По эту сторону рая - Фицджеральд Фрэнсис Скотт - Страница 38

Розалинда. Честное слово, я только в двух нарядах чувствую себя хорошо — в кринолине и в купальном костюме. В том и другом я выгляжу очаровательно.

Сесилия. Рада, что выплываешь в свет?

Розалинда. Очень, а ты?

Сесилия(безжалостно). Ты рада, потому что сможешь теперь выйти замуж и жить на Лонг-Айленде среди «наших молодых супружеских пар современного типа». Ты хочешь, чтобы жизнь у тебя была цепочкой флиртов — что ни звено, то новый мужчина.

Розалинда. «Хочу»! Ты лучше скажи, что так оно и есть, и я в этом давно убедилась.

Сесилия. Уж будто!

Розалинда. Сесилия, крошка, тебе не понять, до чего это тяжело быть… такой, как я. На улице я должна сохранять каменное лицо, чтобы мужчины мне не подмигивали. В театре, если я рассмеюсь, комик потом весь вечер играет только для меня. Если на танцах я скажу что-то шепотом, или опущу глаза, или уроню платок, мой кавалер потом целую неделю изо дня в день звонит мне по телефону.

Сесилия. Да, это, должно быть, утомительно.

Розалинда. И, как назло, единственные мужчины, которые меня хоть сколько-нибудь интересуют, абсолютно не годятся для брака. Будь я бедна, я пошла бы на сцену.

Сесилия. Правильно. Ты и так все время играешь, так пусть бы хоть деньги платили.

Розалинда. Иногда, когда я бываю особенно неотразима, мне приходит в голову — к чему растрачивать все это на одного мужчину?

Сесилия. А я, когда ты бываешь особенно не в духе, часто думаю, к чему растрачивать все это на одну семью? (Встает.) Пойду, пожалуй, вниз, познакомлюсь с мистером Эмори Блейном. Люблю темпераментных мужчин.

Розалинда. Таких нет в природе. Мужчины не умеют ни сердиться, ни наслаждаться по-настоящему, а те, что умеют, тех хватает ненадолго.

Сесилия. У меня-то, к счастью, твоих забот нет. Я помолвлена.

Розалинда(с презрительной улыбкой). Помолвлена? Ах ты, глупышка! Если бы мама такое услышала, она бы отправила тебя в закрытую школу, где тебе и место.

Сесилия. Но ты ей не расскажешь, потому что я тоже могла бы кое-что рассказать, а это тебе не понравится, тебе твое спокойствие дороже.

Розалинда(с легкой досадой). Ну, беги, малышка. А с кем это ты помолвлена? С тем молодым человеком, который развозит лед, или с тем, что держит кондитерскую лавочку?

Сесилия. Дешевое остроумие! Счастливо оставаться, дорогая, мы еще увидимся.

Розалинда. Надеюсь, ведь ты моя единственная опора.

Сесилия уходит. Розалинда, закончив прическу, встает, напевая. Потом начинает танцевать перед зеркалом, на мягком ковре. Она смотрит не на свои ноги, а на глаза, смотрит внимательно, даже когда улыбается. Внезапно дверь отворяется рывком и снова захлопывается. Вошел Эмори, как всегда очень спокойный и красивый. Секунда замешательства.

Он. Ох, простите! Я думал…

Она (с лучезарной улыбкой). Вы — Эмори Блейн?

Он(рассматривая ее). А вы — Розалинда?

Она. Я буду называть вас Эмори. Да вы входите, не бойтесь, мама сейчас придет… (едва слышно) к сожалению.

Он(оглядываясь по сторонам). Это для меня что-то новое.

Она. Это — «ничья земля».

Он. Это здесь вы… (Пауза.)

Она. Да, тут все мое. (Подходит к туалетному столу.) Вот видите — мои румяна, мой карандаш для бровей.

Он. Я не думал, что вы такая.

Она. А чего вы ждали?

Он. Я думал, вы… ну, как бы бесполая — играете в гольф, плаваете…

Она. А я этим и занимаюсь, только не в приемные часы.

Он. Приемные часы?

Она. От шести вечера до двух ночи. Ни минутой дольше.

Он. Я не прочь войти пайщиком в эту корпорацию.

Она. А это не корпорация — просто «Розалинда, компания с неограниченной ответственностью». Пятьдесят один процент акций, имя, стоимость фирмы и все прочее оценивается в двадцать пять тысяч годового дохода.

Он(неодобрительно). Холодноватое, я бы сказал, начинание.

Она. Но вам от этого ни холодно ни жарко, Эмори, верно? Когда я встречу человека, который за две недели не надоест мне до смерти, кое-что, возможно, изменится.

Он. Забавно, вы держитесь такой же точки зрения на мужчин, как я — на женщин.

Она. Я-то, понимаете, не типичная женщина… по складу ума.

Он(заинтригован). Продолжайте.

Она. Нет, лучше вы — вы продолжайте. Вы заставили меня заговорить о себе. А это против правил.

Он. Правил?

Она. Моих правил. Но вы… Ах, Эмори, я слышала, что вы — блестящий человек. Мои родные так много от вас ждут.

Он. Это вдохновляет!

Она. Алек говорит, что вы научили его думать. Это правда? Мне казалось, что на это никто не способен.

Он. Нет. На самом деле я очень заурядный. (Явно с расчетом, что это не будет принято всерьез.)

Она. Не верю.

Он. Я… я религиозен… я причастен к литературе, я… даже пишу стихи.

Она. Вольным стихом? Прелестно! (Декламирует.)

Деревья зеленые,

На деревьях поют птицы,

Девушка маленькими глотками пьет яд,

Птица улетает, девушка умирает.

Он(смеется). Нет, не такие.

Она(неожиданно). Вы мне нравитесь.

Он. Не надо.

Она. И такая скромность…

Он. Я вас боюсь. Я любой девушки боюсь — пока не поцелую ее.

Она(назидательно). Сейчас не военное время.

Он. Значит, я всегда буду вас бояться.

Она(не без грусти). Видимо, так.

Оба минуту колеблются.

Он(обдумав все «за» и «против»). Я понимаю, это чудовищная просьба…

Она(заранее зная продолжение). После пяти минут знакомства.

Он. Но прошу вас, поцелуйте меня. Или боитесь?

Она. Я ничего не боюсь, но ваши доводы как-то не убеждают.

Он. Розалинда, я так хочу вас поцеловать.

Она. Я тоже.

Поцелуй — долгий, на совесть.

Он(переводя дух). Ну как, удовлетворили свое любопытство?

Она. А вы?

Он. Нет, оно только-только проснулось. (Видно, что он не лжет.)

Она(мечтательно). Я целовалась с десятками мужчин. Впереди, скорей всего, еще десятки.

Он(рассеянно). Да, это вы могли.

Она. Почти всем нравится со мной целоваться.

Он(спохватившись). Господи, а как же иначе! Поцелуйте меня еще, Розалинда!

Она. Нет, мое любопытство обычно удовлетворяется с первого раза.

Он(обескуражен). Это правило?

Она. Я создаю правила для каждого случая.

Он. У нас с вами есть кое-что общее — только я, конечно, намного старше и опытнее.

Она. Вам сколько лет?

Он. Скоро двадцать три. А вам?

Она. Девятнадцать — только что исполнилось.

Он. Вы, надо полагать, продукт какой-нибудь фешенебельной школы?

Она. Нет, я, можно сказать, сырой материал. Из Спенса меня исключили, за что — не помню.

Он. А вообще вы какая?

Она. Ну — яркая, эгоистка, возбудима, люблю поклонение…

Он(перебивая). Я не хочу в вас влюбиться.

Она(вздернув брови). А вас никто и не просил.

Он(невозмутимо продолжает)…но, вероятно, влюблюсь. У вас чудесный рот.