На свободное место - Адамов Аркадий Григорьевич - Страница 56

— Точно, — соглашается Паша. — Но вот с этими двумя рядом, так сказать, третий человек есть. Неожиданная фигура. До конца мы пока с ним не разобрались. Вернее, только начали разбираться. Вчера на него вышли.

— А почему ты говоришь «рядом»? — интересуюсь я.

— Видимо, в их группу непосредственно не входит.

— Кто ж он такой?

— Зовут Олег, фамилия Брюханов.

— Брюханов? — недоверчиво переспрашиваю я. — Это что же, однофамилец покойного академика или…

— Вот именно. Сын, — угрюмо подтверждает Паша и добавляет: — Сначала сами не поверили. Ну, а потом пришлось поверить.

— Он-то, во всяком случае, квартиру отца, надеюсь, не грабил?

— Тоже надеюсь. Но с Шершнем знаком, выпивают вместе.

— А что этот Олег Брюханов делает, где работает?

— Ассистент в одной из лабораторий института, где отец был директором. Спирт оттуда тащит. Алкаш немыслимый. Где выпивают, там и он. Магнитом тянет. В любую компанию. Если не зовут, сам втирается. И принимают. Болтун, добряк, безобидный парень.

— А с сестрой судился, — говорю я. — Все отцовское добро себе тянул, говорят.

— Так это, видимо, жена его накрутила.

— Во-во. Третья, говорят, она у него. Пьяница, проститутка, — вспоминаю я рассказ Софьи Семеновны во дворе. — Так, что ли?

— С женой мы еще познакомиться не успели. Вчера только на него самого вышли. Все возможно, между прочим.

— И где она работает, неизвестно?

— Известно. В том же институте, лаборантка. Сегодня мои ребята туда поехали. Вот-вот вернуться должны. Разрешите? — обращается Паша к Кузьмичу и указывает на телефон.

— Давай, — кивает Кузьмич.

Паша, обойдя стол, снимает трубку, набирает короткий номер и говорит:

— Волков?.. Уже прибыл?.. Зайди к подполковнику Цветкову, я здесь. Все сразу доложишь… Да, захвати, — он кладет трубку и говорит нам: — Сейчас придет.

Через минуту появляется Витя Волков, ладный, белобрысый паренек с университетским значком на лацкане модного пиджака. Он в белоснежной рубашке с красивым полосатым галстуком.

— Что ты такой нарядный? — интересуюсь я.

— Сознательно, — приосанивается Витя. — В институте Академии наук был все-таки. Пусть не думают, что сыщики некультурный народ. Престиж фирмы, так сказать. Ну, и в смысле контакта тоже, — туманно добавляет он.

Но мы его прекрасно понимаем.

— Давай, — говорит Паша. — Докладывай.

— И садись, садись, — добавляет Кузьмич.

— Значит, так, — Витя располагается возле столика, придвинутого к письменному столу Кузьмича. — Беседовал я с заведующим лабораторией, с замсекретаря партбюро, с одной лаборанткой и одним доктором наук, профессором.

— Аккуратно, надеюсь? — сурово спрашивает Паша.

— Ясное дело. Никто из них не понял, что мне на самом деле надо. Словом, так. Все они Олега Брюханова отлично знают и супругу его тоже, конечно. Насчет Олега мнения не расходятся. Выпивоха, лентяй, добряк, воли никакой, принципов тоже. Все пропил. Из института с третьего курса его вышибли. А в лаборатории его держат только из уважения к памяти отца.

— Самого ты его видел? — спрашиваю я.

— Под конец. Метнулся в коридоре пугливым зайцем и пропал. Сильно чем-то был взволнован. Моим приездом, возможно. Узнал от кого-нибудь.

— Вполне возможно, — кивает Кузьмич, выравнивая на столе свои карандаши.

— Ну, а супруга что собой представляет? — с нетерпением спрашиваю я.

— Кобра. Ее все там так и зовут. И даже показывают. Вот так.

Витя поднимает руку, сгибает ее в локте, а пальцы складывает вместе, как змеиную головку. Рука удивительно напоминает приподнявшуюся кобру, когда она высматривает добычу.

Мы все смеемся.

— Вертит Олегом как хочет, — продолжает Витя. — Говорят, даже бьет. Полна на всех злости. И всем на мужа жалуется. Ну, и жадна, говорят, до невероятия.

— Видел ее? — спрашивает Паша.

— Ага. Издали.

— Боялся приблизиться? — смеюсь я.

— Ты сам попробуй, — отшучивается Витя.

— А почему и не попробовать? — я смотрю на Кузьмича. — Змей я не боюсь. Алкашей тоже. Разрешите, Федор Кузьмич?

— Решайте, — говорит Паша. — Дела по краже и по убийству объединяем и передаем вам. Вот, последние мероприятия провели.

В этот момент дверь кабинета приоткрывается, и на пороге появляется Валя Денисов.

— Разрешите, Федор Кузьмич? — вежливо осведомляется он.

— Заходи, — кивает Кузьмич.

А я тем временем напоминаю Паше:

— Ты еще ничего не сказал насчет дачи, где наш Петр был.

— Тьфу ты! — хлопает себя по лбу Паша и загадочно улыбается. — Эту дачу надо непременно осмотреть. Если они там что-то с кражи спрятали, то это, я вам скажу, просто гениальный ход.

— Почему же сразу так уж и гениальный?

— А потому, что эта дача академика Брюханова.

— Чья?!

Мы все на секунду даже немеем от изумления.

— Академика Брюханова, — торжественно повторяет Паша, теряя даже на момент свою обычную суровую сдержанность.

— Вот это финт, — наконец говорю я. — Интересно, чья голова это придумала.

— Скорей всего, Гаврилов, — отвечает Паша. — Он и не такое придумает.

— Как знать, — говорю я. — Там и похитрее твоего Гаврилова головы есть. Один этот Лев Игнатьевич небось кое-чего стоит. Да и Чума тоже.

— Гаврилов, мне кажется, другое дело, — качает головой Кузьмич, выкладывая по росту карандаши и не отрывая от них глаз. — Это мастер, специалист. Он небось и убийство Семанского не одобрил. Учесть это надо будет.

— Но все добро они на даче не спрячут, — говорю я. — Тот же Лев Игнатьевич не разрешит. По разным местам небось рассовали. Думается мне, что, в лучшем случае, эти двое, Гаврилов и Шершень, свою долю там спрятали, на даче этой.

— Как они про нее вообще узнали, интересно, — замечает Валя. — И как туда проникли.

Ему объясняют, кто такой Гаврилов и что для него вообще никаких запоров не существует. Ну, а про дачу им сказал, конечно, Олег, кто же еще? Выпил и сказал. Тут у нас даже сомнений нет.

— Он им и про квартиру отца мог рассказать, — говорю я. — И про вещи всякие, про картины, из-за которых с сестрой судился. Кстати, на это, видимо, жена его подбила, а?

— Она. Кобра, — подтверждает Витя. — Весь институт знает.

— Про нее говорят, что пьяница, проститутка, — снова повторяю я.

— Не слыхал, — Витя качает головой. — Баба собранная, волевая. И, между прочим, неплохой лаборант. А с виду худа как жердь, черна как уголь, а нос… как у Гоголя.

Все невольно улыбаются.

— Ну, ты художник, Витя, — говорю я. — Такой портрет.

— Так вот, — вмешивается Кузьмич, отрываясь от своих карандашей и решительно смешивая их, словно кончая игру. — Брать сейчас Гаврилова и Шершня нельзя, их надо, милые мои, брать с поличным, не иначе. А вот смотреть за ними надо неотступно.

— Смотрим, — кивает Паша. — Так вам с рук на руки и передадим.

— Это раз, — подолжает Кузьмич. — Второе — дача. За ней, я полагаю, отдельно придется смотреть. Туда ведь может и кто другой пожаловать. Как полагаете?

Он оглядывает нас.

— Только Лев Игнатьевич, — откликаюсь я. — Если он об этом номере их знает, конечно. А больше некому. Леха в бегах, Чума у нас. Но я думаю, Федор Кузьмич, дачу эту надо осмотреть пока самим.

Кузьмич не возражает.

— Только без нарушения обстановки, — говорит он и продолжает: — Теперь — третье. С этим Олегом надо побеседовать. По факту кражи из квартиры отца. Вполне это естественно, даже если и нет у нас против него никаких подозрений.

— И с супругой его надо встретиться, — добавляю я. — И тоже это никаких подозрений вызвать не может с их стороны. Как ее, кстати, зовут?

— Галина Осиповна, — сообщает Витя. — Фамилия Голованова, по первому мужу.

— Так вот, — заключает Кузьмич, — дачу мы берем под наблюдение немедленно. А завтра…

— Завтра воскресенье, Федор Кузьмич, — деликатно напоминаю я.

— М-да… — осекается он и, досадливо потерев ладонью ежик волос на затылке, продолжает уже спокойно: — Тогда, значит, в понедельник утром приглашаем этого Олега сюда, беседуем, как полагается, и сразу едем вместе с ним на дачу. Под самым пустяковым предлогом. Ну, и осмотрим, что там и как. Если, конечно, до этого туда никто не заявится.