Утраченный идеал - Дункан Дэйв - Страница 57

Он побежал. До того как повредил ногу в Старкмуре, Оук был прекрасным бегуном, но старая рана теперь могла убить его. Всадник на лошади в сопровождении двух бессловесных тварей преследовал Клинка. Наездник приказал, и две фигуры повернулись к Оуку, рыча и бормоча. Он прижался к стене, поднял «Печаль» и замотал шею плащом. Опять послышался голос. Его окружали.

Две фигуры отделились от дома и двинулись к Оуку. Они разделились и медленно заходили с двух сторон. Двое на одного – не много, если этот один – Клинок. Магистры тренировали их в Айронхолле парами.

– Не делай этого! – сказал Оук. – Я не хочу причинять тебе вред.

– А ты и не сможешь! – ответил тот, что справа.

– Я знаю тебя, – произнес Клинок. – Саша!

В путешествии они вместе играли в кости, пили.

Саша любил кривые сабли. Мужчина слева от Оука дер. жал оружие наготове, значит, это или рапира, или легкий клинок, предназначенный больше для уколов, чем для резни. Они должны поменяться местами, но Клинок не знал, как их заставить сделать это.

Долго ничего не происходило. Человек с рапирой сделал несколько выпадов, которые Оук проигнорировал.

Тогда Саша крикнул:

– Теперь!

Стрельцы бросились вперед. Клинок отклонил рапиру плащом, опустив его вниз. Ударил Сашу мечом, пронзив ему почки. Потом вернулся к другому. Рапира опасна лишь на расстоянии вытянутой руки. Оук закрылся плащом и ударил снизу, чувствуя, как «Печаль» с глухим звуком входит в тело. В то же время боль пронзила его руку. В темноте он не заметил мужчину с кинжалом.

Двое на земле извиваются и кричат от боли, но не мертвы. Людей здесь гораздо больше. Высокий черный всадник и медведеподобные собаки наблюдали за происходящим с другой стороны улицы.

– Подойдите и помогите! – крикнул Оук. – Быстрее отнесите их к врачам!

– Трое! – приказал всадник. Свинья!

Три покрытые снегом фигуры вышли из темноты. Оук продвинулся дальше, прижимаясь к стене.

Правая рука кровоточила, отдаваясь пульсирующей болью во всем теле, но все еще действовала. Это все, что имело для него значение сейчас. В Айронхолле рассказывали о нескольких битвах трое на одного, и большинство героев в них погибали. Кроме Великого Мастера полвека назад, победившего четверых в открытом поле. Но Оук не Дюрандаль. Победить троих невозможно.

Но у него за спиной стена, а они потеряли двух человек. Саша все еще кричал. А он лучший из них, и то, как быстро стрелец сдался, должно бы остановить их.

Солдаты медленно подошли. Оук дернулся, горя желанием прыгнуть на одного из них, но не отважился оставить защитную стену.

– Трусы! – крикнул им Клинок. – Было лишь двое смелых среди вас? Легче справиться с женщинами и детьми, не так ли?

Они молча продолжали свое дело – рапирист посередине, пронзенный мечом с другой стороны. Никто не сделал ни одной ошибки, не выкрикнул предупреждения. Один в центре дернулся первым, другие налетели следом, как дробь из ружья. Люди превратились в клубок из тел и сверкающей стали. Удар, отпор, выпад, укол. Фигуры, танцующие в темноте. Тяжелое дыхание. Ужасная боль меж ребер. Откат на спину к стене. Крик.

Однако кричал не Оук. Он стоял напротив стены, ошпаренный горячей водой. Два тела и сабля валялись рядом. Один человек, пошатываясь, шел прочь, согнувшись пополам, держа свои кишки. После него на снегу оставался черный след. Стрельцы сказали, что его раны ничто по сравнению с их. Неправда. Рука, рана в груди, кровь на животе, холод в ногах. Больно, больно! Он заставил себя подняться, прислонился к стене, тяжело дыша и скрипя зубами.

–Теперь четверо! – приказал всадник.

Оук проклинал его. Это безнадежно, даже если бы он был Дюрандалем. Собаки бросились на Клинка. Одна огромнее другой. Оук взмахнул «Печалью», когда почувствовал укус. Собака взвизгнула почти по-человечески. Другая чуть не впилась ему в горло, он вовремя выставил руку. Оук Услышал, как хрустнули кости. Потом гончая ослабила хватку. Не в силах вырвать руку, он закричал и попытался ударить ее, но потерял меч. Собака снова сомкнула челюсти, волоча его по земле как тряпку. Клинок закричал.

– Василий! Назад!

Щелкнул кнут, собака заскулила.

Оук лежал на снегу, чувствуя холод во всем теле. Боль. удушье. Смерть.

Но было что-то пострашнее. Послышались крики:

– Собака! Смотри на собаку! Она меняется! Колдовство!

– Накрой ее, воевода! – приказал знакомый голос. – Тихо, дураки. Она мертва. Все.

Копыта стучали совсем близко от уха Оука. Он понял, что всадник смотрит на него.

– Убил Якова! Как сильно он ранен? Фигура опустилась перед ним на колени.

– В грудь. Выглядит плохо. – Голос Вяземского.

– Звезды! Как долго ему осталось?

– Три-четыре минуты. Не больше.

– Он убил моего пса! Отнести его к целителю! Клинок должен прожить дольше.

– Нет надежды, государь. Целитель не поможет. Раны в грудь, вы знаете.

– Пламя и смерть! Тогда раздень его и убедись, что он сдохнет в этой канаве. Оставь тело крысам. Отнеси наших раненых к целителю и убери трупы.

– Да, государь.

Топот копыт удалялся и совсем стих.

– Я говорил, он хорош, когда мертв.

– Да, воевода.

– Потом присмотри за ранеными. Доложи мне, когда все сделаешь.

– Да, воевода.

Мир приближался и удалялся, в основном удалялся. Боль ушла. Оук мог чувствовать боль, темноту... видел блеск кинжала, когда мужчина опустился возле него на колени. Не важно. Скоро он умрет, тогда боли совсем не будет.

– Тише, тише! – послышался голос. – Просто отрежь здесь, смотри, как плохо... – Кто-то отошел и вернулся снова. Принес фонарь. Свет причинял боль. – Он не дышит. – Мужчина с кинжалом приблизился к груди Оука. – Вырежи кусок мяса, сломай несколько ребер, но не входи внутрь. Могу остановить кровотечение... заклинатель...

– Но... – прошептал Оук.

– Тихо!– потребовал человек. – У тебя галлюцинации. Ничего не было, понял?

Не было. Ничего.

2

Что-то было не так сегодня ночью.

Софья болтала со своими фрейлинами в гостиной комнате. Обычно здесь она ждала своего мужа, но в этот вечер его дверь открыта, и стрельцов рядом нет. Значит, Игоря в спальне тоже нет. Ей следовало попросить кого-нибудь из дам позвонить в колокольчик, чтобы вызвать слугу и выяснить, где царь. Вместо этого, осмелев, царица объявила, что они спустятся в Зал собраний. Она пошла вперед, а за ней гудящая, щебечущая и шуршащая свита.