Надежда патриарха - Файнток Дэвид - Страница 34

Арлина первое время держалась напряженно.

– А разве ты не выстраивал стену, сквозь которую я не могла бы проникнуть?

– Я уже слышал это от тебя у Дерека. – Я сделал паузу. – Дорогая, там, в госпитале, когда я понял, что парализован, я был немного не в себе. Я искренне сожалею о сказанном.

– Я хотела дать тебе время все обдумать. Чтобы ты мог зализать раны в одиночестве. – Она помолчала. – Но мне было больно. Ты прогнал меня, когда я хотела тебе помочь.

– Можешь ты простить меня?

Не сразу, но ее ладонь легла на мою руку.

Очень скоро я понял, что уют, которым Арлина меня окружает, – лучший ее подарок для меня. Я немного расслабился, стал постанывать и бормотать во время приступов боли, пока не заметил, что она непроизвольно потирает себе спину. После этого я стал скрывать свой дискомфорт, и ей как будто стало легче.

Чувство облегчения после возвращения домой было недолгим. Я страстно желал выздоровления и напряженно работал с двумя терапевтами, которые приходили к нам каждый день. Марк Тилниц внимательно просмотрел архивы службы безопасности и отказывался выходить куда-либо, когда рядом со мной были врачи. Я решил, что надо бы как-то особенно его отблагодарить, и попросил Арлину приготовить какой-нибудь подходящий презент. И прежде, пока я не оказался в госпитале, Марк всего себя отдавал службе у меня. В последние же дни под глазами у него проступили темные круги, а взгляд сделался тревожным.

Я написал Мойре Тамаровой и повторил свое приглашение.

Филип бывал в нашей резиденции почти каждый день, приезжая из своей квартиры в Мэриленде. Мы наконец начали лучше понимать друг друга. Иногда он оставался пообедать…

– Нет, папа, это было в тот год, когда ты повредил колено.

Мы сидели в ярко освещенном углу кухни, все трое. Арлина отослала слуг, и мы в непривычно интимной обстановке поглощали лазанью, которую сами же и приготовили. Мне, ограниченному креслом, великодушно позволили нарезать и смешать овощи для салата.

– Дорогая, когда ты научила его стрелять? Еще раньше?

– Если Фити не ошибается, ему было пятнадцать… – Она пожала плечами. Филип очень хорошо помнил все даты в любом году. Он любил тренировать память, и эта его способность не удивляла.

– Ты вернулась домой, когда мне было тринадцать, мама. – Филип задумчиво посмотрел между нами. Мы с Арлиной ненадолго разошлись после восстания беспризорников.

– Мне не следовало этого делать? – вскинула брови Арлина.

Сознавая свой долг, сын коротко ее обнял. Она высвободилась и легонько толкнула его на сиденье.

– Двадцать четыре года, совсем взрослый человек… как бежит время.

– А ты бы предпочла, чтобы я снова стал ребенком?

– Нет, но… – Она задумалась. – Проклятье, заниматься воспитанием – забавное занятие. А теперь я тебе не нужна.

– Конечно, нужна. – Он попытался принять обиженный вид. – Разве я не отрываю тебя от дел? Разве не советуюсь с тобой?

– Да, мой милый. Но ты не нуждаешься во мне.

– Ну, извини. Я постараюсь быть нахлебником в большей степени. – Он пододвинул мне лазанью. – Если вам не нравится, что я вырос, сделайте еще ребенка.

Я фыркнул. Наконец-то Филип продемонстрировал, что он еще слишком молод, чтобы быть сухим прагматиком.

Я бросился заниматься запущенными государственными делами. Однажды, когда я корпел над громадным бюджетом Военно-Воздушных Сил ООН, в дверь тихонько постучали. Вздохнув, я отложил в сторону бумаги и потер спину:

– Да?

Строевым шагом вошел рыжеволосый гардемарин и замер по стойке «смирно». За ним проследовал одетый в серую униформу кадет.

– Гардемарин Тадеуш Ансельм прибыл, сэр! – Он отдал честь.

– Вольно.

Изящным движением он принял стойку «вольно» и заложил руки за спину.

– Кто вы… А-а… мистер Биван.

– Дэнил Бевин, сэр. – Голос юноши еще не установился на низком регистре.

Я проигнорировал кадета:

– Что привело вас сюда, мистер Ансельм?

– Я сопровождаю кадета, сэр!

– Отлично. Считайте, что вы свою задачу выполнили.

– Да, сэр. – Гардемарин замялся. – Могу я считать себя свободным?

– Что вам было приказано? – смягчился я.

– Вернуться на базу в Девон, как только буду свободен, сэр.

Если он такой же, как и все гардемарины, которых мне доводилось видеть – каким я и сам был в его возрасте, – он лелеет мечту побывать в другом городе.

– Отлично, но несколько дней вы не будете свободны У вас есть деньги на мелкие расходы?

– Нет, сэр.

У Хазена, судя по всему, было строго с бюджетными расходами. Что ж, это была моя собственная ошибка – когда-то я стал совать свой нос куда не следует.

Я вызвал охранника.

– Проводите гардемарина в гостевую комнату. Мистер Ансельм, мне необходимо ваше пребывание здесь в течение нескольких дней, на случай, – я принял сердитый вид, – если потребуется наказать кадета. – Если у Бенина есть хотя бы капля ума, он не воспримет это чересчур серьезно, в то же время кадетов полезно держать в некоторой неопределенности. – Однако каждый день до полуночи вы мне не понадобитесь. И вам не обязательно все это время находиться в резиденции.

– Да, сэр! – просиял Ансельм.

– Это все.

С академической вышколенностью гардемарин повернулся кругом и вышел строевым шагом.

– Кресло, повернись… о, не надо. – Я объехал вокруг стола, чтобы оказаться прямо перед Бевином. – Видите, что ваши друзья «зеленые» сделали со мной?

– Это не мои друзья!

– Ты хочешь, чтобы тебя выпороли? – взорвался я.

– Больше не хочу, сэр.

Тогда держи язык за зубами. – Я сделал паузу. – Что значит «больше»? Он покраснел:

– После вашего отъезда сержант меня наказал.

– За что?

– За споры… с вышестоящими лицами, – сказал он неохотно.

– Важно не то, что именно вы говорите, Бевин. – Мне следовало признать, что парень довольно храбр. – Важно, как вы говорите. – Нет необходимости устраивать ему разнос в нашу первую встречу. – Итак, расскажи мне о себе. Ты англичанин?

– Из Манчестера. – Он застенчиво улыбнулся.

– А я вырос в Кардиффе. – Впрочем, конечно, он это знал. Это все знали. – Из флотской семьи? – Многие в ВКС были офицерами в третьем поколении или больше.

– Отчего же, нет. – Парнишка выглядел озадаченным.

– Чем же тогда занимался твой отец? Или твоя мать?

– Вы настаиваете, сэр? – нерешительно промолвил он.

– Нет, – ответил я сердито. – Если ты не хочешь мне рассказывать…

– Мой отец – Эндрюс Бевин, из Совета по защите окружающей среды. Он заместитель мистера Уинстеда.

Я отпрянул назад:

– Тот самый Бевин? – Мне и раньше казалось, что, фамилия кадета очень мне знакома.

– Да, сэр.

– А почему ты не сказал мне этого? Проник в мой дом без…

– Я никогда не просил, чтобы меня сюда посылали! – Его лицо вспыхнуло. – Кроме того, я разговариваю с вами в первый раз после той нашей встречи.

Я постарался собраться с мыслями. Кадет тогда сказал, что он «зеленый». И что отец его тоже. Я выругался про себя. Конечно, надо будет отослать его обратно в Девон, я не могу держать здесь шпиона.

Я покраснел. «Ты что, хочешь моей отставки», – спросит Хазен. Он ведь тоже симпатизирует «зеленым». Но не каждый же из них с прибабахом.

– Он что, помощник Уинстеда? – Возможно, если держать Бевина подальше от секретных данных…

Голова мальчишки гордо поднялась:

– Первый вице-президент Совета по защите окружающей среды.

– Вице-президент…

– Да, сэр. Он начальник вашего сына Филипа. Если я отправлю назад кадета, это может плохо отразиться на судьбе Филипа. В замешательстве я искал выход из создавшейся ситуации. Отправить мальчишку, приказав никому не рассказывать, что… Позвонить Уинстеду, объяснить, что это решение не имеет ничего общего с…

Нет. Надо придумать лучший выход. Я глубоко вздохнул.

– Мистер Хаз… Начальник Академии объяснил вам, зачем вас сюда посылают?

– Нет, сэр. Сержант сказал, что вы хотели на меня посмотреть.