Дом на могиле - Фарр Каролина - Страница 6

Он слабо улыбнулся:

— Я сам много путешествовал. Да. Отлично вас понимаю. Что ж, провожу вас в церковь, когда вы устроитесь.

— Я пойду с вами в другое воскресенье, мистер Уайганд. Но не рассчитывайте, что буду бывать там часто. Вы будете разочарованы.

Он кивнул:

— По крайней мере, вы откровенны. О большинстве моих прихожан, если их так можно назвать, такого не скажешь. Легко дают обещания, которые никогда не выполняют, когда я прошу их помочь. И предлоги у них в большинстве случаев надуманные. Когда я вижу их в деревне после службы...

Тут снова прозвенел гонг, и ему пришлось замолчать. Здесь звук гонга казался еще громче, и я заметила, что он висит в нише за коридором, ведущим на кухню. В столовой он прозвучал просто громоподобно. Но пока я сопротивлялась желанию заткнуть уши, эхо быстро смолкло.

— Очень громко, правда? — пробормотала я.

— Ужасно! — согласился он. — Хусейн был поваром у отца в одной из его экспедиций. Он бьет в гонг так, словно это его личный враг. В пустыне, когда Хусейн созывал к трапезе сто человек, это, может быть, и было прекрасно, но в помещении — просто оглушительно! Нет необходимости говорить, что, когда отца нет, гонг молчит. Но когда он дома, то настаивает, чтобы Хусейн делал то же, что в Египте и Сахаре.

— Это нервирует, но вы все, полагаю, привыкли.

— Никогда! — заявил Джон, глянув на лестницу и нахмурившись. — Будь моя воля, я выбросил бы гонг в море! Но отец его любит, даже когда, как сегодня, не намерен спускаться вниз.

— Так профессор не собирается спускаться к завтраку?

— Никогда не спускается в воскресенье утром, — пояснил он. — В этой столовой у нас проходит только одна трапеза. В остальное время мы едим в комнате для завтрака. Сейчас покажу вам, где это. Там гораздо уютнее, чем здесь. Впрочем, боюсь, сегодня утром у вас другой компании, кроме меня, не будет.

Я попыталась пробормотать что-то вежливое. Мне доводилось знать и более яркое мужское общество, чем Джон Уайганд с его проповедями, но делать нечего! Я последовала за ним в комнату для завтрака и приятно удивилась, обнаружив, что это умеренных размеров комната с аккуратной современной мебелью. На белой скатерти сверкало серебро, на окнах висели такие же яркие, как в моей комнате, занавески, на полу лежал современный ковер и стоял стол, за которым свободно могли разместиться восемь человек. Я с одобрением посмотрела на вазу с прекрасными розами.

— Эту комнату украшает миссис Уайганд?

Джон посмотрел на меня:

— Да, это работа Карен. Она любит яркие вещи. Ее комната обставлена очень современно; она настояла на этом. Если бы отец позволил, Карен изменила бы весь дом. Но Уэруолд забит антиквариатом, как и отцовскими музейными экспонатами. Такие вещи должны быть выставлены, а их размещение соответствовать определенному плану. Впрочем, профессор, безусловно, сам вам это все объяснит. Вы знаете, что этому дому двести лет?

— Да, мистер Раволи мне сказал.

— С тех пор, конечно, кое-что перестроили.

Но главный зал, кухня и большая часть нижних комнат остаются такими, какими были в 1763 году, когда произошло восстание Понтиака против британцев. В этом доме творилась история, мисс Стантон! Его нужно сохранить и сделать национальным памятником. Он был оплотом британцев в начале революции и убежищем жителей материка во время индейских войн и конфликтов с французами. В его стенах, которые были построены для того, чтобы выдерживать осады, и выдерживали их, есть потайные ходы! Один из моих предков построил тоннель, который соединяет столовую с Тайной пещерой на восточной стороне острова, почти в трех четвертях мили от Уэруолда.

— Надеюсь, в мою комнату нет потайного хода? — спросила я, когда он пододвинул мне стул.

Джон засмеялся:

— Вы испугаетесь, если я скажу, что был, мисс Стантон?

Подняв глаза, я увидела его добродушную, почти снисходительную улыбку и нахмурилась:

— Нет, но если ход и есть, надеюсь, с моей стороны он закрыт?

— Сомневаюсь, что какая-нибудь из этих старых скользящих дверей еще может открыться, — сообщил он и улыбнулся, что-то вспоминая. — В детстве мы с Рандолфом очень интересовались этими ходами. Нам тогда трудно было открывать двери, кроме одной, в столовой, которая всегда привлекала внимание гостей и которую Хусейн время от времени проверяет и смазывает маслом. Если честно, я не знаю, где находится дверь из главной комнаты для гостей, то есть из вашей комнаты. Более современные комнаты наверху не связаны с ходами, но ваша могла быть связана. Вас в самом деле встревожило бы, если бы там была потайная дверь?

— Разумеется, нет! — твердо солгала я, но, заметив в его глазах недоверие, добавила: — Конечно, я это ощущала бы. Особенно ночью. Сомневаюсь, что хорошо бы спала, зная, что она там есть.

— Естественный женский страх, — пробормотал он. — Однако в прошлом здесь жили женщины, которые спали в комнате для гостей, а также в огромной главной спальне, впускали любовников через потайные двери и прекрасно спали, когда те приходили!

Я уставилась на него, неожиданно покраснев. Мой гнев разгорался.

— Ладно, мистер Уайганд! Сейчас двадцатый век, а не восемнадцатый! — И резко добавила: — Вы и об этом будете говорить в сегодняшней проповеди?

Он густо покраснел:

— Разумеется, нет, мисс Стантон! Мне очень жаль, правда. Я не имел в виду ничего личного, просто это цитата из истории Уэруолд-Хаус. Я, конечно, не имел в виду вас, говоря это.

Мне не хотелось продолжать этот разговор. К счастью, в это время за моей спиной бесшумно появилась миссис Хадсон с маленьким меню в худой руке, в котором неразборчивым, старомодным почерком были написаны названия блюд.

Я выбрала томатный сок, кашу, тост и кофе. Она молча кивнула и протянула меню Джону Уайганду.

Его лицо приобретало нормальный цвет, да и аппетитом он, похоже, не страдал, потому что заказал яичницу из трех яиц с беконом, фрукты с пастеризованными сливками и кашу. Еда, пусть и вкусная, не располагала к продолжению нашей беседы. К своей я едва прикоснулась, потому что после приступа гнева, от которого обычно быстро отхожу, всегда испытываю сожаление, неловкость и замешательство.

Пробормотав слова извинения, я начала подниматься. Джон тотчас же вскочил, обошел вокруг стола и со старомодной вежливостью отодвинул мой стул.

— Я вас обидел, мисс Стантон, не так ли? — тихо спросил он. — Проблема, полагаю, в том, что я слишком долго живу на Уэргилд-Айленде! Я не очень хорошо знаю женщин. Конечно, я путешествовал на Средний Восток. Но у меня там никогда не было времени... Женщины здесь не ангелы. Они...

— Может, оставим этот разговор? — холодно попросила я.

— Пожалуйста, — согласился он, нахмурившись. — Но хочу возместить вам ущерб. Послушайте, сегодня я приду к вам и проверю вашу комнату. Потайные двери, похоже, всегда строили одинаково. Стены повсюду обшиты кедровыми панелями, и одна из них может двигаться по пазам на железных бегунках. Я никогда раньше не считал это необходимым, но прибить гвоздями или привинтить панель к деревянной основе, должно быть, очень просто. — А увидев, что я молчу и не смотрю на него, быстро добавил: — Пожалуйста, мисс Стантон! Я бы очень хотел это сделать! Тогда вам больше не придется об этом думать.

Я кивнула:

— Прекрасно, мистер Уайганд. Сегодня днем.

Вернувшись в свою комнату, я с опаской огляделась. В мое отсутствие кто-то из слуг поработал здесь, потому что огромная постель была застелена, окно открыто для проветривания, так как дождь уже прошел, а в камине разожжен огонь.

В солнечный день из моего окна, должно быть, открывался чудесный вид. Сейчас же по обе стороны Уэргилд-Хаус я видела только лес — узенькую полоску деревьев позади утесов. Ветер наклонял их верхушки, отчего они казались меньше, чем были на самом деле, и срывал с них багряно-золотистое убранство поздней осени. Слева из моего окна виднелась скалистая масса, которая, как я решила, скорее всего, была Берднест-Айлендом.