На свободное место - Адамов Аркадий Григорьевич - Страница 35

Когда машина, следуя указаниям Музы, наконец остановилась в одном из тихих переулков недалеко от Лесной улицы, Валя, помогая девушкам выйти, сказал Музе:

— Мы с Ниной заходить не будем. Подождем вас здесь. Чтобы шеф не нервничал. Хорошо?

— Вы подождите, а Ниночка пойдет со мной, — распорядилась Муза и, сияя глазами, добавила: — Вы просто волшебник. «Блэк Бенд»! Мне же никто не поверит!

— Следующий раз только через пятьдесят лет, — засмеялся Валя. — Спешите, почтеннейшая публика!

Девушки исчезли в дверях подъезда.

Томительно потянулось время. Валя, сунув руки в карманы пальто, медленно прогуливался по тротуару. Шофер такси, проехав немного вперед по указанию Вали, уже дремал за рулем. У подъезда противоположного дома остановилась машина. Спустя минуту еще одна остановилась невдалеке. Прохожих почти не было видно. По улочке проехала с шумом грузовая машина, мелькнуло такси. На бледно-голубом, подернутом дымкой небе весело светило солнце, чуть заметно уже начиная пригревать.

Валя заставлял себя не ускорять шаг и чувствовал, как легкий озноб холодит спину. Хуже всего ждать. Он небрежно посмотрел на часы. Пора бы уже…

И в тот же миг, словно следуя его указанию, хлопнула дверь подъезда и оттуда вышли Нина, Муза и высокий рыжеватый парень в светлой дубленке и пушистой ушанке. Валя сразу его узнал. Он самый, Чума!

Улыбнувшись, Валя быстро направился к ним. Парень небрежно протянул ему руку:

— Ну, будем знакомы. Нико…

Он не успел закончить. Нелепо поскользнувшись, он вдруг перелетел через пригнувшегося Валю, и со всего размаха грохнулся на тротуар. В ту же секунду Валя очутился на нем и заломил его правую руку за спину с такой резкой силой, что Чума лишь глухо вскрикнул и уткнулся лицом в снег.

От стоявших невдалеке машин уже бежали к ним люди.

Итак, я снова отправляюсь в тот злосчастный двор. О событиях, которые там разыгрались, мы с Шухминым будем сегодня собирать сведения, как бы с двух сторон. Он — у шоферов машин, побывавших там, а я у местных жителей. На этот раз я не зову с собой Егора Ивановича. Одному сейчас удобнее, спокойнее как-то, незаметнее, проще. Такой настал момент, такой этап в работе.

Я бреду по тихому, уже знакомому мне переулку, пешеходов тут почти нет, машин тоже. Трудно идти по обледенелому, неровному тротуару. Куда только подевались все дворники, интересно знать. Какая-то вымирающая профессия.

Наконец я добираюсь до зеленых ворот и на минуту задерживаюсь, разглядывая их. В самом деле, кому пришло в голову выкрасить их сейчас? Наверное, по смете остались деньги, а потом их уже не будет. Какая нелепость то и дело возникает с этими сметами. И вот свежая краска уже наполовину отлетела, отслоилась, ворота обросли льдом и комьями смерзшегося снега. Так что Егор Иванович напрасно огорчается, зеленой краски уже почти не видно. Усмехнувшись, я протискиваюсь в узкую, на длину цепи, щель в воротах. На эту цепь их замкнули совсем недавно, лишь после случившейся кражи. Ведь до этого машины свободно заезжали во двор. Но теперь, видимо, решено принять особые меры предосторожности.

Я миную сумрачный тоннель подворотни. Вот и двор, тоже уже знакомый. Тесный, как и все старые дворы, окруженный кирпичными стенами соседних домов, сараями, какими-то гаражиками. Посередине втиснулась крохотная детская площадка, вся заваленная снегом, с протоптанными в разных направлениях тропинками, двумя скамейками и ледяной горкой. Возле горки я вижу, как и в прошлый раз, двух карапузов в одинаковых желтых теплых комбинезончиках, с санками и лопатками. Сейчас оба деловито пыхтят и что-то роют в снегу. На скамейке возле них сидит укутанная в платок женщина, читает толстую книгу. Вторая скамейка пустая. И вообще больше во дворе никого нет.

Я направляюсь к скамейке, где сидит женщина. Здороваюсь и сажусь рядом. Город не деревня, здороваться при встрече с незнакомыми людьми не принято. И женщина, оторвавшись от книги, бросает на меня равнодушный взгляд. Я успеваю, однако, ее рассмотреть. Усталое, немолодое, интеллигентное лицо, впалые, морщинистые щеки и живые, темные глаза за сильными стеклами очков. С внуками гуляет, не иначе.

— Ваши внуки? — спрашиваю я, кивая на ребятишек.

Женщина снова отрывается от книги и вздыхает.

— Внуки…

— Отличные ребята, — улыбаюсь я. — Напрасно вы вздыхаете.

— Как же не вздыхать? Из-за них вот работу бросила. Дочь упросила. Поэтому они и отличные, — не без гордости заключает она.

— Знаменитая проблема бабушек, — говорю я. — Социологи теперь все изучают. И вот в этой области недавно тоже открытие сделали. Своими глазами читал. Оказывается, в воспитании внуков участвует вдвое больше бабушек, которым полчаса надо ехать до внуков, чем бабушек, которым до внуков ехать час. Теперь кто-то на эту тему уже диссертацию пишет, ручаюсь.

Женщина улыбается и смотрит на меня уже внимательнее.

— Мой случай они, видимо, не учитывают. Я с этими сорванцами вместе живу.

— Значит, в семье есть теща, — поучительно говорю я. — На этот счет социологи тоже исследование провели. Оказывается, свекрови чаще разрушают молодые семьи, чем пресловутые тещи. И проценты приводят. Все выглядит очень убедительно.

— Батюшки! А вы сами, случайно, не социолог?

— Почти, — весело соглашаюсь я. — Тоже, знаете, изучаю всякие жизненные ситуации. Но несколько по другой линии. Вы слышали, какая кража вон в том доме была?

Я указываю на дом, где находится квартира покойного академика.

— Еще бы не слышать! А через два дня тут еще и убитого нашли. Просто ужас какой-то. Гулять с детьми стало страшно.

— А вы, наверное, каждый день гуляете, в одно время?

— Конечно. Два раза. Утром и вот сейчас, после обеда. И вы знаете, — женщина, я замечаю, постепенно проникается ко мне доверием, — если бы меня спросили, я бы сказала, что почти предвидела все это.

— То есть как это предвидели? — с неподдельным интересом спрашиваю я. — Предчувствие какое-нибудь у вас было?

— Нет, тут было не предчувствие. Кое-что пореальнее. Вы не думайте, что выдумывает старуха. Я вот тоже люблю детективные романы. И уверяю вас, из меня вышел бы прекрасный сыщик. Да, да.

— Как из большинства женщин, — смеюсь я.

— Конечно. Они талантливей и благородней. И еще они тонкие психологи. А мужчины пусть бегают и стреляют, — она небрежно машет рукой.

— Но что же вы могли предвидеть? — спрашиваю я. — Кражу или убийство?

— Что-то вроде того или другого.

— Каким же образом?

— Только гуляя с внуками.

— Вы что-нибудь стали замечать во дворе?

— Вот именно. Один раз ко мне подсел человек, вот как вы сейчас, и стал расспрашивать про всяких жильцов. Всяких, обратите внимание. Из разных квартир. Он, конечно, хотел меня запутать.

— Он не знал, с кем имеет дело, — улыбаясь, вставляю я.

— Вот именно. И между прочим, про Брюхановых. Когда приходят, когда уходят, кто у них бывает. И все это, повторяю, между прочим, вскользь. А я Бориса Кирилловича еще студентом помню, я тогда в школе училась. Их семья и до войны тут жила. И наша тоже. И отца его помню, и мать.

— А кто же вас расспрашивал?

— Молодой человек вроде вас… то есть совсем не вроде вас, — поправляется она, усмехнувшись. — Словом, рыжеватый, худощавый, вполне прилично одет, но… малоприятный, надо сказать. Ухваточки такие, знаете…

«А ведь это Чума, — думаю я. — Скорей всего, он».

— Так вот, — продолжает женщина с возрастающим увлечением. — Сначала, значит, появился этот молодой человек. А через день или два, уже не помню точно, смотрю, встречаются тут два человека, совершенно незнакомые мне, посторонние. Жильцов-то я тут всех знаю. Причем солидные такие люди, немолодые, одеты хорошо. А ругаться стали совершенно неприлично. И ведь видят, что недалеко женщина сидит, дети.

«А это уже, наверное, Гвимар Иванович с тем низеньким», — вспоминаю я рассказ Инны Борисовны и спрашиваю:

— По какой же причине они ругались, вы не уловили?