Лёжа со львами - Фоллетт Кен - Страница 65

???

И у нее возник порыв спрыгнуть в реку, протекавшую в сотне футов внизу. Но это, оказалось, всего лишь реактивный самолет – с такой высоты нельзя было разглядеть никого на земле. Тем не менее, после этого Джейн то и дело искала взглядом и отмечала деревья, кустарник и углубления в скале, которые могли бы послужить укрытием. Какой-то дьявольский голос внутри нее говорил: «тебе не обязательно все это терпеть, ты можешь вернуться назад, можешь сдаться и вернуться к мужу…» Но эта мысль оставалась чистой абстракцией, не имевшей особого смысла.

Тропинка все еще шла в гору, но уже не так круто, и они смогли ускорить шаг. Через каждые одну-две мили дорогу им преграждали горные ручьи, которые бурно выливались из ущелий и впадали в реку. В этих места тропинка резко обрывалась вниз, к бревенчатому мосту или броду, и Эллису приходилось тянуть упирающуюся Мэгги в воду, в то время как Джейн подгоняла ее сзади криками и бросала камни.

По возвышенности тянулся оросительный канал – высоко над рекой. Он был предназначен для расширения площади орошаемых земель в долине. Джейн задумалась над тем, сколько же времени прошло с тех пор, как у жителей долины было достаточно свободных рабочих рук и мирного времени для воплощения такого серьезного инженерного проекта – может, несколько сотен лет.

Скала стала уже, а берег реки внизу теперь был усеян гранитными валунами. В известняковых склонах открывались входы в пещеры: Джейн замечала их, как возможные укрытия. Местность вокруг стала невзрачнее, навстречу задул холодный ветер, заставивший Джейн поежиться, несмотря на яркое солнце. Камни и отвесные скалы привлекали птиц: вокруг гнездились сотни азиатских сорок. Наконец, за краем горы открылась новая равнина. Далеко к востоку Джейн увидела гряду холмов, а над ними – заснеженные вершины Нуристана. «Господи, вот куда нам надо дойти», – подумала Джейн, и ей стало страшно.

Посреди равнины виднелась небольшая кучка бедных домиков.

– Думаю, мы пришли, – сказал Эллис. – Добро пожаловать в Саниз.

Они вышли на равнину, ища глазами мечеть или каменный дом для путешественников. Когда они поравнялись с первым домиком, оттуда вышел какой-то человек, и Джейн узнала красивое лицо Мохаммеда. Он был удивлен не меньше ее самой. Ее удивление сменилось ужасом, когда она вспомнила, что надо будет сообщить ему о гибели сына.

Эллис дал ей время собраться с мыслями, сказав на дари:

– Почему вы здесь?

– Здесь Масуд, – ответил Мохаммед, и Джейн поняла, что это, наверное, одно из укрытий партизан. Мохаммед продолжал: – А вы-то почему здесь?

– Мы идем в Пакистан.

– Этим путем? – лицо Мохаммеда стало серьезным. – Что случилось?

Джейн, понимала, что именно ей следует рассказать ему все, ведь она знала его дольше Эллиса.

– Мы принесли плохую весть, друг Мохаммед.

– Русские приходили в Бэнду и убили семерых мужчин и одного ребенка…

Он начал догадываться, что она собирается сказать, и выражение страдания на его лице вызвало у Джейн желание заплакать.

– Этот ребенок – Муса, – закончила она.

Мохаммед постарался овладеть собой.

– Как погиб мой сын?

– Его нашел Эллис, – сказала Джейн.

Эллис, с трудом подбирая нужные слова на дари, сказал:

– Он погиб… нож в руке, кровь на ноже.

Мохаммед широко раскрыл глаза:

– Расскажи мне все.

Тут вмешалась Джейн, потому что свободнее владела языком.

– Русские пришли на рассвете, – начала она. – Они искали нас с Эллисом. Мы были выше, на горе, поэтому нас не нашли. Они избили Алишана, Шахазая и Абдуллу, но оставили их в живых. Потом они обнаружили пещеру. Там были семь раненых моджахедов, и с ними дежурил Муса, чтобы бежать в деревню, если ночью понадобится помощь. Когда русские ушли, Эллис пошел в пещеру. Все мужчины были убиты, и Муса тоже…

– Как? – перебил ее Мохаммед. – Как его убили!?

Джейн взглянула на Эллиса, и тот сказал:

– «Калашников», – это слово не требовало перевода. Он указал себе на сердце, показывая, где вошла пуля.

Джейн добавила:

– Он, наверно, хотел защитить раненых, потому что на кончике ножа была кровь.

Мохаммед просиял от гордости, хотя на глазах его были слезы. Он напал на них – взрослых мужчин с автоматами – он бросился на них с ножом! Ножом, который дал ему отец! Этот однорукий мальчик теперь, конечно, на небесах, куда попадают все правоверные воины.

Гибель в священной войне – величайшая честь для мусульманина, вспомнила Джейн. Маленький Муса станет для них почти святым. Она была рада, что у Мохаммеда есть хотя бы такое утешение, но не могла удержаться от довольно циничной мысли: «Вот как воинственные мужчины облегчают свою совесть – речами о славе».

Эллис молча торжественно обнял Мохаммеда.

Джейн вдруг вспомнила о своих фотографиях. У нее было несколько снимков Мусы. Афганцы любили фотографии, и Мохаммед, несомненно, будет в восторге, получив портрет сына. Открыв одну из сумок, притороченных к спине Мэгги, она стала рыться среди медикаментов, пока не нашла картонную коробку с фотографиями. Отыскав фотографию Мусы, она вытащила ее, а все остальное уложила в прежнем порядке. Затем она протянула фотографию Мохаммеду.

Она никогда еще не видела, чтобы афганец был так глубоко тронут. Мохаммед был не в силах вымолвить ни слова. На мгновение ей даже показалось, что он готов заплакать. Он отвернулся, стараясь взять себя в руки. Когда он снова повернулся к ней, его лицо было спокойно, хотя мокро от слез.

– Идемте со мной, – произнес он.

Они последовали за ним мимо домов к берегу реки, где вокруг костра, на котором готовился ужин, на корточках сидели пятнадцать или двадцать партизан. Мохаммед, подойдя к ним, без предисловия начал рассказывать о смерти Мусы, заливаясь слезами и жестикулируя.

Джейн отвернулась. Сегодня ей и так хватало тягостных переживаний.

Она тревожно огляделась по сторонам. «Куда мы убежим, если появятся русские», – спросила она себя. Вокруг были лишь открытые поля, а еще река и несколько домов. Но Масуду, видимо, это место казалось безопасным. Возможно, селение было слишком мало, чтобы привлечь внимание военных.

У нее больше не было сил для беспокойства. Она уселась на землю, прислонясь спиной к стволу дерева и, довольная, что может, наконец дать отдых ногам, начала кормить Шанталь. Эллис спутал Мэгги, снял мешки и сумки, и лошадь начала поглощать обильную растительность на берегу реки. «Какой долгий день, – подумала Джейн, – страшный день. А ночью мне удалось не так уж много поспать». И она улыбнулась, вспоминая эту ночь.

Эллис вытащил карты Жан-Пьера и уселся рядом с Джейн, изучая их при быстро тускнеющем вечернем свете. Джейн посмотрела ему через плечо. Предполагаемый путь лежал дальше по долине до селения под названием Комар, где им предстояло свернуть на юго-восток в боковое ущелье, ведущее в Нуристан. Это ущелье также называлось Комар, как и первый высокий перевал, который они должны были преодолеть.

– Пятнадцать тысяч футов, – сказал Эллис, указывая на перевал, обозначенный на карте. – Вот где будет холодно.

Джейн поежилась.

Когда Шанталь насытилась, Джейн сменила пеленку, а мокрую выстирала в реке. Вернувшись, она нашла Эллиса увлеченным беседой с Масудом и уселась на корточки возле мужчин.

– Вы приняли правильное решение, – говорил Масуд. – Вы должны во что бы то ни стало выбраться из Афганистана, имея в кармане наш договор. Если русские захватят вас, все потеряно.

Эллис согласно кивнул. Джейн подумала: «Я никогда раньше не видела Эллиса таким – он относится к Масуду с настоящим почтением».

Масуд продолжал:

– Впрочем, это путешествие необычайно трудное. Большая часть пути лежит выше уровня вечных снегов. Иногда тропу бывает трудно разглядеть под снегом, а если вы собьетесь с пути, то погибнете.

Джейн хотелось знать, к чему он клонит. Ей казалось недобрым признаком, что Масуд старательно обращался только к Эллису, будто ее здесь не было.