Собрание стихотворений - Есенин Сергей Александрович - Страница 22

22

Июль 1925

Листья падают, листья падают.

Листья падают, листья падают.Стонет ветер,Протяжен и глух.Кто же сердце порадует?Кто его успокоит, мой друг?С отягченными векамиЯ смотрю и смотрю на луну.Вот опять петухи кукарекнулиВ обосененную тишину.Предрассветное. Синее. Раннее.И летающих звезд благодать.Загадать бы какое желание,Да не знаю, чего пожелать.Что желать под житейскою ношею,Проклиная удел свой и дом?Я хотел бы теперь хорошуюВидеть девушку под окном.Чтоб с глазами она васильковымиТолько мне -Не кому-нибудь -И словами и чувствами новымиУспокоила сердце и грудь.Чтоб под этою белою лунностью,Принимая счастливый удел,Я над песней не таял, не млелИ с чужою веселою юностьюО своей никогда не жалел.

Август 1925

Гори, звезда моя, не падай.

Гори, звезда моя, не падай.Роняй холодные лучи.Ведь за кладбищенской оградойЖивое сердце не стучит.Ты светишь августом и рожьюИ наполняешь тишь полейТакой рыдалистою дрожьюНеотлетевших журавлей.И, голову вздымая выше,Не то за рощей – за холмомЯ снова чью-то песню слышуПро отчий край и отчий дом.И золотеющая осень,В березах убавляя сок,За всех, кого любил и бросил,Листвою плачет на песок.Я знаю, знаю. Скоро, скороНи по моей, ни чьей винеПод низким траурным заборомЛежать придется так же мне.Погаснет ласковое пламя,И сердце превратится в прах.Друзья поставят серый каменьС веселой надписью в стихах.Но, погребальной грусти внемля,Я для себя сложил бы так:Любил он родину и землю,Как любит пьяница кабак.

Август 1925

Жизнь – обман с чарующей тоскою,

Жизнь – обман с чарующей тоскою,Оттого так и сильна она,Что своею грубою рукоюРоковые пишет письмена.Я всегда, когда глаза закрою,Говорю: "Лишь сердце потревожь,Жизнь – обман, но и она пороюУкрашает радостями ложь.Обратись лицом к седому небу,По луне гадая о судьбе,Успокойся, смертный, и не требуйПравды той, что не нужна тебе".Хорошо в черемуховой вьюгеДумать так, что эта жизнь – стезяПусть обманут легкие подруги,Пусть изменят легкие друзья.Пусть меня ласкают нежным словом,Пусть острее бритвы злой язык, -Я живу давно на все готовым,Ко всему безжалостно привык.Холодят мне душу эти выси,Нет тепла от звездного огня.Те, кого любил я, отреклися,Кем я жил – забыли про меня.Но и все ж, теснимый и гонимый,Я, смотря с улыбкой на зарю,На земле, мне близкой и любимой,Эту жизнь за все благодарю.

Август 1925

Сыпь, тальянка, звонко, сыпь, тальянка, смело

Сыпь, тальянка, звонко, сыпь, тальянка, смелоВспомнить, что ли, юность, ту, что пролетела?Не шуми, осина, не пыли, дорога.Пусть несется песня к милой до порога.Пусть она услышит, пусть она поплачет.Ей чужая юность ничего не значит.Ну, а если значит – проживет не мучась.Где ты, моя радость? Где ты, моя участь?Лейся, песня, пуще, лейся, песня звяньше.Все равно не будет то, что было раньше.За былуп силу, гордость и осанкуТолько и осталась песня под тальянку.

Сентябрь 1925

Я красивых таких не видел

Сестре Шуре

Я красивых таких не видел,Только, знаешь, в душе затаюНе в плохой, а в хорошей обиде -Повторяешь ты юность мою.Ты – мое васильковое слово,Я навеки люблю тебя.Как живет теперь наша корова,Грусть соломенную теребя?Запоешь ты, а мне любимо,Исцеляй меня детским сном.Отгорела ли наша рябина,Осыпаясь под белым окном?Что поет теперь мать за куделью?Я навеки покинул село,Только знаю – багряной метельюНам листвы на крыльцо намело.Знаю то, что о нас с тобой вместеВместо ласки и вместо слезУ ворот, как о сгибшей невесте,Тихо воет покинутый пес.Но и все ж возвращаться не надо,Потому и достался не в срок,Как любовь, как печаль и отрада,Твой красивый рязанский платок.

Сентябрь 1925

Ах, как много на свете кошек

Сестре Шуре

Ах, как много на свете кошек,Нам с тобой их не счесть никогда.Сердцу снится душистый горошек,И звенит голубая звезда.Наяву ли, в бреду иль спросонок,Только помню с далекого дня -На лежанке мурлыкал котенок,Безразлично смотря на меня.Я еще тогда был ребенок,Но под бабкину песню вскокОн бросался, как юный тигренок,На оброненный ею клубок.Все прошло. Потерял я бабку,А еще через несколько летИз кота того сделали шапку,А ее износил наш дед.