Дом там, где сердце - Фаррел Шеннон - Страница 4

Рыдая, Мюйрин спрашивала себя, как она сможет жить с пере­полняющим ее чувством вины. Я злая, грустно думала она. Как я могу чувствовать такое облегчение после его смерти? Как я могу в такой момент думать о себе? Но я понятия не имею, что со всем этим делать! Что ждет меня впереди? И как мне быть?

Все эти вопросы неотступно, снова и снова преследовали ее. Последние две недели были самым ужасным кошмаром, ставшим отвратительной реальностью, и она понятия не имела, как с этим бороться.

Она рыдала, всхлипывая все громче.

Он проклинал Августина за то, что тот оставил свою пре­красную молодую жену в таком положении: в Ирландии, без единого друга, без семьи, без имущества и каких-либо средств существования.

– Все будет хорошо, Мюйрин, вот увидите, – услышал он свой голос, в то время как ее руки обняли его за шею.

Он позволил себе расслабиться и даже насладиться теплом и близостью ее тела, хотя, переживая такое горе, она, вероятно, едва осознавала, что делает.

– Я позабочусь о вас. Доверьтесь мне. Все будет в порядке, вот увидите.

Со временем ее всхлипывания стали утихать, и она забралась поглубже под одеяло.

– Замерзли? – тихо спросил Локлейн, и его губы коснулись ее черных волос.

– Немного.

– Схожу-ка, подброшу угля в камин.

– Нет, останьтесь со мной, пожалуйста. Так мне вполне теп­ло, правда же, – сказала она слабым голосом.

Ему не понадобилось второе приглашение, чтобы остаться на месте. Он и сам устал так, что ему казалось, будто он может лечь и заснуть навсегда. Он тоже удобнее устроился в постели и уперся подбородком в ее макушку.

– Так лучше?

– Угу, – прошептала Мюйрин, блаженно уносясь куда-то вдаль.

– Доктор оставил вам кое-какие лекарства. Примете что-нибудь?

– Нет, правда, мне только нужно чуть-чуть поспать, Локлейн. Переправа была такой ужасной, там даже каюты не было!

Неудивительно, что бедняжка была в таком состоянии, со злостью подумал Локлейн. Три ночи подряд ее бросало из сто­роны в сторону на пароходе из Шотландии.

Он натянул на себя оставшуюся часть одеяла, чтобы не за­мерзнуть, ведь на нем была рубашка с короткими рукавами. И вскоре, несмотря на все усилия не задремать, дабы быть уве­ренным, что с Мюйрин все в порядке, он заснул крепким сном, обняв ее так, как будто никогда больше не отпустит.

Глава 3

Локлейн медленно пошевелился, как слабый зимний лучик солн­ца, пробивавшийся через окно. Господи, до чего же холодно, была его первая мысль. Он плотнее закутался в одеяло и сладко зев­нул. Легкое движение рядом окончательно пробудило его, и он вдруг понял, что заснул рядом с Мюйрин.

Он собирался быстро выскользнуть из кровати, пока она не обнаружила его присутствие и не обиделась» но вдруг увидел, что ее глубокие глаза уже открыты.

Она сонно улыбнулась ему:

– Ну надо же, а я-то думала что это я соня.

– Давно вы проснулись? – спросил он, дотронувшись до ее лба, чтобы проверить, нет ли у нее температуры. Она, ка­жется, была не такой горячей и в лучшем настроении, чем вчера вечером.

– Достаточно давно, чтобы быть признательной за то, что вы не храпите.

– Прошу прощения, что я…

Он начал извиняться, пытаясь встать, но она легко положила руку ему на грудь.

– Не стоит. Вы заснули. К тому же, если бы не это, мы оба ужасно бы замерзли, – сказала она, снова закрывая глаза.

Уже чуть менее смущенный, он не мог противостоять ис­кушению понежиться в постели еще несколько минут. В комнате стало так холодно, что, когда он говорил, пар шел у него изо рта, а он так давно не был с женщиной…

Тепло и открытость Мюйрин были слишком большим искушением. Он не мог совладать с собой. Он снова убрал волосы с ее изящно закругленной щеки и положил на подушку рядом с ее головой свою, глубоко вдыхая ее чистый, свежий аромат. Он был мягкий, нежный, как у розы, но с легким оттенком муската.

Мюйрин нравилось ощущать объятия Локлейна, она не бо­ялась его. Но когда он попытался переложить руку на ее не стесненную корсетом талию, она резко отпрянула.

– Господи, я сделал вам больно? – воскликнул он, вскаки­вая, когда дыхание ее стало тяжелым и прерывистым.

– Локлейн, это не ваша вина, правда. Я же говорила вам, что падала на корабле. Вот почему я не могу носить корсет.

– Вам нужно показаться доктору, – мягко сказал он, глядя, как она встает с кровати и направляется к уборной.

– Докторам надо платить, – ответила она через плечо, – и ничего нового они мне не скажут. Пройдет со временем.

Он с болью вспомнил все неприятности, от которых оберегал ее с того ужасного момента предыдущего дня, и погрузился в угрюмое молчание.

Выйдя из-за ширмы, она пошевелила последние тлеющие угольки в камине и подбросила еще угля.

– Позвольте мне. Вам нельзя этого делать. Особенно когда вы больны, – заявил он, поспешно вскакивая с кровати.

– У меня всего лишь пара ушибов, я не больна, – раздра­женно ответила она, стараясь удержать ведерко для угля.

– Я знаю, но вы могли быть…

Она пристально посмотрела на него и рассмеялась.

– Право, ну и беспокойный же вы человек! Я заметила это еще в самый первый раз, когда увидела вас на пристани. Вечно у вас недовольный и угрюмый вид. Я думала, вы управляющий поместья, а не сама смерть.

Он выпрямился во весь рост.

– Я серьезно отношусь к своим обязанностям, миссис Колдвелл. Есть много причин, по которым необходимо вернуться в Барнакиллу, о которых, простите меня, вы ничего не знаете. Вы же не думали, что после смерти Августина я буду вне себя от радости, не правда ли?

Он снова недовольно взглянул на нее.

Она тихо вздохнула и отдала ведерко. Возможно, было глупо с ее стороны думать о нем как о друге. Как и у всех мужчин, у него было в голове одно, а на языке другое.

Она подошла к своему багажу и открыла первый попавший­ся чемодан. Вытащила оттуда теплое черно-красное шерстяное платье. Из черной сумки поменьше достала чистое белье и по­шла за ширму переодеваться.

Локлейн нашел свою одежду и выглянул за дверь, чтобы по­просить еще горячей воды.

Она вернулась из уборной через несколько минут, ее иссиня-черные волосы струились по узким плечам и черной волной спадали к талии.

Он замер, открыв рот, околдованный ее красотой.

Она по-своему поняла его взгляд.

– Ужасно смотрится, правда? Моя сестра Элис всегда говорит, чтобы я подстригла их. Но после этого я точно не подстригу, – призналась она с легкой улыбкой, заплела волосы в тугую длин­ную косу, даже не глядя в зеркало, и перекинула ее через плечо с таким видом, как будто ей было наплевать на прическу.

– Нет, что вы, они не ужасны, они прекрасны. Таким волосам каждая женщина могла бы позавидовать, – возразил он и поч­ти бегом устремился за ширму, чтобы скрыть от нее свое сму­щение. Что же с ним происходит?

Его бывшая невеста Тара была красавицей – каждый мест­ный мужчина готов был просить ее руки. Светловолосая и пыш­ногрудая, она получала предложения чаще, чем кто-либо в Фермане. Но, к большому удивлению Локлейна, она выбрала его. Однажды она застала его одного в подсобном помещении и раз­веяла все сомнения в том, насколько он ей интересен.

Естественно, Локлейн не мог устоять перед ее прелестями. Ему стукнуло тридцать, и он начал подумывать о том, чтобы завести семью. Их роман длился два года. Два слишком страст­ных, бурных года. И хотя они обручились почти сразу, ему никак не удавалось уговорить Тару назначить день свадьбы. Он на­деялся, что она забеременеет, но ребенка все не было и не было. И в один прекрасный день она просто исчезла…

– С вами все в порядке? – услышал он голос Мюйрин.

– Да, все нормально. А что? Он выглянул из-за ширмы.

– Просто вы стонали. Вот, вы забыли горячую воду. Да не брызгайтесь вы так в этом холоде, дурачок. Вы же в ледышку превратитесь.

– Странно, что в тазу вода не замерзла, – отметил он, вы­ходя за бритвенными принадлежностями, и тут же принялся за щетину на подбородке, пока Мюйрин наводила кое-какой порядок в номере и застилала постель.