Дом на могиле - Фарр Каролина - Страница 13

Я содрогнулась:

— Но это... ужасно!

— Если рассматривать как массовое убийство. Вы можете представить себе процесс погребения царицы? Служба, пение, музыка, играющая до последнего момента... Яркие одежды, сверкающие украшения на запястьях, лодыжках и шеях, золотые листья, серебряные лепты, полудрагоценные камни на головных уборах... Шепот, разговоры, скрываемое возбуждение... Эти женщины надевали свои лучшие наряды, словно отправлялись на особое торжество. И иногда, полагаю, так и было!

— На свою смерть? — в страхе пролепетала я.

— Сомневаюсь, что они думали об этом, как о своей смерти. Сомневаюсь! Просто сопровождали свою госпожу к новому трону в новом мире. Царица была для них богиней, и они были рады служить ей всюду. Выпить из кубка означало сесть на судно, которое перевезет их на новую землю! Вот и все!

Звук гонга, призывающий к ленчу, застал нас врасплох. Я неохотно ушла из музея, радуясь, что скоро снова вернусь сюда. Здесь было очень спокойно. Даже зычный голос профессора звучал приглушенно.

Вернувшись, я с увлечением принялась за составление списка золотых, серебряных, медных и каменных предметов, булавок, бусинок, золоченых миртовых листьев, ожерелий, ножных и ручных браслетов, золотых наконечников копий и стрел.

Джон с Хусейном занимались топкой работой по очистке и реставрации, а мы с профессором осматривали и проверяли ярлыки и таблички и все записывали в медленно пополняющийся каталог.

Удача не всегда улыбалась нам. Многие металлические предметы превращались в голубой или зеленый порошок, а иногда и глиняные черепки рассыпались в пыль. Случалось, что хрупкие изделия, уже отреставрированные в результате многочасового труда, рассыпались от неосторожного прикосновения. В такие моменты мы не сдерживали своих эмоций, и даже спокойный, выдержанный Джон с горечью взрывался.

На улице снова поднялся ветер, по окнам забарабанил проливной дождь, но мы, не замечая непогоды, увлеченно трудились над бесценными сокровищами далекого прошлого.

В эту первую неделю я так уставала и так крепко спала, что не слышала бы писка крыс, если бы они даже плясали вокруг моей большой, теплой постели! Тем не менее каждое утро я проверяла защитную баррикаду, сооруженную возле скользящей панели. Тяжелый письменный стол оставался на своем месте, так же как и серебристые головки винтов. Теперь я была уверена, что тогда из-за обшивки слышала возню крыс. Но по какой-то необъяснимой причине все же, прежде чем улечься спать, клала возле постели тяжелую кочергу.

Однако к концу недели страхи улеглись. В субботу утром мы работали над мумией и ее украшениями, лежащими в каменном саркофаге. Ко времени ленча появились слабые проблески солнца. Я впервые осознала, что не выходила из дома на свежий воздух с тех пор, как приехала на остров.

Готовясь к ленчу, я глянула из окна на подсыхающую на ветру и солнце горную тропинку, вьющуюся между почти голыми деревьями. Оставшиеся листья радовали взор чудесным багрянцем. При появлении солнца море под утесом из мрачно-серого превратилось в нежно-зеленое, украшенное белыми бурунами воли. Они бурлили и пенились, разбиваясь о скалы, а зеленые воды относили назад островки белой пены.

И мне вдруг очень захотелось как можно скорее выйти на чистый, свежий воздух. Исследовать округу и, может быть, деревню тоже. Я поспешно надела толстую юбку и свитер, достала из шкафа туфли на низких каблуках.

Ленч казался нескончаемым. Карен возбужденно болтала о поездке в Вермонт, к друзьям.

Профессор был спокойным, но, похоже, не мог дождаться, когда она уедет. Я догадалась, что он увлечен работой, которую мы делали всю педелю, а ведь многие ящики еще оставались не распакованными. Рандолф не спустился к ленчу, хотя мне было известно, что он где-то дома. Профессор с явной тревогой поглядывал на его пустующее место.

Он встретился со мной взглядом и печально улыбнулся:

— Никогда никто не бесил меня так, как этот мальчишка! Он знает, что я терпеть не могу непунктуальности! Миссис Хадсон, пошлите кого-нибудь за Рандолфом! Ему уже давно следовало спуститься!

— По-моему, он собирается в деревню, отец, — сказал Джон, виновато посмотрев на меня странными, светлыми глазами. — Вероятно, останется там на ночь, наверное, пойдет на танцы.

Профессор фыркнул:

— Танцы!

— Он хорошо работал всю педелю, — заступился за брата Джон. — Необыкновенно хорошо. Ты же видел, как Рандолф отреставрировал головной убор. Кажется, мисс Стантон хорошо на него влияет. — Джон улыбнулся мне.

— Ха! — отозвался профессор. — Если ты имеешь в виду, что он прихорашивается, когда рядом, Дениз, то ты прав! Но уж слишком часто Рандолф ездит в деревню. Я собираюсь положить этому конец. И скоро!

Карен незаметно от мужа улыбнулась мне и покачала головой.

— Нам всем надо время от времени расслабляться, Скотт, — мягко произнесла она. — Не нужно обвинять Рандолфа за то, что он хочет наслаждаться жизнью, насколько это возможно здесь. Вы любите танцевать, Дениз?

Я улыбнулась:

— В колледже танцевала.

— Я тоже. В деревне устраивают хорошие танцы. Мы со Скоттом тоже иногда там появляемся. — Она взглянула на мужа. — Джон не интересуется танцами, но Рандолф очень хорошо танцует. В таком месте, как это, молодые люди должны как-то развлекаться.

— Вряд ли времяпрепровождение Рандолфа можно назвать развлечениями! — проворчал профессор Уайганд. — Да еще невинными! А то, чем мы здесь занимаемся, Карен, слишком важно, чтобы пренебрегать этим ради эгоистического удовольствия.

Она быстро откликнулась:

— Если ты не хочешь, чтобы я поехала в Вермонт, Скотт, то только скажи.

Карен произнесла это с такой горечью, что я с удивлением посмотрела на нее.

Профессор помотал головой:

— Я говорю не о тебе, Карен. Поезжай в Вермонт. Мне правится видеть тебя счастливой. Ты это знаешь. Я не могу держать тебя здесь взаперти, и, во всяком случае, ты не член пашей группы.

Карен повернулась ко мне.

— Иногда мой муж не слишком лестно выражается, Дениз! — печально проговорила она. — Но он, конечно, прав: от меня здесь действительно никакой пользы.

— Вздор! — проворчал он. — Жена — это совсем иное. Древние цари сооружали таким женщинам, как ты, дома и памятники. Красота вдохновляет, Карен. Любовь рождает честолюбие, поднимающее мужчину на новые высоты, фараон он или археолог. И тебе не хуже меня известно, что я всегда хотел, чтобы ты была сама собой. Ты одним своим присутствием придаешь ценность тому, что я собираюсь делать и делаю. — Он посмотрел на меня и усмехнулся. — Вернувшись из Вермонта, Карен будет без устали болтать о своих друзьях. Иногда ей кажется, что я не слушаю, но она ошибается. Слушая ее, я все живо себе представляю, словно сам там побывал. Так было и когда я работал в пустыне. Ее письма переносили меня сюда или в Вермонт — словом, туда, где она была. Они действовали на меня, как глоток свежего, прохладного воздуха с Уэргилд-Айленда. Пока... — Он резко осекся, и лицо у него вытянулось.

Джон быстро спросил:

— Что вы собираетесь делать сегодня, Дениз? Вы должны сполна воспользоваться солнцем. Прогноз на завтра не очень хороший.

— Хотела после ленча пойти прогуляться, — смущенно ответила я. — Я приехала сюда ночью и видела из моего окна только утес!

— Почему бы вам не пройти по горной тропинке в деревню? — предложил Джон, пристально глядя на меня. — Если устанете, можете на главной улице найти мою машину. Я должен вернуться в Уэруолд часам к пяти и с удовольствием привезу вас обратно.

Я улыбнулась, поблагодарила его и встала, сгорая от нетерпения убежать из этого дома.

— Мне хочется погулять по лесу с другой стороны. Пожалуй, пойду туда, а не в деревню. Там же Тайная пещера и конец тоннеля, не так ли?

Джон, судя по выражению его лица, не одобрил моего решения, но пояснил:

— Да, примерно в полумиле отсюда. Вход в тоннель вы найдете в старом каменном доме на ферме. Впрочем, сейчас дом ремонтируют, а вход зарос плющом. В тоннель лучше не входить. Внутри может быть небезопасно, а после дождя очень мокро.