Надежда гардемарина - Файнток Дэвид - Страница 35

– Ты мне нравишься, Ники. – Она положила голову мне на плечо и, немного помолчав, добавила; – Ты такой нежный, внимательный, так добр ко мне. Мне с тобой хорошо.

– А мне с тобой, – сказал я.

– Ты прекрасный любовник. Отличный друг. Но, прости, Ники. Если этих людей казнят, ты мне больше не друг и не любовник. Я вообще не захочу тебя видеть. Никогда. Ты сам должен принять правильное решение, но моим долгом было тебя предупредить.

– Как ты можешь…

Она закрыла мне рот рукой.

– Я могу ошибаться в тебе. Но хотелось бы думать, что ты не способен на такую жестокость. А если способен, если я ошибалась, между нами все кончено. – Она запечатлела на моем лбу поцелуй, – Я должна была сказать тебе. – Она снова спрятала голову у меня под мышкой.

Я не знал, что ей ответить. Мы лежали так, счастливые и несчастные, до тех пор, пока мне не пришло время заступать на вахту.

Я сменил Вакса и пилота, и Вакс передал мне головидный чип.

– Это то, о чем вы просили, сэр.

Я сунул чип в ящик стола.

– Очень хорошо, мистер Хольцер. – Я придирчиво осмотрел его. – Поправьте галстук, пока я не поставил вам на вид.

– Есть, сэр! – Побледнев, он быстро поправил галстук, одернул китель и бросил взгляд на туфли. – Разрешите идти, сэр?

– Идите. – В голову мне вдруг пришла поистине невероятная мысль. – Встретимся в полночь в ангаре баркаса.

– Есть… в ангаре, сэр! – Он повернулся на каблуках и вышел.

Я остался на вахте один и в полной тишине предался размышлениям. Таук и Рогов. Осужденные. Еще одного визита на гауптвахту мне просто не выдержать. Но необходимо поговорить с ними. Разговор с Амандой не прошел бесследно. Я понимал, что она права, что надо отменить казнь.

Связался с Вышинским:

– Старшина, доставьте на мостик мистера Таука.

– Есть, сэр. Только Таука или…

– Только Таука.

Последовало молчание, после чего я услышал:

– Есть, сэр. Но в целях личной безопасности командира я протестую…

– Протест отклоняется. Давайте его сюда – Я отключил связь.

Через несколько минут привели Таука. Он шел, держа перед собой руки в наручниках. Вышинский впился ему пальцами в плечо. Потом подтолкнул вперед так, что тот едва удержался на ногах.

– Снимите с него наручники.

Вышинский посмотрел на меня с явным неодобрением, но приказ выполнил.

– Подождите в коридоре, – бросил я ему, захлопнул люк и повернулся к матросу, нервно потиравшему запястья. – Я хочу вас спасти. Расскажите о том, что тогда произошло. Только правду.

– Есть, сэр. – Таук сглотнул. Он был высокий, худой, изможденный, с нездоровым цветом лица и бегающими глазами.

То, что он рассказал, не представляло ни малейшего интереса Заявил, что прятал гуфджус на корабле, а перегонный куб доставили двое его дружков. А еще раньше, под наркотиками, признался, что сам принес куб на борт и сам его установил. Я проигнорировал данный факт. Главное заключалось в другом.

– С чего началась драка?

– Драку начал Венжинский, командир. А мы старались остановить его.

– Говорите правду, мистер Таук.

– Это правда, командир, сэр. – Он посмотрел мне в глаза. – Я собирался завязать с джусом; ведь мы запустили куб шутки ради. Не думая о плохом. А потом меня заставляли гнать джус. – Он снова посмотрел мне в глаза. – Венжинский совсем озверел, и ребята запаниковали. Хотели уничтожить куб, пока его не обнаружили.

– Значит, вы пытались им помешать.

– Нет, нет, сэр. Не я, другие. Я помогал. – Он снова заврался.

– Потом появился мистер Терил.

– Да, сэр. Он приказал прекратить драку, но они и слушать не стали, вошли в раж.

– А вы держали мистера Терила, когда Рогов его бил.

– Нет! Я только хотел помочь мистеру Терилу. Чтобы он не упал.

– Но мистер Терил утверждает, что вы схватили его за шею.

– Нет, сэр. Нет, командир. Мистер Терил все перепутал. Его сбили бы с ног, не удержи я его. Вот и все.

Теперь, пожалуй, он вполне мог пройти тест на детекторе лжи с наркотиками Он так часто повторял свою историю, что сам стал в нее верить. И старался меня убедить в своих наилучших побуждениях.

Случай с Тауком лишний раз доказывал уязвимость гарантированного зачисления на службу. Если бы членов экипажа подвергали столь же строгому отбору, как офицеров, Таук никогда не оказался бы на борту корабля. Но вербовать матросов на негарантированную службу было трудно, особенно если учесть политику Правительства, установившего десятилетний предел службы, считая со дня совершеннолетия, из-за боязни меланомы Т.

Правительство, промышленность и Академия испытывали постоянную нужду в квалифицированной рабочей силе, но колонии непрерывно ее поглощали. Наш прорыв в космос вынуждал Академию экипировать огромное количество кораблей, а на межзвездные рейсы уходили годы. Обитатели нижней палубы постоянно жили в тесноте. Были лишены возможности уединения и годами несли тяжелую службу, подчиняясь суровой дисциплине. Платили им много, но приходилось ждать годы, прежде чем появлялась возможность потратить заработанное.

Гарантированное зачисление помогало заполнить кубрики экипажа. Поэтому такие, как Таук, и попадали к нам, хотя, как говорится, еще с дерева не слезли. Их привлекали гарантированная работа и аванс, равный половине годовой зарплаты, который им выдавали при подписании контракта.

Практически Таук был замешан только в драке… Но было за ним и еще кое-что. Он контрабандой протащил на корабль перегонный куб, послуживший причиной скандала. Дрался с теми, кто хотел его уничтожить. Но являлось ли это достаточным основанием для казни?

– Мистер Таук. – Я ждал, когда иссякнет поток его просьб о помиловании. – Мистер Таук, старшина корабельной полиции уведет вас назад на гауптвахту. Вам сообщат о моем решении. – Я распахнул люк.

– Я не хотел ничего плохого, командир. Послушайте, командир, у меня дома мать и две парализованные сестры. Спросите кассира, ведь заработок я отсылаю им, весь до единого цента. Я им нужен. Послушайте, ничего подобного больше не повторится, командир! Обещаю!

Вышинский, прежде чем вывести его в коридор, защелкнул наручники.

– Я больше не буду драться! – вопил Таук. – Клянусь! Я был так же далек от решения, как и до разговора с ним.

После обеда, когда я выходил из столовой, интендант подал мне запечатанный конверт. Странно, в наше время для записок обычно используют головидные чипы. Придя на мостик, я распечатал конверт и извлек из него написанное от руки и явно не раз переписанное письмо.

«С уважением Николасу Сифорту, командиру судна Флота Объединенных Наций „Гиберния“.

Уважаемый сэр!

Прошу извинить меня за мое поведение во время вашего визита. Вы представляете власть на борту корабля, но я не выказал вам должного уважения. Мало того. Был непозволительно груб».

Я не знал, что и думать, и стал читать дальше.

«Неудивительно, что вы сочли меня непригодным к военной службе. Еще раз прошу простить меня. И заверяю, что способен вести себя пристойно и никогда больше не оскорблю вас ни словом, ни делом.

С уважением, Дерек Кэрр».

Это было уже слишком. Допустим, Дерек Кэрр осознал, что вел себя грубо. Допустим, решил извиниться. Но он унизил себя, и это трудно было переварить. Любопытно, зачем ему это понадобилось? Я запер письмо в ящике стола под моим терминалом.

Через несколько часов в пустом, слабо освещенном ангаре баркаса открылся люк и в него просунулась голова.

– Мистер Хольцер, сюда, – сказал я. Вакс обвел взглядом огромную каверну и, увидев меня, быстро встал по стойке «смирно»:

– Гардемарин Хольцер явился, сэр!

– Очень хорошо, – Я жестом указал на окружающее нас пространство. – Что это, Вакс?

Он озадаченно ответил:

– Ангар корабельного баркаса, сэр.

– Правильно. Теперь, пока он пустой, самое время навести здесь порядок. – Я достал из кармана кителя небольшую тряпку и брусок полировальной пасты для алюмалоя. – У меня есть для вас работа. Почистите и отполируйте стены ангара, мистер Хольцер. Все.