Особая реальность (перевод Останина и Пахомова) - Кастанеда Карлос - Страница 34

– Успокойся, чудак, – сказал дон Хуан. – Твоя жертва вполне искупает вину. Победы были настоящими и принадлежат тебе по праву. Теперь тебе нужно освободиться от клятвы.

– Но как? Надо что-то сказать?

– Слов здесь мало. Ты должен сам узнать, как освободиться от клятвы. И тогда, возможно, ты увидишь .

– Ты можешь мне подсказать?

– Надо терпеливо ждать. Знать, что ты ждешь, и знать, чего ты ждешь. Таков путь воина. Придет время, когда ожидание кончится, и ты освободишься от клятвы. В любом случае тому малышу ты уже ничем не поможешь. Он сам постоит за себя.

– Каким образом?

– Научившись уничтожать свои желания. До тех пор, пока он будет считать себя жертвой, его жизнь будет сплошной мукой. И, пока ты будешь видеть в нем жертву, твоя клятва останется в силе. Желание – вот причина наших несчастий. Научись мы уничтожать свои желания, любой пустяк станет для нас подарком. Не терзайся, ты сделал Хоакину прекрасный подарок. Бедность или нужда – всего лишь наше представление; и такие же представления – ненависть, голод, боль…

– Я не могу в это поверить. Разве голод и боль – только наши представления?

– Для меня – да. И сила воли – единственное, что позволяет нам противостоять стихийной игре жизни; без воли мы – сор, пыль на ветру!

– Не сомневаюсь, дон Хуан, что тебе удалось этого достичь. А как быть обычному человеку – вроде меня или Хоакина?

– Игре жизни может противостоять любой. Сколько раз я говорил тебе: живи как воин! Воин знает, что он ждет, и знает, чего он ждет. Только воин может выжить. Когда он ждет, он ничего не хочет, и потому самый ничтожный дар кажется ему огромным. Если ему надо поесть, он найдет еду, ибо не голоден. Если он ранен, он сумеет излечиться, ибо не испытывает боли. Голод и боль означают, что человек потерял власть над собой, перестал быть воином. В этом случае силы голода и боли уничтожат его.

Я хотел было возразить, но не стал, и вдруг подумал, не для того ли я хочу затеять спор, чтобы забыть о чуде, которому оказался свидетелем. Как Хуан узнал? Быть может, я рассказал историю о малыше, когда находился под воздействием галлюциногенов?

– Дон Хуан, как ты узнал о моей клятве?

– Я увидел ее.

– Когда? Когда я встречался с Мескалито? Когда я курил?

– Я видел ее только что.

– Во всех подробностях?

– Опять ты за свое! Я же говорил, что пересказать видение невозможно. Слова – ничто.

Я не стал больше расспрашивать: эмоционально я был убежден. Немного спустя дон Хуан сказал:

– Однажды я тоже дал клятву: Обещал отцу, что выживу и отомщу его убийцам. Годами я жил этой клятвой, но теперь свободен от нее. Я не хочу никого убивать, у меня нет ненависти к мексиканцам. Нет ненависти ни к кому. Я понял: все пути, которыми человек идет по жизни, одинаковы. В конце пути и мучитель, и жертва встречаются и понимают одно: жизнь обоих была слишком коротка. Мне грустно сейчас не потому, что мои отец и мать погибли, а потому, что они были индейцами. Жили как индейцы и умерли как индейцы, так и не узнав, что они – прежде всего – люди.

10

Я приехал к дону Хуану 30 мая 1969 года и без обиняков заявил, что хочу еще раз попытать счастья в «видении». Он с улыбкой покачал головой и сказал, что нужно набраться терпения, ибо время еще не пришло. Я настаивал на своем, утверждая, что вполне готов.

Кажется, мои докучливые просьбы ничуть ему не досаждали, и все же он попытался изменить тему разговора. На это я не поддался и спросил, как мне перебороть свое нетерпение.

– Поступай как воин, – ответил он.

– Как именно?

– Это познается на деле, а не на словах.

– Ты говорил, что воин думает о собственной смерти. Я думаю о ней непрерывно, а толку никакого.»

Дон Хуан громко причмокнул – видимо, начал сердиться. Я заявил, что не собираюсь ему надоедать и вообще, если мешаю, могу вернуться в Лос-Анджелес. Дон Хуан ласково похлопал меня по спине и сказал, что ничуть на меня не сердится; просто я и без него знаю, что значит быть воином.

– Скажи, что надо делать, чтобы жить как воин? – спросил я.

Дон Хуан снял шляпу, поскреб в голове и пристально посмотрел на меня.

– Очень ты любишь, чтобы тебе все разжевали, – усмехнулся он.

– Так уж устроен мой ум, – сказал я.

– Вот и плохо.

– Так скажи, каким образом его изменить! Я потому и спрашиваю, как стать воином; если бы я знал, то сумел бы перемениться.

Мои слова очень его рассмешили, и он снова похлопал меня по спине.

Я боялся, что дон Хуан в любой момент спровадит меня из дому, и потому быстро уселся перед ним на свою циновку и стал задавать вопросы. Меня интересовало, почему я должен ждать.

Он объяснил это так. Если я поспешу увидеть , не «залечив ран», полученных в битве со стражем, то наверняка встречусь с ним опять. Дон Хуан уверял, что в моем нынешнем состоянии эта встреча станет для меня гибельной.

– Прежде чем предпринять новую попытку видеть , нужно забыть о страже, – заявил он.

– Как его забыть?

– Для этого воину служат терпение и воля. Собственно, кроме терпения и воли, у воина ничего нет; зато с ними он творит все, что захочет.

– Но я – не воин.

– Ты начал изучать колдовство и лишен возможности к отступлению или сожалению. Тебе остается жить, как живет воин, и воспитывать в себе терпение и волю, хочешь ты того или не хочешь.

– А как их воспитывать? Дон Хуан задумался.

– Это не объяснить словами. Особенно о воле. Воля – нечто особое, таинственное. Невозможно рассказать, как ею пользоваться, но плоды ее поразительны. Главное, что следует знать: волю можно совершенствовать. Зная это, воин умеет ждать. Твоя слабость в том, что ты не знаешь, что ждешь созревания воли. Мой благодетель говорил, что воин знает, что он ждет, и знает, чего он ждет. Ты знаешь только то, что ты ждешь. Прошли годы, а ты не знаешь, чего ждешь. Обычному человеку трудно, а то и невозможно знать это. У воина здесь нет трудностей: он знает, что ждет созревания воли.

– Так что же такое воля? Может, настойчивость? Вроде той настойчивости, с которой твой внук Лусио мечтает о мотоцикле?

– Нет, – усмехнулся дон Хуан. – Настойчивость – это не воля. Лусио лишь потакает своим слабостям. Воля чиста и могущественна, она способна направлять наши действия. Воля – это то, что позволяет воину выиграть сражение, которое, по всем расчетам, проиграно.