Рожденный очаровывать - Филлипс Сьюзен Элизабет - Страница 51

Она с дикими воплями бросилась в спальню, не замолкая ни на секунду. Черт возьми, он обрел сестру, хочет того или нет.

К веселящейся парочке присоединилась Паффи, и за всем этим шумом Дин не услышал топота. В следующую минуту кто-то огрел его по спине, он потерял равновесие и упал. А перевернувшись, увидел нависшего над ним Джека, с искаженным от ярости лицом.

– Оставь ее в покое!

Джек схватил Райли, которая теперь вопила уже всерьез. А тут еще Паффи, визгливо тявкая, нарезала круги вокруг мужчин. Джек прижал дочь к груди.

– Ничего, ничего, девочка. Я больше не подпущу его к тебе, обещаю, – бормотал он, гладя спутанные волосы, – мы немедленно уберемся отсюда.

Невыносимая смесь ярости, неприязни и отвращения сжигала Дина. Этот хаос и есть то, что теперь считается его жизнью.

Он кое-как поднялся. Райли схватилась за рубашку Джека, глотая воздух и пытаясь объясниться, но истерический смех мешал ей говорить. Брезгливая гримаса Джека доставила Дину извращенное удовлетворение.

– Вот и хорошо. По крайней мере все ясно. Так даже лучше.

– Вон отсюда! – бушевал Джек.

Дину до смерти хотелось врезать ему, но Райли все еще судорожно цеплялась за рубашку отца. Наконец, она немного успокоилась.

– Это не... он не... это я виновата! Дин увидел... нож... и...

Джек сжал ладонями ее лицо.

– Какой нож?

– Я взяла его... на кухне.

Она икнула.

– Что ты делала с ножом? – удивился Джек, стараясь перекричать лай собаки.

– Я... я была...

– Она боялась.

Дин хотел, чтобы слова проникли в сознание Джека, но Райли уже понесло:

– Я проснулась, и в доме никого не было, и я испугалась...

Дин, не дослушав, ушел к себе. Его плечо уже ныло после драки с Ронни, и он только что снова на него упал!

Две драки за ночь. Блестяще.

Лай затих, как раз когда он проглотил две таблетки тайленола, после чего разделся, пошел в душ и включил горячую воду. А когда вышел, в спальне уже ждал Джек.

В доме вновь стало тихо. Райли и Паффи, вероятно, уже улеглись.

Джек кивком показал в сторону коридора.

– Я хочу потолковать с тобой. Внизу – бросил он и, не дожидаясь ответа, убрался.

Дни отшвырнул полотенце и натянул джинсы на влажные ноги. Что же, давно пора выяснить отношения.

Он нашел Джека в пустой гостиной. Тот стоял у окна, сунув пальцы в задние карманы джинсов.

– Я услышал, как она кричит, – не оборачиваясь, пробормотал он, – вот и вообразил, что дело плохо.

– Черт, я рад, что ты наконец пришел в себя настолько, чтобы вспомнить, как оставил ее одну. Да ты злодей, Джек.

– И без тебя знаю, что опарафинился.

Джек повернулся и вынул руки из карманов.

– Я пытаюсь найти с ней общий язык, но иногда что-то делаю не так. Как, например, сегодня ночью. И когда такое случается, я делаю все возможное, чтобы исправить положение.

– Замечательно. Достойно восхищения. Я потрясен и пристыжен.

– Можно подумать, ты никогда не ошибался. И в жизни не творил ничего дурного.

– Еще как творил! В прошлом сезоне семнадцать раз перехватил мяч!

– Ты понимаешь, о чем я.

Дин зацепился большим пальцем за пояс джинсов.

– Что ж, у меня плохая привычка коллекционировать штрафные квитанции за превышение скорости, и я могу быть ехидным сукиным сыном. Зато ни разу не оставлял беременными своих подружек, если ты именно на это намекаешь. И ни одного незаконного ребенка, которого я мог бы потащить на тест по установлению отцовства. Стыдно признаться, Джек, но мы с тобой не в

одной лиге.

Джека передернуло, но Дину ужасно хотелось уничтожить отца, и он еще не угомонился.

– Кстати, чтобы уж прояснить все до конца: я позволил тебе остаться только из-за Райли. Ты для меня, приятель, не больше, чем донор спермы, так что держись подальше.

Но Джек уже успел прийти в себя.

– Без проблем. Это я умею, как ни кто другой.

Он шагнул ближе.

– Я скажу это только тебе и только однажды. С тобой обошлись несправедливо. И я жалею об этом больше, чем ты можешь себе представить. Когда Эйприл рассказала о своей беременности, я сбежал так быстро и далеко, как только смог. Если бы это зависело только от меня, ты вообще не родился бы, так что учти это в следующий раз, когда дашь понять матери, как сильно ее ненавидишь.

Дина затошнило. Но он отказался отвести взгляд, и Джек нехорошо ухмыльнулся.

– Мне было только двадцать три, парень. И я думал только о музыке, кайфе и сексе. Мой адвокат – тот тип, который присматривал за тобой, когда Эйприл было не до этого. Это он следил, чтобы у тебя была ночная няня, на случай, если твоя матушка

вынюхает слишком много полосок кокаина или забудет приехать домой после того, как всю ночь развлекала очередную рок-звезду в штанишках из золотистого ламе. Именно мой адвокат следил за твоей учебой. Ему звонили из школы, когда ты болел. Я был слишком занят, стараясь забыть о твоем существовании.

Дин не мог шевельнуться. Джек скривил губы.

– Но ты сумел отомстить, старина. Остаток моих дней я проведу, видя перед собой человека, которым ты стал, и зная, что, будь моя воля, ты никогда бы не сделал своего первого вздоха. Ну как, круто?

Дин понял, что больше не вынесет, и поспешно отвернулся, но тут же получил очередной заряд в спину.

– Обещаю, что никогда не попрошу у тебя прощения. На это я по крайней мере способен.

Дин выбежал в прихожую и, не успев опомниться, уже стоял у кибитки.

Блу уже засыпала, когда дверь ее мирного обиталища распахнулась. Она долго шарила в поисках фонарика и наконец сумела его включить. Дин был обнажен до пояса, а его глаза сверкали темным льдом.

– Ни слова! – предупредил он, так хлопнув дверью, что кибитка задрожала. – Ни слова!

В других обстоятельствах она бы вспылила, но он выглядел таким измученным... таким великолепным, что у нее временно отнялся язык. Она откинулась на подушки. Ее уютная берлога уже не казалась безопасной. Что-то его расстроило, сильно расстроило, и на этот раз она ни причем.

Дин ударился головой о низкую крышу кибитки, и в воздухе пронеслось затейливое ругательство, сопровождаемое порывом ветра, снова сотрясшего кибитку.

Блу облизнула пересохшие губы.

– Э-э... возможно, нехорошо упоминать имя Господне всуе, пока погода немного не успокоится.

– Ты голая? – неожиданно спросил он.

– В этот момент – нет.

– Тогда снимай все с себя. Каждый уродливый клочок того дерьма, которое на себя напялила.

Осколки лунного света, проникавшие в окно, превратили его лицо в резкие плоскости и загадочные тени.

– Игра продолжалась достаточно долго. Отдай все это мне.

– Значит, вот так?

– Значит, вот так, – бесстрастно повторил он. – Немедленно отдай. Или я возьму сам.

Заговори с ней в таком тоне любой мужчина, она подняла бы страшный крик. Но он – не любой мужчина. Что-то разбило блестящий фасад и глубоко его ранило. И хотя это она безработная бездомная и без цента в кармане, нищий все-таки – он. Правда, он в этом не признается. Правила игры не допустят.

– Ты на таблетках.

На прошлой неделе он вполне намеренно затеял дискуссию об анализах крови и способах предохранения, и она обмолвилась что принимает противозачаточные таблетки.

– Да, но...

Она снова воздержалась от признания, что принимает их скорее для того, чтобы не потолстеть, чем из предосторожности. А он тем временем подошел к буфету, открыл нижний ящик и вытащил пачку презервативов, которых она туда не клала. Такая предусмотрительность ей не понравилась, хотя в то же время она оценила его здравый смысл.

– Отдай и это тоже.

Он вытащил фонарик из ее пальцев, бросил презервативы на кровать и поднял прикрывавшую ее простыню. Луч света уперся в ее оранжевую футболку.

– Мне давно бы пора уже перестать надеяться на лучшее.

– Пиши жалобу в полицию мод.

– А если я возьму закон в собственные руки?

Блу приготовилась... понадеялась, что с нее сорвут одежду, но он разочаровал ее, проведя лучом фонарика по голым ногам.