Королевские бастарды - Феваль Поль Анри - Страница 51

– И ваше, господин Тюпинье, вы – человек чести, – учтиво проговорил Эшалот.

– Но этих цветочков я собираю столько, сколько душа пожелает! Если меня прозвали Любимчик, то, наверное, не зря. Несмотря на мою солидность, я окружен приятными случайностями – юные девицы, графини, маркизы, актрисы лучших театров… и самые притом шикарные! Ты не понял меня, Эшалот! Совсем меня не понял! Я тебе предлагаю интригу, высокую комедию, с тремя действиями…

– Я готов! – больше не раздумывая воскликнул Эшалот.

Глаза его заблестели, но совсем не от выпитой водки, а от магического слова «интрига», от которого всегда трепетало все его существо.

– Если вы будете так добры, то изложите мне вкратце ситуацию, – отозвался Эшалот, даже не скрывая любопытства и охватившего его возбуждения. – Слава Богу, я ловлю все с полуслова, и если это настоящая интрига, искусная и коварная, но без свинства – об этом я всегда предупреждаю, вы увидите, как играют в моем околотке! – радостно вскричал владелец балагана.

Любимчик снова наполнил стаканы и продолжил. Теперь он заговорил цветисто, подражая Эшалоту, который именно так всегда излагал свои мысли:

– Нужно произвести оптическую иллюзию, чтобы ловко воспользоваться обстоятельствами, запутанными тайной, с тем, чтобы при возникающих последствиях добиться обильной добычи, возникающей в результате одной, рассчитанной на длительное время махинации… Если тебе что-то непонятно, то сразу скажи, Эшалот.

– Продолжайте! – воскликнул тот, подпрыгивая от нетерпения, глаза его блестели. – Пока я еще ничего не понял, но чем больше все запутано, тем больше мне это по вкусу! Если только не затрагивает моей чести, разумеется…

Они чокнулись.

Любимчик похлопал Эшалота по плечу.

– Шутник! Да только потому, что знаю твои способности, я и пришел к тебе. Слушай! Дело вот в чем.

VII

ПОБЕДА ЭШАЛОТА

– Пьеса разыгрывается, – начал Кадэ-Любимчик, поставив локти на стол, – между двумя знатными семействами, принадлежащими к старинному двору наших королей…

– Интрига политическая?.. – разочарованно протянул Эшалот.

– Нет-нет, исключительно семейная, – успокоил его Тюпинье. – И ты имеешь к ней непосредственное отношение, поскольку именно ты прибежал в кабачок «Срезанный колос» в тот самый вечер, когда последний герцог де Клар умирал в своем особняке на улице Культюр.

– Я тогда оставил Саладена в полицейском участке, в караульном помещении, – пустился в воспоминания Эшалот. – Симилор хотел тогда забрать себе все пять франков, которые вы заплатили нам за слежку и беготню, но я потребовал сорок су на молоко для нашего малыша, который в конечном счете так дурно отблагодарил меня за заботу. Он ведь пошел по плохой дорожке, когда вырос. Давняя история, господин Тюпинье.

– Двенадцать лет прошло, ни больше ни меньше, – согласился Кадэ-Любимчик. – Герцог оставил сына, который теперь является, само собой разумеется, герцогом де Кларом. А с другой стороны, старина Моран… ты его помнишь?

– Помню, – ответил Эшалот, опуская глаза; он тут же подумал о латинской молитве.

Но Любимчик не смотрел на него.

– Когда Моран умер, он был самым настоящим нищим, а дочка его теперь почти так же богата, как молодой герцог. И ты сам понимаешь, что у некоторых людей возник к этим двум деткам определенный интерес…

– Понимаю… да… – пробормотал Эшалот.

– За здоровье твоей Лиретты! – воскликнул маркиз.

– С удовольствием! – улыбнулся Эшалот. – Продолжайте, господин Тюпинье.

– И вот собралось несколько весьма серьезных, ответственных особ, которые хотят заняться этим делом… Мне смешно слышать россказни о шайке Кадэ…

– Черт побери! – проворчал Эшалот, опуская на стол почти полный стакан. – Но ведь несчастье с двумя дамами на улице Виктуар – дело рук вашей шайки, и не пытайтесь меня переубедить!

– Но ведь полиция схватила преступника, – возразил Любимчик, – и не наша вина, что начальник тюрьмы де ла Форс его упустил.

– Неужели Клеман Ле-Маншо дал тягу? – вскричал Эшалот.

– Сегодня вечером, часов около девяти, – кивнул господин Тюпинье. – Где же я-то был в это время? Да-а, на собрании нашего сообщества, куда входят доктор Самюэль, графиня Маргарита де Клар и граф Комейроль…

– Этих всех я знаю, – заявил Эшалот. – А председательствовала, конечно, мадам Жафрэ?

Не знаю, водка ли была тому причиной, но Эшалот очень приободрился и бросал теперь на собеседника победоносные взгляды.

Кадэ-Любимчик, напротив, понизил голос; в глазах маркиза появилось смутное беспокойство.

Он вновь наполнил стаканы и осушил свой, тогда как Эшалот опять едва пригубил.

– За мое здоровье! – проговорил он. – Пейте, пейте… – Все вроде бы ясно, – продолжал Любимчик, стараясь не показать, что настроение у него просто отвратительное. – У нас есть великолепный юный герцог и прекрасная Клотильда де Клар, все шло как по маслу…

– И что же? – полюбопытствовал Эшалот.

– А то, что оба они, знаешь ли, не умеют ценить… – сердито пробурчал Тюпинье.

– И вы что же, их порешили? – спросил Эшалот, сурово насупив брови.

– Нет еще! – мотнул головой Любимчик. – Пока мы только выяснили, насколько они неблагодарны… И теперь нам нужны другие. Вот в чем загвоздка!

Эшалот почесал в затылке.

– И вы вспомнили о моей Лиретте? – осведомился хозяин балагана, помолчав.

– А ты что об этом думаешь? – пристально глянул на собеседника маркиз.

– Что вы неглупый человек, господин Тюпинье, – откликнулся Эшалот.

Он уже был слегка под хмельком и лукаво подмигивал Любимчику, но теперь Кадэ нахмурился и спросил уже без всяких околичностей:

– Так ты соглашаешься или нет, старина? Держать язык за зубами я тебя даже и не прошу, недаром прежде чем войти, я сказал тебе: «Скоро настанет день», — и если ты произнесешь пароль…

– Ладно, ладно, – прервал его Эшалот, – не волнуйтесь! И мы умеем молчать, когда надо.

– Так ты согласен или нет? – повторил Любимчик свой вопрос.

– Посмотрим, какие у вас условия, господин Тюпинье, – ответил Эшалот. – Но если вы будете злиться, лучше оставим этот разговор. Так что вы предлагаете?

– Малютке – особняк, бриллианты, кареты, лакеев… – начал перечислять маркиз.

– А мне? – осведомился Эшалот.

– Роль приемного отца принцессы… – осклабился Любимчик.

– Я подразумеваю – наличными, из рук в руки, – деловито проговорил хозяин балагана.

Кадэ и не подозревал раньше, что Эшалот столь корыстолюбив. Маркиз посчитал, прикинул – и заявил:

– Ты знаешь, что платим мы всегда по справедливости. Две тысячи четыреста франков ренты подойдет?

– О, Господи! Господи! Двести франков в месяц, чуть больше шести франков в день… – залепетал Эшалот.

– Подойдет? – настаивал Любимчик.

– Как сказать, господин Тюпинье, – задумчиво протянул хозяин балагана. – Могло бы быть и побольше. А что потребуется от меня взамен? Нет, спасибо, я больше не пью. Говорите без обиняков, пожалуйста.

Морщинистое лицо Кадэ-Любимчика побагровело.

Такого Эшалота он не знал, и новый Эшалот раздражал его и внушал беспокойство. Однако маркиз произнес:

– Ну так вот, карета ждет меня на углу улицы Фонтен. Ты разбудишь девочку, и я увезу ее, отмою и передам в руки моей достойной сестры госпожи Жафрэ, которая будет беречь малышку как зеницу ока. А затем мы выдадим крошку замуж за ее кузена, молодого герцога де Клара. Никаких особых хитростей, старина. Ну что скажешь?

Эшалот поднялся и отпихнул барабан, на котором сидел.

– Господин Тюпинье, – начал хозяин балагана, добродушно рассмеявшись, – у вас есть при себе миллион?

– Черт бы тебя побрал, идиот! – Взбешенный и побагровевший от ярости, господин Тюпинье уже был на ногах.

– Спокойно! – с достоинством прервал его Эшалот. – Не надо на меня орать! Если бы даже у вас был сейчас при себе миллион, вы все равно не увезли бы Лиретту. Час уже поздний, и негоже девушке благородного происхождения разъезжать по ночам в карете вместе со старым потаскуном.