Болото (СИ) - Пинаев Андрей Михайлович - Страница 33

Глава 19

Извещение о том, что до отъезда оставался один день, кураторы подсунули мне под дверь. Осознание этого наполняло сердце тоскливым, тянущим чувством, и лишь Марина почему-то была по прежнему весела. Вечером накануне отъезда она пришла ко мне.

— Максим, айда погуляем? Тут ресторан такой хороший, и людей там нет почти… давай, а?

У меня не оставалось денег даже на плитку шоколада, но сказать об этом Марине я не смел. Впрочем, она поняла меня без слов:

— Да ладно, чего ты? Те деньги, я ж только билет купила, да так еще, по мелочи… так что хватит нам.

— Ладно, подожди тогда.

Последний раз я был в ресторане вечность назад, отмечая возрастание старшего брата. Тогда меня впервые в жизни заставили надеть галстук, мама уверяла, что без него меня непременно выгонят. Разумеется, галстука у меня не было; не было вообще никакой выходной одежды, но поразмыслив, я решил, что в провинциальном городе порядки не столь строгие и, выбрав наименее измятую из рубашек, почистил зубы и старательно причесался.

Ресторан оказался больше, чем я думал; в зале был полумрак, негромко играла спокойная музыка. Мы заняли скромный столик в уголке, инстинктивно выбрав место подальше от глаз. У официанта при виде нас дрогнула щека, но придираться он не стал. Бесшумно засветив свечу на столике, он протянул меню Марине — должно быть, она показалась ему более платежеспособной. Марина благодарно кивнула. Была она сегодня какая-то необычно ласковая и спокойная.

Мы поужинали в молчании, лишь перекидываясь улыбками. Потом Марина заказала недорогого сладкого вина, и мы начали лениво смаковать его, изредка обмениваясь репликами.

— Наши девчонки недавно чуть одного мужика не прибили.

— Что так?

— Да он к Таньке приставал. Не в том смысле, что приставал, он ей гадости говорил. Что мол вы все ущербные, вас бы вовсе сразу надо… того.

— Урод.

— Ага… он поворачивается, а за его спиной мы стоим. Ленка камень здоровенный взяла… ух он драпанул! а слышал, «Алые» остаются.

— Нет, откуда? Я их в городе и не видел почти.

— Они в центре поселились, не самые конечно лучшие номера взяли, но все равно дорогие… все две недели по барам и ресторанам ходили и еще у них на две недели осталось. Здорово, да? Говорят, богатый дом нашли. А нам завтра утром уезжать.

Она загрустила, допила вино и жестом попросила у официанта еще.

— Как тогда генератор отключили, мне так страшно стало. Ведь надо возвращаться… так не хочется. Снова этот туман, снова крысы… хоть бы еще пару недель.

Я пристально посмотрел на нее, она отвела глаза. Я тихо произнес, тщательно взвешивая слова:

— Марина… ты только не вздумай, поняла? Не вздумай к «Алым». Ну, как тогда ко мне… поняла? Не смей. Оно того не стоит.

Марина не обиделась и не удивилась. Покачав туфелькой, она ответила:

— Ты не понял, да? Слепой ты, Максим. Глаза есть, а ничего не видишь.

— Ты о чем?

— Я хитрая, Максим. Думаешь, я бы предложила себя любому? Думаешь, предложила бы вообще кому-либо… кроме тебя. А вот видишь, как я ловко придумала: и тебя хотела получить, и билет в город.

Медленно краснея, я спросил:

— Я что-то не понял… это ты мне сейчас в любви что ли призналась?

— Да. — просто ответила Марина. — Я бы очень хотела быть с тобой, Максим.

Я прислушался к своим чувствам, допивая вино.

— Нет. Извини…

— Ладно. Но ты ведь не откажешься принять от меня подарок на память?

— На память? Ты куда собралась?

— Никуда не собралась, так… вот, держи и не задавай глупых вопросов.

Перегнувшись через стол, Марина протянула мне маленький предмет на блестящей цепочке. Это был простой брелок для ключей, маленький пластмассовый медвежонок. Ее подарок неожиданно смутил меня, и я сказал, не глядя в глаза:

— Спасибо огромное.

Марина встала и положила на стол деньги. Потом она склонилась (я почувствовал легкий цветочный запах) и осторожно коснулась губами моей щеки. Не прощаясь, она ушла, а я сидел еще некоторое время. В голове приятно шумело от двух бокалов, незатейливая музыка навевала дрему, и мне совсем не хотелось уходить. Однако официант, явно раздосадованный невыгодным клиентом, вскоре велел "покинуть заведение" ибо "здесь не напиваются". Я хотел было поспорить (всего два бокала!) но передумал и вернулся в свой номер.

Утром в дверь номера забарабанили наши кураторы. Как не хотелось мне покидать уютный номер! Остальные тоже были не в духе. Некоторые девчонки плакали, когда их вели к посадочной площадке; но только не Марина. Как ни странно, она была спокойна и легко улыбнулась, кивнув мне.

Один за другим ребята входили в дверь пассажирского бота; но когда пришла очередь Марины, все ее спокойствие вдруг исчезло. Она с ужасом отпрыгнула от двери, словно это была пасть чудовища; ее лицо исказилось страхом, и она побежала прочь. Куратор бросился за ней, но через несколько минут вернулся, роняя капли пота и тяжело дыша. Где ему было, городскому жителю, догнать закаленную жизнью на Болоте девушку!

Наш начальник некрасиво сморщился.

— Значит так… сообщайте пограничникам, пусть ищут. Ячейке «Ртуть» — штраф восемь тысяч кредитов. И сообщите в Лагерь, чтобы готовили карцер.

Я больно ударил себя по коленке. Дура! Куда ей бежать? Теперь попадет в карцер, да и Лена с ячейкой ее за этот штраф заклюют потом… что же делать?

— Владимир Сергеевич! Можно я за ней сбегаю! Я знаю, куда она могла пойти… не надо карцер, я ее быстро приведу сейчас!

Начальнику явно не хотелось раздувать скандал. Он повернулся к куратору:

— Погоди пограничникам… — И, обращаясь ко мне: — Пулей!!! Стой. Рацию возьми.

Я рванулся вперед. Я не солгал, я действительно знал, куда могла побежать Марина: она очень любила маленький парк на окраине, и я нередко сталкивался там с ней.

Когда легкие запылали огнем, я перешел на шаг. На лавочке возле парка два парня пили пиво; я спросил у них:

— Тут девчонка не пробегала? Моя ровесница, в джинсах и куртке тоже джинсовой?

— Гы… так это она от тебя так убегала?

Медленно я вошел в парк; на стриженой лужайке у маленького озера лежала лицом вверх Марина, раскинув руки. Широко распахнутые глаза смотрели в небо, на лице застыла улыбка.