Книга русских инородных сказок - 1 - Фрай Макс - Страница 40

Про Мертвую проститутку

Мертвая проститутка имеет возраст двадцати лет, и руки ее тонки и нежны, и глаза ее темны и лучатся прохладной тревогой августовской ночи, когда за окном уже ветрено, но все еще не прошло настоящее лето.

Мертвая проститутка имеет зеленую сумочку, в ней обычно лежат ее вещи: маленькое поцарапанное зеркальце, упаковка разноцветных дешевых презервативов, газовый баллончик, носовой платок, неизменная надкушенная плитка черного шоколада и маленький металлический ключ. В зеленой сумочке не должно быть никакой косметики и никаких документов — это и будет одним из признаков настоящей Мертвой проститутки.

Мертвую проститутку бесполезно искать в Москве, или в Питере, или в Оренбурге, или в Нью-Йорке, или в любом другом городе — ее вообще бесполезно искать. Она перемещается по Земле так скоро и незаметно, что сегодня ее видели в нижегородской гостинице «Волжский откос», завтра она будет пить «Мартини» в баре назранской гостиницы «Асса», а послезавтра она будет стоять на обочине трассы Минск-Москва. Мертвую проститутку можно только встретить совершенно случайно, не задумываясь, неосознанно выбрать ее среди множества других и позвать за собой.

И нет такого мужчины, который смог бы оставить Мертвую проститутку нетронутой. Усталые, равнодушные старики молодеют и становятся подобны восемнадцатилетним юношам и приходят к ней снова и снова. Романтики и поэты, прельстившиеся возможностью показать свое благородство и бескорыстие, желавшие провести с ней ночь в беседах и не посягнуть на ее тело, срывают с нее одежду, и бьют ее по лицу, и целуют ее спину, овладевают ей. Надменные гордецы, властители мира засыпают, усталые и обессиленные, на ее груди.

Но Мертвая проститутка не берет денег. Утром (а никто еще не мог расстаться с ней раньше утра) она одевается, садится рядом и смотрит. И счастье тому, кто сможет отвести взгляд, но нет счастливых в этом мире — все для этого слишком слабы или слишком честны… И под ее взглядом смелые — умирают, равнодушные — сходят с ума, а трусливые — слепнут. И тогда Мертвая проститутка встает и уходит и запирает дверь номера металлическим ключом из своей зеленой сумочки, и, черт его знает, почему этот ключ подходит ко всем дверям всех гостиничных номеров этого мира…

Я пил с Мертвой проституткой пиво августовской ночью через дорогу от гостиницы, в тысяче километров от Москвы, в летнем уличном кабаке одного из городишек Южного Урала. Мы просто сидели за одним столиком — наверное, нам обоим было неуютно и скучно. Мне потому, что в то время я был одинок и занят скучным делом. Ей… не знаю, почему ей было скучно, я не спрашивал, но, может быть, по той же причине. Кроме нас под навесом почти никого не было, она раскладывала пасьянс на моем древнем ноутбуке и слушала «Pink Floyd». Я рассматривал разноцветные презервативы из ее сумочки и сравнивал ее металлический ключ с ключом от своего номера. На вид они были совершенно разными, и это вносило маленькое разнообразие в ставшую уже слишком однообразной жизнь. Тогда же она между делом и рассказала про себя то, что я уже передал.

А потом я спросил ее — так, опять же чтобы только поддержать разговор: «А что, — говорю — у тебя за сила такая? Откуда берешь и для чего ее так, прямо скажем, антиобщественно употребляешь?» Ну, она усмехнулась и говорит: «Да вот, понимаешь, живет во мне вечный бабский недолюб. Как какую женщину кто не долюбит, по своей ли воле оставит, или когда умрет, или когда на войну пойдет по принуждению, — так у женщины той бабский недолюб начинает родиться. И она живет с ним, живет, терпит, копит, а потом либо сама его начинает на других мужиков переводить, либо лопается в ней какая-то струночка, и весь недолюб ее в меня переходит. И так его уже во мне много, что ни задору, ни удовольствия, ни счастья с него не имею. Одну скучную силу. А скучную бабскую силу только на смерть и можно употребить. Вот и хожу я но свету… Дай мне сигарету — у тебя какие?»

… Ну и долго мы еще после этого с ней болтали обо всякой ерунде. О сигаретах, ценах на разноцветные презервативы, местном пиве, августе и что скоро сентябрь, о себе я немного рассказывал, ну, она и не слушала. И про себя чего-то говорила, тут уж не особенно слушал я. Потом, уже перед самым рассветом, у моего ноутбука сели батарейки, и она поднялась вдруг и ушла, и больше я ее не встречал и, наверное, не встречу. А только нашли тем же утром напарника моего в номере у себя — ослепшим. Так что и такие вот дела бывают…

Про колбасы

Копченая колбаса — злая. Она жесткая, тонкая и морщинистая. Татуировки на ней обильны и невнятны, как на руке сиделого зэка сталинской закалки. От копченой колбасы вечно ждешь каких-нибудь гадостей типа крысиного когтя. Ее вкус насыщен, агрессивен и однозначен. Ее запах — это запах молодого самца.

Полукопченые колбасы сварливы и недружелюбны. Внешне они из последних сил стараются походить на копченых коллег, но нет в них необходимой черствости, и очень убого смотрятся блатные татуировки на их упругих немужественных шкурках. Внутри у них нет системности. Туалетная бумага встречается в них шматками, обрывки крыс — кусками, товарное мясо — сухожилиями. Они похожи на начитанных отличников, ни черта не понимающих в жизни. Сварливость полукопченых колбас происходит, скорее всего, из их природной стыдливости, сочетающейся с привычкой лгать.

Вареные колбасы, напротив, несут на себе налет своеобразного добродушия. Эта их жизнерадостная целлофановая обертка, покрытая юношескими фальшивыми тату, такие обычно вкладывают в дешевые жвачки. Это сочное равномерное тельце, замешанное на туалетной бумаге и порошках-ароматизаторах… От вареной колбасы не ждешь ничего плохого. Впрочем, и ничего хорошего тоже не ждешь. В наше сложное время это очень полезная черта. Даже если в вареную колбасу и попали кусочки крысы, они так умело и равномерно промешаны, что невозможно вычленить ни единого волокна.

Настораживают только вареные колбасы с жиром. Они претенциозны и внутренне нестабильны. Многие дети интуитивно не доверяют таким колбасам и проводят долгое время, выколупывая из них жиринки. Из таких детей вырастают потом постинтеллектуалисты. Всю свою жизнь они посвящают борьбе с вареными колбасами с жиром: превращают их в дырчатые вареные колбасы без жира. А жир выбрасывают в мусорное ведро. А питаются постинтеллектуалисты копчеными колбасами. То есть практически друг другом.

И все довольны: довольны копченые колбасы, довольны полукопченые, рады вареные и смирились со своей судьбой колбасы с жиром. Об одном жалею: в нашем современном обществе так сложно найти человека, понимающего хоть что-нибудь в простых и таких вкусных колбасных обрезках…

Про Волшебную лавочку

В московском метро, на зеленой ветке, в каком вагоне от центра и в какую сторону — не важно, в одном из вечерних поездов есть Волшебная лавочка. Нашел я ее однажды, по пьяни — с тех пор и езжу на ней по возможности.

Кто на ней едет, тот сразу начинает видеть Выпуклости, как если бы он сам этой лавочкой был, и его бы выпуклыми попами разнообразно проминали. Только вместо поп — волосы, лица, иногда еще ноги, руки, редко-редко когда туловище встретится.

Обычно ведь как бывает — едешь ты, а вокруг тебя все словно на холсте нарисованы, плоские. И так, что чем ближе к холсту пристроишься, тем изображение мутнее, словно и не нарисовано вовсе ничего, а так — для отчетности кляксами намазано. Ткни пальцем — и получится в холсте дырка, совсем пустота. Так удобно, уютно даже: едешь, как обернутый, не отвлекаешься.

А на Волшебной лавочке — там все другое совсем. Только на нее садишься — тут и выпучивается на тебя какая-нибудь харя, а если судьба так удачно распорядилась — то, может быть, даже и лицо. А за ним сразу и другие, что и рядом, что и около, что и поодаль, что и входят еще только-только в вагон на станции — сразу выпячиваются.