Роковое наследство - Феваль Поль Анри - Страница 32

Винсенту Карпантье нужно было попасть на улицу Сен-Рош. Разумеется, он не пошел прямо туда, а долго петлял по городу. По дороге архитектор постоянно оборачивался, чтобы убедиться, что за ним никто не следит.

На одном из пустырей в районе Гаврского железнодорожного вокзала – а пустырей там тогда было предостаточно – Винсент снял пальто и аккуратно сложил его. Потом архитектор нахлобучил на голову свою фуражку с зеленым козырьком и сразу приобрел разительное сходство со старым евреем.

На углу улиц Сен-Рош и Муано Карпантье чуть не столкнулся с молодым человеком, разглядывавшим витрину маленького магазина.

Винсенту показалось, что этот юноша попытался разглядеть его лицо.

Архитектор, несмотря на свою осторожность, был решительным человеком. Незнакомец сразу повернулся к нему спиной, но Карпантье сделал несколько шагов и резко оглянулся.

Их глаза встретились. Молодой человек тут же отвел взгляд и быстро удалился.

Однако архитектор успел его рассмотреть.

Незнакомец был очень бледен. Его женственное лицо, на котором не было никакой растительности, обрамляли черные, как смоль, волосы.

Тем, кто путешествовал по Италии, хорошо знакомы такие лица.

Винсент Карпантье не помнил, чтобы ему когда-либо доводилось встречать этого человека, но все же архитектору казалось, что с этим лицом у него связаны какие-то очень неприятные воспоминания.

Он продолжал свой путь. Вместо того, чтобы войти в тот дом, где находилась его мансарда, Винсент зашагал дальше. Он поднялся на вершину холма Мулен. Архитектор подумал, что с высоты холма ему удастся заметить что-нибудь интересное, но его надежды не оправдались.

Уже на пороге дома, в котором располагался его наблюдательный пункт, Карпантье обернулся и увидел вдалеке силуэт своего врага.

– Я должен расправиться с этим типом, – прошептал Винсент.

Поднявшись в мансарду, он первым делом запер за собой дверь. Затем архитектор достал из укромного местечка острый кинжал. После этого Винсент извлек откуда-то нечто длинное, замотанное в полотно. Когда архитектор отбросил ткань, оказалось, что в свертке была подзорная труба.

Карпантье сел у своего любимого окна. Он чувствовал себя довольно неуютно: ведь теперь ему приходилось следить не только за особняком, но и за садом и улицей.

Винсенту ужасно хотелось спать, но он упорно боролся с этим столь некстати возникшим желанием.

Впрочем, архитектор спокойно мог бы лечь в постель, потому что ему так и не удалось ничего увидеть – ни в особняке, ни в саду, ни на улице.

К утру Карпантье чувствовал себя совершенно развитым. Несмотря на это, он не отправился домой, как делал обычно после своих ночных дежурств. Винсент ждал, когда на улице станет совсем светло. В руках он по-прежнему сжимал подзорную трубу.

Казалось бы, такое невезение может обескуражить кого угодно, но архитектор твердо верил в правильность своих расчетов. Он был убежден: если что-то получается в теории – значит, должно осуществляться и на практике.

В самом деле, можно не верить собственным глазам и ушам, но сомневаться в цифрах нельзя. Слепо положитесь на них, и они приведут вас, куда надо. И если вы Колумб, то откроете Америку.

Цифры не лгут никогда.

Таинственная дверь, которую вычислил Винсент, была замаскирована просто гениально. Полковнику где-то удалось найти какие-то древние камни, обтесанные, наверное, еще при первых Валуа. Из этих глыб была составлена прекрасная композиция в духе средневековья. Эти камни были заботливо запачканы и поцарапаны. За несколько лет дожди и ветры сделали кладку совершенной: теперь самый проницательный человек не смог бы заподозрить, что часть стены возведена совсем недавно.

Однако у Винсента Карпантье была хорошая подзорная труба, и к тому же он довольно долго работал каменщиком. Теперь Винсент мог распознать декоративную облицовку точно так же, как ловкий сыщик – накладные усы.

Короче говоря, после того, как Карпантье внимательно изучил стену, он пришел к выводу, что один ее участок выглядит более древним, чем остальные. Это показалось Винсенту подозрительным.

Вытерев пот, струившийся по его лицу, архитектор пробормотал:

– Дверь находится там, где ей и положено быть. Остаются две проблемы: во-первых, мне надо узнать, полковник ли это бродит тут по ночам, а во-вторых, я должен убрать со своей дороги того не в меру любопытного молодого человека.

Винсент улегся на кровать и принялся терпеливо дожидаться наступления ночи: чтобы добраться до собственного дома, ему нужна была темнота. Средь бела дня его маскарад ничем бы ему не помог. Напротив, живописные лохмотья только привлекли бы внимание окружающих. Но, несмотря на свою усталость, Карпантье не мог сомкнуть глаз.

Когда он наконец явился вечером домой, то среди прочей корреспонденции обнаружил два письма, о которых мы должны сказать несколько слов.

Первое пришло из Марселя и сообщало о скором возвращении Ренье в Париж.

Второе письмо прислала настоятельница монастыря Святого Креста. Она просила Винсента, чтобы тот помог ей в подготовке торжества, посвященного вручению каких-то наград.

Мы никогда не устанем повторять, что Винсент Карпантье искренне любил обоих своих детей – и родную дочь, и приемного сына. Еще в прошлом году каникулы Ирен были для Винсента настоящим праздником. Что касается Ренье, то архитектор уже давно лелеял мечту оборудовать для юноши мастерскую в своем особнячке.

Но сегодня полученные известия не доставили Карпантье никакой радости.

– Нужно сделать так, чтобы Ренье работал подальше от этих мест, – произнес Винсент, нахмурив брови. – А ведь скоро каникулы Ирен! Она может узнать то, что я так тщательно скрываю.

В эту минуту навязчивая идея архитектора боролась с его отцовскими чувствами.

Теперь он смотрел на все сквозь призму своего безумия. Узнав, что приезжает Рснье, Карпантье тут же подумал о картине Разбойника. Архитектор вспомнил, что, как только он впервые увидел это полотно, у него, Винсента закружилась голова. Тогда он решил, что у него начались галлюцинации.

А сейчас он размышлял о роковой предопределенности судеб и об ужасной трагедии, единственной причиной которой является золото. Архитектор думал о великом и страшном законе природы: убивай – или убьют тебя.

Дело в том, что Винсент сразу понял, что именно изображено на таинственной картине. Он узнал и старика, и юношу, и сокровища. Что ж, скажем мы, тем хуже для бедняги Карпантье.

Для других сцена, запечатленная Разбойником, всего лишь воскрешала прошлое. А вот архитектор видел на холсте настоящее и будущее.

Сокровища лежали в тайнике, который Винсент соорудил собственными руками. Стариком – по крайней мере его живым портретом – был полковник Боццо, хозяин и хранитель клада. Оставался молодой человек с белоснежной, как у девушки, кожей и черными волосами. Неизвестный следивший за Винсентом и полковником одновременно, был похож на юношу с картины, как две капли воды...

Архитектор еще не выяснил его имени, но был уверен, что узнает этого человек всегда и всюду.

Услышав рассказ Ренье о той ночи на Корсике, когда разыгрался второй акт трагедии, в котором отец убил сына, Винсент понял, как зовут незнакомца, бродившего по улице Муано.

Это был второй сын Отца, брат убитого маркиза Кориолана – граф Жюлиан Боццо-Корона.

Ибо тем сартенским вампиром был не кто иной, как человек, прикончивший своего отца и своего сына, добродушный старичок, решивший на склоне лет заняться благотворительностью, – полковник Боццо-Корона.

Помогало ли это открытие Винсенту Карпантье оправдаться перед самим собой? Надо сказать, что он не нуждался в оправданиях. Его страсть была самодостаточной: ей не требовалось никаких аргументов.

Впрочем, порицать или хвалить Винсента – не наше дело. Наша задача – представить на суд читателя правдивое повествование, выводы из которого каждый должен делать сам.

Уже давно архитектор прекратил все попытки бороться со своей навязчивой идеей. Напротив, он настолько продвинулся в своей деятельности, что ему стало трудновато обходиться без помощников. Еще до того, как Карпантье увидел на стене, отгораживающей сад особняка от улицы Муано, таинственного ночного посетителя, он уже с подозрением смотрел на всех вокруг. Винсент чувствовал, что не он один мечтает о сокровищах.