Адольф Гитлер (Том 2) - Фест Иоахим К. - Страница 61

61

Хитроумный канцлер быстрее, чем ожидали, оказался таким образом в безвыходной ситуации: как личность он не дорос до своей же собственной по сути правильной концепции. Его программа создания рабочих мест настроила против него предпринимателей, его переселенческая программа обозлила аграриев, его происхождение – социал-демократов, а его предложения Штрассеру – национал-социалистов. Реформа конституции оказалась настолько же неосуществимой, как правление с парламентом, без парламента или захват власти: казалось, что политика на нём вообще кончилась. Если Шляйхер и оставался какое-то время в своём ведомстве, то только потому, что заговорщики пока не пришли к согласию относительно состава нового кабинета. Именно эти вопросы стали теперь предметом лихорадочной закулисной деятельности.

Что касается Гитлера, то он, чтобы укрепить свои позиции на переговорах и придать большую основательность претензиям НСДАП на власть, сконцентрировал все силы на выборах в ландтаг крохотной земли Липпе, назначенные на 15 января. В ходе этой чрезвычайно дорогостоящей предвыборной борьбы он снова собрал всех известных партийных ораторов в замке барона фон Ойенхаузена, и вечер за вечером они наводняли собой эту землю. В первый день, писал Геббельс, «я выступил трижды, частично в совсем маленьких деревушках»; сам Гитлер за несколько дней выступил на восемнадцати митингах. То точное психологическое чутьё, которое многими так и не было понято или высокомерно презиралось, помогло ему распознать шанс, даваемый этими выборами. С самого начала вся агитация была направлена на то, чтобы представить результаты выборов как решающую репетицию в борьбе за господство, и действительно – общественность поддалась этому внушению: она ожидала результатов этого второстепенного события, голосования каких-то ста тысяч избирателей, так, словно это было нечто вроде суда Божия, определявшего «политическое будущее 68-миллионного народа».[327]

Благодаря предпринятым усилиям Гитлер 15-го января достиг первого успеха со времени июльских выборов. Правда, партия собрала 39, 5 процента голосов, а это было меньше, чем в том же Липпе ранее, к тому же демократические партии, особенно СДПГ, в целом завоевали большее количество голосов, чем гитлеровская партия. Однако общественность во главе с президентской верхушкой увидела в этом успехе не результат непропорционально больших усилий и не совпадение благоприятных обстоятельств, позволивших истощённой и не способной на крупную кампанию НСДАП использовать малые выборы; исход выборов был воспринят как доказательство восстановления нимба неотразимости, окружавшего гитлеровское движение.

Поэтому встретившись 18-го января в Берлине-Далеме у недавно примкнувшего к нему виноторговца Иоахима фон Риббентропа с Францем фон Папеном, Гитлер ещё самоувереннее потребовал для себя пост канцлера. Папен возразил, что для этого его собственного влияния на президента недостаточно, и переговоры грозили окончательно зайти в тупик. Только несколькими днями позже в строжайшей тайне была осуществлена идея подключить Гинденбурга-сына, что позволило продвинуться на переговорах. Гитлер и сопровождавшие его лица под покровом темноты вошли в дом Риббентропа со стороны сада, а в это время Оскар фон Гинденбург и статс-секретарь Майснер демонстративно показались в опере, прежде чем сразу же после антракта тайно покинуть ложу. Что касается Папена, то шофёр привёз его в машине Риббентропа.

Как только все были в сборе, Гитлер попросил сына президента выйти с ним в соседнюю комнату, так что Оскар фон Гинденбург, специально настоявший на участии Майснера, оказался внезапно изолированным. Предмет этого разговора с глазу на глаз, продолжавшегося около двух часов, до сих пор достоверно неизвестен. В соответствии со своими тактическими методами Гитлер, вероятно, попытался обеспечить себе поддержку президентского сына с помощью испытанной комбинации угроз и лести. К угрозам могло относиться обвинение Гинденбурга в попытке совершить государственный переворот в Пруссии, которое национал-социалисты не раз собирались предъявить. Не исключено также, что Гитлер оказал на Оскара нажим, намекнув, что НСДАП разоблачит скандальную неуплату налога семьёй Гинденбургов при передаче прав собственности на имение Нойдек[328]. Конечно, и присущая Гитлеру сила внушения не могла не произвести впечатления на президентского сына, и без того склонного к оппортунизму. Как бы то ни было, Оскар, пришедший в дом Риббентропа с большим предубеждением против Гитлера, на обратном пути сказал Майснеру, что теперь уже нет другой возможности, кроме как сделать Гитлера канцлером, тем более что и Папен между тем якобы согласился на вице-канцлерство.[329]

К тому времени и Шляйхер впервые, пожалуй, осознал всю опасность ситуации. 23-го января он посетил Гинденбурга и откровенно признал, что его план – расколоть НСДАП и придать кабинету парламентскую основу – провалился.

Но когда вслед за этим он испросил у президента полномочий на роспуск рейхстага, объявление чрезвычайного положения и указ об одновременном запрещении НСДАП и КПГ, Гинденбург напомнил ему о споре, состоявшемся 2-го декабря. Тогда Папен предлагал похожее решение вопроса, но вынужден был отступить, натолкнувшись на возражения Шляйхера. Канцлер указал на изменившиеся обстоятельства, но на старика это не возымело действия, и после консультации с Майснером он отклонил предложение Шляйхера.

Как и следовало ожидать, камарилья немедленно известила общественность о намерениях Шляйхера. Все стороны немедленно выразили категорический протест. Национал-социалисты с наигранным возмущением жаловались на планы государственного переворота по типу «Примо де Шляйхерос»[330]; понятно, что возмущены были и коммунисты, а у демократических центристских партий канцлер растерял последние остатки своего престижа. Такая дружная реакция возымела своё действие на Гинденбурга и, вероятно, побудила его более благосклонно отнестись к планам создать кабинет Гитлера. Кроме того, 27-го января Геринг посетил в президентском дворце Майснера и попросил передать «почтеннейшему генерал-фельдмаршалу», что в отличие от Шляйхера Гитлер не намерен отягощать совесть президента, заставляя его нарушать право, и будет неуклонно соблюдать конституцию.[331]

А между тем неутомимый Папен действовал, не покладая рук. На этот раз он старался сделать запланированный кабинет более приемлемым для Гинденбурга путём включения в него дойч-националов и близких к президенту руководителей «Стального шлема». Если Дюстерберг решительно возражал против якобы «настоятельной необходимости» кабинета Гитлера, то Зельдте и Гугенберг были согласны с планами Папена. Ничему не научившись на опыте прошлых лет, Гугенберг заявлял, «что ничего ведь не может случиться», поскольку Гинденбург останется президентом и верховным главнокомандующим рейхсвера, Папен станет вице-канцлером, он сам возьмёт на себя всю экономику, а Зельдте – министерство труда: «Следовательно, мы создадим для Гитлера определённое обрамление».[332]

Сам же Гинденбург, уставший, запутавшийся и способный только моментами как-то разбираться во всех этих хитросплетениях, вероятно, все ещё думал о кабинете фон Папена, в котором Гитлер был бы вице-канцлером. Когда генерал фон Хаммерштайн, начальник управления сухопутных войск, утром 26-го января высказал ему свои сомнения по поводу развития политических событий, Гинденбург «чрезвычайно обидчиво» запретил «оказывать на него какое-либо политическое влияние, но потом – наверное, чтобы меня успокоить, – сказал что „и не подумает сделать австрийского ефрейтора министром обороны или рейхсканцлером“[333]. Однако уже на следующий день у президента появился Папен, заявивший, что в настоящий момент создать кабинет фон Папена не представляется возможным. Теперь Гинденбург остался в одиночестве и один возражал против назначения Гитлера.

вернуться

327

Bracher K. D. Aufloesung, S. 701; Dietrich O. Mit Hitler in die Macht, S. 174; Goebbels J. Kaiserhof, S. 237 f.

вернуться

328

Имение, приобретённое преимущественно на деньги промышленников, формально было подарено не Гинденбургу, а его сыну, чтобы избежать уплаты налогов за наследство. Гинденбурга сильно беспокоили и события 20.07.1932. Брюнинг писал: «Эрвин Планк, навестивший меня в больнице как-то вечером за 4 дня до отставки Шляйхера с поста рейхсканцлера, рассказал мне о трудностях, возникавших в правительстве из-за боязни Гинденбурга, что ему будет предъявлено обвинение, и меня заверили в том, что именно по этой причине Гинденбург дал, наконец, своё согласие назначить Гитлера рейхсканцлером»; см.: Bruening H. Ein Brief. In: Deutsche Rundschau, 1947, S. 15. Кроме того, летом 1935 года Брюнинг сказал Г. Кеслеру, что Оскар фон Гинденбург «позволил втянуть себя во всякие тёмные делишки биржевиков и тем самым попал в такое положение, что постоянно опасался „разоблачений“. Kessler H. Op. cit. S. 739.

вернуться

329

См. упомянутые показания Майснера на Вильгельмштрассе-процессе. Геббельс также подтверждает, что тогда же была достигнута договорённость обеих сторон о кабинете Гитлера см.: Goebbels J. Kaiserhof, S. 247 f.

вернуться

330

По аналогии с испанским генералом Мануэлем Примо де Риверой, совершившим переворот в 1923 году. – Примеч. ред.

вернуться

331

Meissner O. Op. cit. S. 263 f.

вернуться

332

Duesterberg Th. Op. cit. 38 f.

вернуться

333

«С точностью до слова 26 января 1933 года в 11. 30 утра в присутствии свидетеля», – добавил фон Хаммерштайн; см.: Hammerstein К. v. Spaehtrupp, S. 40. Упомянутым свидетелем был генерал-лейтенант фон дём Буше-Иппенбург, который в это утро докладывал президенту о кадровых проблемах рейхсвера.