Королевские бастарды - Феваль Поль Анри - Страница 81

Кадэ-Любимчик, убегая, успел прикрыть окно, чтобы оно не привлекало к себе внимания и чтобы полицейские, выглянув, не увидели, чго делается в саду. Теперь Ле-Маншо воспользовался этим.

Кадэ-Любимчик рухнул вниз и всей своей тяжестью ударился о твердую мерзлую землю. Он упал на правый бок, издав лишь еле слышный глухой стон.

Утро этого дня было довольно теплым, но к вечеру сильно похолодало.

Кадэ-Любимчик раздробил себе ногу, а лестница, упав на него сверху, перешибла ему правую руку у самого плеча.

Ле-Маншо мог радоваться: его обидчика настигло жестокое возмездие.

Кадэ-Любимчик потерял сознание. Клеман бросился к маркизу со сладострастным урчанием: это была его добыча.

Не обращая внимания на шум и топот на первом этаже, Ле-Маншо оттащил своего бывшего хозяина от лестницы и поволок к ближайшим кустам, в гуще которых они оба и исчезли.

Только оказавшись в зарослях, Ле-Маншо остановился и сквозь ветви посмотрел на особняк.

Окно будуара распахнулось, и полицейские приготовились спуститься оттуда вниз, чтобы обследовать нижний балкон. Тут же стражи порядка появились и в саду, выбежав из-за угла дома.

И сверху, и снизу была замечена упавшая лестница.

– Пойдем-ка отсюда, Адель, – еле слышно шепнул Ле-Маншо, – здесь не позабавишься всласть, очень уж тут людно!

И он потащил дальше свой живой груз, сейчас обмякший и недвижимый. Поволок потихоньку, не торопясь. Клеман знал, что ему делать. После того, как Кадэ-Любимчик ушел четверть часа назад в дом, Ле-Маншо избавился от единственного человека, встречи с которым тогда не желал, и получил возможность как следует изучить сад.

Сейчас Клеман больше всего заботился о том, чтобы двигаться как можно тише. Крики и суета возле дома были ему очень на руку.

Крыльцо, выходившее в сад, ремонтировалось. Возле него высились кучи кирпича и других строительных материалов; они страшно мешали преследователям и очень затрудняли поиски.

Ле-Маншо это только радовало. Он прекрасно знал, куда ему нужно идти.

Особняк де Сузей был старинным зданием, куда более древним, чем соседние дома, тесно обступившие его со всех сторон. В конце сада, неподалеку от того места, где переправлялась через ограду банда Кадэ, в стене была маленькая дверца. Когда-то через нее выходили в поля, которые простирались за этим каменным забором. Ни для кого не секрет, что в начале девятнадцатого века квартал Ларошфуко состоял из вилл, отделенных друг от друга просторными лугами и садами.

Многие годы дверкой в стене никто не пользовался. Эта калитка была лишь напоминание о привилегии людей, живших в особняке: они имели право выходить на улицу Ларошфуко.

Ле-Маншо был одним из тех изгоев, у которых нет никаких привилегий; он никуда не был вхож, но именно поэтому для него не существовало и проблемы выхода. Клеман не только обнаружил маленькую дверцу, но и открыл ее: при нем всегда была его верная подружка – отмычка; благодарные воры называют этот металлический крючок «монсеньором», словно епископа.

За дверцей располагался крошечный закрытый дворик с небольшим насосом-фонтанчиком; сейчас фонтанчик плотно обернули соломой, чтобы вода не замерзала.

Именно в этот дворик и направлялся Ле-Маншо.

От холода и утомления Клеману, еще не оправившемуся от побоев, становилось все хуже. Ледяной ветер обжигал его разбитое лицо, едва зажившие раны ныли, а в глазах появилась такая резь, будто в них всадили по кинжалу. Ле-Маншо шатался от слабости, дыхание его прерывалось.

С большим трудом держался он на дрожащих ногах.

И все-таки шел.

Шел и волок за собой свой груз, урча от счастья. Таща недвижимое тело, Клеман разговаривал с ним, он его подбадривал.

– Не притворяйся покойницей, Адель, – бормотал Ле-Маншо с искренним дружелюбием. – Брось ты глупости. Ты же прекрасно знаешь, что мы с тобой еще не позабавились вдоволь. Но может, и хорошо, что ты сейчас притихла, иначе верещала бы, как сойка, и голубчики из префектуры, невзирая на нашу невинность, нас бы сцапали. Сокровище мое, ну и тяжела же ты!

Когда они добрались до маленького дворика, в саду уже вовсю шныряли полицейские. Стражи порядка обшаривали кусты и громко перекликались. Шла настоящая охота.

Ле-Маншо, даже не отдышавшись, сразу же занялся дверью. Он старательно запер ее и затолкал в скважину несколько камешков.

– Теперь все хорошо, Адель, старая перечница, теперь они тебя не найдут… Ну-ка, послушай! Они тут, совсем рядышком… Ух как стараются, прямо пар идет! Мне повезло, что у тебя нет силенок заорать!

Из-за стены действительно доносились голоса.

– Смотри-ка, дверца! – воскликнул один полицейский.

– Да, но заколоченная, – ответил другой.

– Если вы рассчитываете поймать там Кадэ-Любимчика, то даже не надейтесь: он слишком хитер! – заявил третий страж порядка.

Голоса удалились. Ле-Маншо от души расхохотался.

– Что ж, отлично! – пробормотал он. – Эти олухи даже не дали себе труда заметить, что замком пользовались. А трескучий мороз не позволил тебе, кикимора, оставить на земле следов. Да, ты была хитрой зверушкой, но все на свете кончается, деточка!

Клеман удовлетворенно вздохнул и добавил:

– Теперь у нас тут все спокойно. И мы славно порезвимся, как два невинных барашка. Бутылка у тебя с собой? – обратился он к неподвижному Кадэ.

И, засунув руку в карман бандита, Ле-Маншо вытащил оттуда оплетенную бутылочку, откупорил ее, жадно присосался к горлышку и долго-долго не выпускал его изо рта.

– Брр! – произнес наконец Клеман. – Нужно было хорошенько прогреть нутро. Настоящая Березина, папочка! А где твое перышко?

Перышком Ле-Маншо именовал огромный нож, который Любимчик носил во внутреннем кармане своего пальто.

Клеман достал и это страшное оружие, еще запачканное кровью последней жертвы маркиза.

Ле-Маншо сперва попробовал на ногте острие ножа, потом Клеман развязал что-то вроде пояса, обернутого у него вокруг талии и прикрученного вдобавок крепкой веревкой. Несколько минут назад Ле-Маншо сказал Любимчику: «Со мной – мешок». Это и был мешок.

Постепенно становилось ясно, как собирается повеселиться Ле-Маншо. Но Клеман не был плагиатором. Готовясь отплатить своему мучителю за перенесенные пытки, он решил использовать вместо бича кое-что другое.

Но для начала Ле-Маншо запихнул бесчувственного Кадэ-Любимчика в мешок.

Боль в сломанной руке и раздробленной ноге привела маркиза в чувство, и он тихонько застонал.

– Погоди, голубушка, – усмехнулся Клеман, – я же стараюсь обходиться с тобой ласково! Ну и собачий холод! Вот теперь все в порядке, ручаюсь головой!

Он завязал веревку мешка вокруг шеи Любимчика, который застонал чуть громче, и подтащил его к насосу.

– А ты, дурища, похоже, на меня сердишься? – спросил Ле-Маншо с искренним интересом.

Кадэ молчал.

– Желательно, чтобы ты как следует очухалась, курочка моя, – заявил Клеман. – Ну-ка, проверим, боишься ли ты щекотки?

И он принялся легонько тыкать Любимчика через мешковину его же собственным огромным ножом. От каждого укола Любимчик вздрагивал, но, по мнению Ле-Маншо, слабовато, и тогда Клеман разжал маркизу зубы ножом и влил ему в рот не меньше трети содержимого оплетенной бутылки.

Кадэ тут же попытался встать, и все его тело задергалось в мешке.

– Точь-в-точь как я! – воскликнул Ле-Маншо, заливаясь счастливым смехом. – И я так же дергался! Ах, чертов шутник, ну и позабавился же ты той ночью. Ну, а теперь проверим, спасет ли солома от мороза.

Клеман взялся за ручку насоса и начал качать воду. Холодная струя ударила фонтаном и обрушилась на мешок.

– Теперь ты меня понял, дружище? – осклабился Клеман. – Сейчас все мигом заледенеет! Через минуту ты у меня будешь, словно клубника у мороженщика!

Все действительно замерзло с ужасающей быстротой. Мешок мгновенно превратился в ледяной гроб. И в нем тихо поскуливал Кадэ.

– Ишь ты, как скоро! – прокомментировал Ле-Маншо. – Хочешь глоточек? Давай, давай, не стесняйся!