не советовал бы я поворачиваться к такому чудовищу спиной.

– Еще осина способствует… – блеснул познаниями в прикладной вампирологии Гайк, в свою очередь изучавший свое оружие, полегче на вид и больше напоминавшее шпагу, хотя и с широким обоюдоострым клинком. – Если пырнуть его осиновым колом, который вырубили с молитвой в полночь возле мусульманского кладбища, на перекрестке двух немощеных дорог…

– Ну где же нам взять кладбище в чистом поле, да еще мусульманское? – всплеснул руками богатырь, забыв, что в руке у него длиннющая, остро отточенная железяка, и едва не зарубив при этом своего спутника вместе с лошадью. – Да и до полуночи еще далеко…

– А иудейское не подойдет? – поинтересовался сзади, из сбившегося в кучку от страха перед нечистой силой отряда, никогда не пасовавшего перед врагом из плоти и крови, пусть даже в несколько раз превосходящего численностью, чей-то молодой голос. – Я тут видел неподалеку, когда мимо проезжали…

– Вот ты и поскачешь за колом, Ганс! – обрадованно заключил командир, на деле подтвердив тезис о наказуемости любой инициативы снизу, в особенности – на воинской службе. – Только не забудь молитву прочесть, когда рубить будешь!.. Стой! А молитва-то какая нужна, а, Гайк?

– Не знаю… – неуверенно протянул второй командир, опасливо отодвигаясь от приятеля, обожающего дирижировать полутораметровым, острым как бритва клинком. – «Отче наш», наверное… Или – «Богородица, дева, радуйся»…