Любовь бродяги - Фетцер Эми - Страница 77

Рэмзи резко обернулся, и на его лице появилась добрая приветливая улыбка. Опустив вилы, он оперся на черенок и весело произнес:

— А разве не приятна та легкая усталость, которую испытываешь после физической работы?

— Возможно, — проговорила она, лаская взглядом его могучую обнаженную грудь и чувствуя, как ее тянет к нему.

— Тебе лучше уйти, — сказал он, покосившись на грязный пол конюшни. — Это не место для леди.

— А я никогда и не называла себя леди.

— Но и не отрицала этого.

Он заметил, что она чем-то расстроена, и ждал, когда Пенни сама расскажет о причине дурного настроения. Его ожидания оправдались.

— Звонил Энтони, — произнесла она, подходя к нему и вынимая соломинку, застрявшую в его волосах. — Он рассказал об Александре Блэквелле. Почему ты не сказал мне, что ждешь встречи с ним?

— Прекрасная новость! — обрадовался Рэмзи. — Я и не знал, что жив кто-либо из Блэквеллов. Я просто хотел купить судовладельческую компанию, принадлежащую им.

— Зачем? За последние двадцать лет от нее могло остаться только имя на бумаге.

— Хотя бы и так, — пожал плечами О'Киф. — Но эта встреча только прелюдия к тому, что я хочу сделать. Я многим обязан Дэйну, И присмотреть за его наследством — это лишь малая толика того, что совесть обязывает меня предпринять.

Пенелопа была искренне тронута благородством его намерений. Она подумала, что Рэмзи и Дэйн были, вероятно, как братья друг другу.

— Как бы я хотела познакомиться с Дэйном! — сказала она. — Он, наверное, замечательный человек.

— Я думаю, ты бы понравилась ему. Недаром ты стала мне дороже моря.

— Большая честь! — улыбнулась она, чувствуя, как бьется ее сердце. — Хотя это несколько странно. Ведь я даже ни в чем не помогла тебе.

Пенни с волнением смотрела на него, думая о том, что теперь или никогда должна рассказать все о своей прежней жизни. И панический страх охватил ее душу при мысли, что Рэмзи может оставить ее и она навсегда лишится его помощи и защиты. О'Киф видел, как наполнились слезами ее глаза, к, чтобы хоть как-то утешить, ласково поправил сбившуюся ей на лоб прядь волос и хотел прикоснуться к щеке, но, заметив грязь на своей ладони, смущенно убрал руку за спину.

— А где инструктор? — вдруг совсем некстати спросила она.

— Мистер Крейн отпросился сегодня к дочери, — удивленно ответил он, гадая, уж не дурачит ли она его.

— Ах да, — вспомнила Пенелопа, — у нее же сегодня соревнования. Ведь она гимнастка, одна из лучших учениц Тесс.

О'Киф ничего не понимал, но все же порадовался, что Пенни не проявляет излишнего высокомерия по отношению к людям, работающим на нее.

— Я обещал закончить работу за него, — сказал он, объясняя отсутствие грума.

— Эта лошадь, — словно между прочим заметила она, — стоит целое состояние и нуждается в постоянном уходе.

— Ты хочешь сказать, что я недостаточно опытен?

— Нет. Тем более что пахнешь ты как чрезвычайно опытный конюх.

— Когда ты в последний раз ездила верхом? — спросил О'Киф, будто намеренно подходя к ней ближе.

— Эти лошади для скачек, — ответила Пенелопа, — с ними могут справиться лишь профессиональные жокеи.

— Похоже, твои жокеи не слишком хороши. — Он кивнул на стену, где полагалось висеть медалям, полученным на скачках.

— Они еще только проходят испытания, — робко оправдывалась она, как ребенок, стоящий у классной доски.

— Иметь такую прекрасную лошадь и не использовать ее в полную силу — этого я не понимаю!

Повернувшись спиной к Пенни и взяв в руки лопату, Рэмзи принялся сгребать в кучу навоз, затем собрал его и вывалил в бак.

— Я вообще не езжу верхом. И меня это мало беспокоит, — сказала она, и Рэмзи, лукаво посмотрев на нее, отправил в бак очередную порцию навоза. Потом приподнял значительно потяжелевшую емкость и не спеша понес из сарая.

Могучие мускулы О'Кифа поигрывали при каждом его шаге и стали особенно рельефными и выпуклыми, когда он, остановившись у задней стены, наклонил бак, высыпая его содержимое на стоящую здесь тележку. Мышцы на спине Рэмзи напряглись, и на них отчетливо проступили побелевшие рубцы, оставленные рабовладельческим кнутом. Пенелопа не могла оторвать от них взгляда, думая о том, как такой гордый человек мог перенести беспрекословное подчинение чужой воле, требуемое от раба. И ее сердце болело той болью, которую пережил в свое время О'Киф.

— Зачем ты хлопочешь понапрасну? — попыталась она остановить его. — Это дело может и подождать.

— Но надо же чем-то занять себя, — возразил он, наклоняясь над раковиной, чтобы помыть руки.

Вымыв шею и лицо, он засунул голову прямо под кран, а затем, встряхнув волосами, облил водою себе грудь и, весело отдуваясь и сопя, стал плескаться и резвиться под тонкой струей воды, как маленький веселый щенок.

— Ты, кажется, скучал по такой работе? — заметила она, наблюдая за прозрачной легкой струйкой, стекавшей по его груди на живот и впитывающейся в брюки.

— А как же! — ответил он, задорно тряхнув головой и окинув ее жарким ласкающим взглядом. — Думаю, двадцатому веку есть что предложить старому морскому волку.

Она подумала, что О'Киф не в меру дерзок. Хотя это и вполне понятно. Ведь вся его жизнь прошла среди волнений и смут. Он участвовал в революции, плавал на корабле, попадал в рабство, питался как попало, выполнял тяжелую работу. И совсем непонятно, за что она полюбила его.

Пенни вздрогнула, поймав себя на этой мысли. «Я люблю», — повторила она про себя знаменательную фразу, и губы помимо ее воли растянулись в блаженную, счастливую улыбку. «Я всегда буду любить этого человека, — думала она, — этого архаичного дерзкого забияку, хиппи в кожаных ботфортах». А что было бы, продолжала размышлять она, если бы Тесс не похитила бриллианты? Встретились бы Пенелопа и Рэмзи или так бы и остались каждый в своем столетии? Но как бы там ни было, теперь она сделает все возможное, чтобы никогда не расставаться с ним. Ведь он нужен ей как никто другой.

Когда О'Киф вновь вошел в конюшню, его сердце тревожно забилось. Душу вдруг охватило желание быстро и крепко обнять Пенни и, прижав к груди, долго держать так, никуда не отпуская. Хотелось защитить ее от всех невзгод и опасностей, облегчить печали, утешить, успокоить. Но он сдержал себя и, накинув уздечку, вывел лошадь из сарая.

— Что ты делаешь? — удивилась Пенелопа.

— Прогуливаю лошадь, — ответил он.

— Надеюсь, ты не сядешь на нее верхом? Она стоит слишком дорого, чтобы гонять ее ради удовольствия. К тому же ты сам говорил, что покидать поместье слишком опасно.

Ничего не отвечая, он оставил лошадь и, войдя в конюшню, вернулся с большим кремневым пистолетом и рожком для пороха.

— Ты, я вижу, вооружился на славу, — с улыбкой заметила Пенелопа.

— Нужно быть ко всему готовым, — ответил Рэмзи и с ловкостью, удивительной при его росте, вскочил в седло, гордо выпрямившись и глядя на нее сверху вниз. — Поедем покатаемся.

— Нет, — отказалась она, отступая в сторону от гарцующей лошади.

— Уж не боишься ли ты остаться со мной наедине?

— Нисколько, — улыбнулась Пенни, уловив вызов в его голосе. — Просто я не одета для верховой езды. — И она показала на свою короткую кожаную юбку.

О'Киф ласкающим взглядом окинул ее стройные ножки, казавшиеся более длинными из-за высоких каблуков, оценивающе оглядел белую тонкую блузку с короткими рукавами, выгодно контрастирующую с темным цветом юбки, и остался вполне доволен проведенным осмотром.

— Поедем со мной, — еще раз повторил он, протягивая ей руку. — Садись рядом, не бойся.

Уже столько лет она не совершала безрассудств. Все ее поступки в последнее время были тщательно обдуманы и не выходили за рамки размеренной добропорядочной жизни. За исключением, быть может, только любви на крышке рояля да еще сладострастных развлечений в ванной. И почему бы ей хоть раз не пойти на сумасбродство.

Подумав так, Пенелопа оперлась на протянутую руку, и Рэмзи, легко приподняв ее, усадил впереди себя. Мягко проведя ладонями по ее ногам, он снял с нее туфли.