Дом там, где сердце - Фаррел Шеннон - Страница 68

Он крепче прижал ее к себе.

– Я с тобой, потому что люблю тебя. Куда бы ты ни задумала уехать, чем бы ни захотела заниматься, я всегда буду с тобой.

– Пока не высохнут моря?

– Да, любовь моя.

– Так ты прощаешь меня за то, что было в Дублине? – про­шептала она.

– Тебя не за что прощать. Я не виню тебя, что ты пришла в ужас от увиденного. Я бы, наверное, тоже пришел в ужас. Я видел проституток в Кейптауне и Сиднее, когда сходил с ко­рабля по пути в Австралию и обратно. Я бы не пожелал этой доли ни одной женщине и ни одному мужчине. Но ты сделала все возможное, чтобы сохранить поместье. И спасти людей от того, что однажды им пришлось бы обратиться к такому же существованию, чтобы выжить. Как я могу строго судить тебя за это? Я люблю тебя, Мюйрин, и всегда буду стараться понять тебя.

– Правда? Потому что я хочу сделать еще одно признание, прежде чем мы решим, что нам теперь делать. Хотя, вообще-то, два признания.

Он слегка улыбнулся ей.

– Что ж, хорошо, я слушаю. Но, надеюсь, это не слишком меня шокирует. Я не уверен, что выдержу это.

– Думаю, это будет приятный шок. Первое – на свою часть от отцовского наследства я купила еще одно поместье. Поместье Кристофера.

Локлейн стоял, раскрыв рот.

– Но как? Никогда бы не подумал, что он так легко сдастся.

– Нил оказал давление на кредиторов, чтобы те потребова­ли оплаты, ему удалось убедить их наконец обратиться в суд. Кристоферу оставалось или идти под суд, или продать поме­стье. Так что он продал мне поместье, и я оплатила его долги.

– Отличная новость! Теперь мы точно сможем возродить Барнакиллу, и нам не нужно будет переживать, что за дверью у нас притаился враг. Я знаю, ты справишься и с двумя поме­стьями, Мюйрин.

Она покачала головой.

– Не справлюсь, дорогой, потому что Барнакилла больше не принадлежит мне. В сущности, она никогда не была моей. Видишь ли, с завещанием были проблемы.

Локлейн потер лоб и воскликнул:

– О Боже, не хочешь ли ты сказать, что Кристофер законно унаследовал ее? Подумай о деньгах, о тяжелом труде, обо всех жертвах, которые мы ради нее понесли! Он не может забрать у тебя все, что ты сюда вложила…

– Нет, любовь моя, поместье не принадлежит и Кристоферу. Отец Бреннан обнаружил бумаги среди приходских записей в Дублине. В завещании, которое оставил твой отец, говорится, что поместье достанется самому старшему из оставшихся в жи­вых его сыновей. Старший из оставшихся в живых, а не старший из оставшихся в живых законнорожденных. Только благодаря Блессингтону и этому ужасному, лживому адвокату Августину и его матери удалось захватить контроль над поместьем, пока ты был в Австралии. Барнакилла никогда не принадлежала ни Ав­густину, ни мне. Она всегда было твоей.

Он молча смотрел на нее, а потом крепко обнял. Он качал ее на коленях, крепко прижав к себе, как будто никогда ее больше не отпустит.

– Спасибо тебе, любовь моя! Если бы ты не приехала в Барнакиллу, чтобы спасти меня, не знаю, что стало бы со всеми нами.

Она нежно убрала его черные волосы со лба.

– Не стоит меня благодарить, любимый. Я сделала то, что сделал бы каждый. Я должна была это сделать. У меня не было выбора. Так что теперь мы соседи и друзья. Мы ровня. Тебе не нужно принимать никаких решений прямо сейчас…

– Нужно, – сказал он, поднимаясь с дивана, и закружил ее в объятиях. – Я люблю тебя и собираюсь жениться на тебе как только представится возможность.

— В таком случае хорошо, что отец Бреннан приехал со мной, – пробормотала она, когда он понес ее в спальню и ак­куратно опустил ее на постель.

– Нам нужно будет сделать все приготовления, всех при­гласить…

– Все это для меня совершенно неважно. У меня уже была одна пышная свадьба, сущий кошмар. Когда я стою рядом с то­бой, Локлейн, мне достаточно, что нас здесь только двое.

Длинные пальцы Локлейна искусно расстегивали пуговицы ее платья, пока она развязывала его галстук.

– Нам понадобятся два свидетеля. Но это ерунда. Лучше не поднимать шума сейчас, когда положение еще достаточно тя­желое.

– Уже нет. У нас есть еда, одежда и все остальное, что мне удалось погрузить на «Андромеду». И Нил нам поможет. Он обещал поддержать меня, неважно как. Он хочет, чтобы мы были счастливы, чтобы избавились от забот и борьбы за Барнакиллу. Он хотел, чтобы я осталась в Шотландии, но в конце концов я убедила его, что мое место здесь, с тобой. Я продала там все свое имущество, и моя мама с радостью переехала в дом Нила вместе с моим дядей и кузенами. У Нила и Филипа столь­ко времени уходит на корабли, что им нужно, чтобы за поме­стьем приглядывали надежные люди. Так что там все устроилось. У меня теперь новый дом, и я жду не дождусь, когда начну его восстанавливать.

– Нет, девочка моя, только не это, – возразил он, качая го­ловой. – Поскольку мы собираемся пожениться, мы вернем Барнакилле былую славу. Особняк Кристофера и все коттеджи можно использовать, поселив туда людей, которые так долго жили в этом особняке.

– Как скажешь, дорогой. А еще я нашла замечательного кузнеца для наших новых лошадей, Роберта. Кажется, ты его знаешь?

Локлейн перестал развязывать многочисленные ленточки на ее одежде и долго смотрел ей в глаза.

– Мой старый друг? Бывший ухажер Циары? Но как…

– Я думаю, он именно тот, кто ей нужен для счастья, чтобы она навсегда рассталась со своим прошлым. Ты ведь знаешь, она любила Кристофера.

Он уставился на нее.

– Нет, я не знал, но теперь начинаю понимать.

– И Тара. Я выслала ей немного денег, но, думаю, она очень больна. У нее туберкулез. Я написала ей, что она может приехать сюда, если захочет увидеть свой прежний дом и повидаться со старыми друзьями. Но Нил говорит, что она прислала адвока­ту письмо, в котором сообщила, что уехала на юг Италии. Крис­тофер отправился искать удачи в Соединенные Штаты с одним из экспедиторов Нила, который будет присматривать за ним и следить, чтобы тот платил по счетам, которые будет получать, ведь в Ирландии он больше не появится никогда.

Он обнажил ее грудь и стал стягивать с нее теплые шерстя­ные чулки чувственными движениями рук.

– Вы и вправду обо всем подумали, миссис Роше.

– Стараюсь, мистер Роше.

Ни один из них больше не мог сдержаться и, сбросив остат­ки одежды, они предались волнующим ласкам, которые могли дать друг другу. Их бурное, хоть и короткое слияние лучше всяких слов подтвердило, как сильно они любят друг друга.

– Господи, Мюйрин, с каждым разом, когда я с тобой, это становится все лучше и лучше. Прости, что я не смог сдержать­ся, – сказал он тяжело дыша, переворачиваясь на спину и креп­ко прижимая ее к себе.

– Мне это и не нужно, Локлейн, – успокоила она, целуя его лицо. – В нашей жизни и так было достаточно ограничений и неопределенности. Я хочу, чтобы между нами не было секре­тов, какими бы неприятными и неожиданными они ни были.

А относительно того, что я стыжусь тебя… Я всем сказала о сво­их чувствах к тебе, и все желают нам счастья. Я тоже не могу сдержаться. Каждый раз, как только ты прикасаешься ко мне, – это как искра для пороха, от которой я воспламеняюсь.

– Хорошо сказано, – рассмеялся он. – Прямо в точку. Я как на вулкане.

– Я знаю, я и есть вулкан, – улыбнулась Мюйрин. Она не­много успокоилась и сказала: – Но есть еще кое-что, о чем я хо­тела тебе рассказать, но не уверена, как ты это воспримешь.

Он хмыкнул:

– После всего, что я сегодня услышал, меня уже ничего не удивит. Ну что ж, я готов.

– У нас будет ребенок.

Локлейн смотрел на нее, казалось, целую вечность, а потом вскочил с постели и стал натягивать брюки.

– Прости, Локлейн. Я думала, ты обрадуешься, – обиженно сказала она, глядя на его окаменевшее лицо.

– Конечно, я обрадовался бы, если бы знал, что и ты рада. Но у тебя столько планов, ты столько всего хочешь сделать в жизни, а теперь у тебя, выходит, связаны руки. Теперь тебе придется как можно быстрее выйти за меня замуж. Что ж, ду­маю, именно поэтому ты и вернулась, – вздохнул он.