На орлиных крыльях - Фоллетт Кен - Страница 49

Дэдгар затребовал личное дело Пола Чиаппароне. Комната в офисе секретарши Пола, в которой хранились досье и личные дела, оказалась запертой, а ключ нигде не могли отыскать. Такой оборот, конечно же, еще больше распалил Дэдгара, и он загорелся во что бы то ни стало посмотреть документы. Проблему разрешил Кин Тэйлор – он принес монтировку и взломал дверь в архив.

Тем временем Хауэлл выскользнул из здания, добрался до Хоумена и вместе с ним отправился в Министерство юстиции.

Путь туда предстоял нелегкий и опасный – пришлось пробираться сквозь беснующуюся толпу у стен министерства, требующую свободу политическим заключенным.

У Хауэлла и Хоумена состоялись там переговоры с доктором Кьяном, начальником Дэдгара.

На переговорах Хауэлл сказал Кьяну, что ЭДС – солидная компания, дорожит своей репутацией, никогда ничего противозаконного не делала и, чтобы не дать замарать свою честь, готова сотрудничать в любом расследовании. Фирма настаивает на том, чтобы ее сотрудников выпустили из-под ареста.

Кьян обещал дать указание одному из своих помощников, чтобы тот попросил Дэдгара пересмотреть дела. Хауэллу это обещание ничего не говорило, и он сказал, что хотел бы просить уменьшить сумму залога.

Беседа велась на фарси, переводил Хоумен. Он сказал, что Кьян не имеет ничего против уменьшения залога. По мнению Хоумена, можно надеяться, что сумма залога будет сокращена наполовину.

Напоследок Кьян вручил Хауэллу пропуск с разрешением встретиться в тюрьме с Полом и Биллом.

Как считал Хауэлл впоследствии, переговоры оказались, по сути, бесполезными, хорошо еще, что Кьян не арестовал его. По возвращении в «Бухарест» он узнал, что и Дэдгар никого там не арестовал.

Интуиция адвоката по-прежнему подсказывала Хауэллу, что пока не следует встречаться с Дэдгаром, но теперь к ней примешивалось другое чувство, присущее его натуре, – нужно проявлять терпение. Случались времена, когда Хауэллу надоедало изучать проблему, готовиться, планировать, рассчитывать будущие шаги, времена, когда ему хотелось практически решать проблему, а не обсасывать ее со всех сторон. Ему нравится проявлять инициативу, бороться с сильными противниками, не сдающимися под его натиском. Такая склонность в его характере усиливалась в Тегеране присутствием Росса Перо, который первый просыпался по утрам и расспрашивал людей, что они сделали накануне и что намерены делать сегодня. Итак, терпение задвинуло на задний план предосторожность, и Хауэлл решил выступить против Дэдгара с открытым забралом.

Вот почему он находился в тревожном состоянии. Если ему не повезет, то еще больше не повезет его жене.

За последние два месяца Анджела Хауэлл редко видела своего супруга. Почти весь ноябрь и декабрь он находился в Тегеране, выбивая из Министерства здравоохранения оплату счетов ЭДС. А в редкие заезды в США он засиживался допоздна в штаб-квартире ЭДС, решая проблему с освобождением Пола и Билла, или же вылетал в Нью-Йорк на переговоры с иранскими адвокатами. 31 декабря, проработав всю ночь напролет в здании ЭДС, он заскочил домой позавтракать. Дома была Анджела с девятимесячным сынком Майклом. Они грелись у камина в холодном темном доме – линия электропередачи вышла из строя. Он перевез их в квартиру своей сестры и снова умчался в Нью-Йорк.

Анджела крепилась изо всех сил, но, когда муж объявил, что снова улетает в Тегеран, очень расстроилась.

– Ты же знаешь, что там творится, – сказала она – Зачем тебе туда ехать?

К сожалению, у него не было простого ответа на ее вопрос. Ему самому не было ясно, что нужно делать в Тегеране. Конечно, он намеревался содействовать освобождению Пола и Билла, но как, каким образом – не знал. Если бы можно сказать: «Слушай, это нужно делать, это моя обязанность, и только я могу это сделать», – она бы, возможно, и поняла.

– Джон, у нас же семья. Мне нужна твоя помощь, одной мне со всем этим не справиться, – сказала она.

– Ну потерпи. Я буду звонить тебе почаще, – успокаивал ее Хауэлл.

Они не относились к такому роду супругов, которые изливают свои чувства, крича друг на друга и ругаясь. Нередко случалось, что, когда она расстраивалась из-за задержки мужа на работе и ему приходилось дома ужинать одному, хотя она и готовила ужин на двоих, между ними пробегала черная кошка и вот-вот могла вспыхнуть перебранка. Но внезапный отъезд в Тегеран – это, конечно, похуже, нежели опоздание к ужину: он оставляет жену и ребенка одних, когда они так нуждаются в его поддержке.

В тот вечер у них произошел долгий и серьезный разговор. В конце концов, она смирилась с его отъездом, хотя легче ей от этого не стало.

Потом он звонил несколько раз из Лондона и Тегерана. Она в Далласе следила за тем, как зловеще развиваются события в Иране, и переживала за жизнь мужа. Но она взволновалась бы еще больше, если бы узнала, что он теперь намерен предпринять.

Хауэлл постарался задвинуть все свои мысли о домашних заботах подальше и отправился разыскивать Аболхасана – самого старшего служащего ЭДС из местных иранцев. Когда Ллойд Бриггс улетел в Нью-Йорк, Аболхасан остался за него. (Рич Гэллэгер, единственный из американцев, работавших теперь в ЭДС, не был менеджером.) Потом вернулся Кин Тэйлор и взял бразды правления в свои руки – Аболхасан надулся, как мышь на крупу. Тэйлор совсем не был дипломатом. (Гениальный президент «ЭДС уорлд» Билл Гэйден как-то изрек: «Сказывается благородное воспитание Кина в корпусе морской пехоты».) Начались трения и склоки. Но Хауэлл легко поладил с Аболхасаном, который мог не только прекрасно переводить на фарси, но также разъяснял американским служащим компании персидские обычаи и подходы к делу.

Дэдгар знавал отца Аболхасана, выдающегося адвоката, и видел самого Аболхасана во время допроса Пола и Билла. По этим причинам было решено послать на встречу с помощниками Дэдгара именно Аболхасана и уполномочить его передать, что ЭДС пойдет им навстречу и выполнит все их запросы.

Хауэлл напоследок сказал Аболхасану:

– Я решил, что мне нужно встретиться с Дэдгаром. Как вы считаете?

– Конечно, нужно, – ответил Аболхасан. Жена у него была чистокровная американка, поэтому он говорил, как истинный американец. – Не думаю, что он от такой встречи откажется.

– Хорошо, пойдемте вместе.

Аболхасан привел Хауэлла в конференц-зал филиала ЭДС. Там вокруг большого стола сидели Дэдгар и его подручные, рассматривая финансовые отчеты ЭДС. Аболхасан попросил Дэдгара пройти в примыкающую комнату – кабинет Пола, и в ней представил ему Хауэлла.

Дэдгар сухо, по-деловому поздоровался.

Они уселись за столиком, стоящим в углу кабинета. Дэдгар совсем не показался Хауэллу похожим на монстра: обычный, довольно потрепанный жизнью пожилой человек, уже порядком облысевший.

В начале беседы Хауэлл объяснил Дэдгару то же самое, что рассказывал доктору Кьяну. «ЭДС – солидная компания, дорожит своей репутацией, никогда ничего противозаконного не делала и готова сотрудничать в любом расследовании. Но мы не можем допустить, чтобы двое наших руководящих сотрудников сидели в тюрьме».

Ответ Дэдгара – переводил Аболхасан – удивил его.

– Если вы не делали ничего противозаконного, то почему же в таком случае еще не внесли залог?

– Но, – запротестовал Хауэлл, – залог – это своего рода гарантия, что обвиняемый предстанет перед судом, а не сумма денег, которая конфискуется, если он окажется виновным. Залог возвращается сразу же, как только обвиняемый оказывается перед судейским столом, несмотря на приговор.

Пока Аболхасан переводил, Хауэлл подумал, а правильно ли переведено слово «залог» с фарси на английский и что Дэдгар подразумевает под залогом в сумме 12 750 000 долларов, которую он установил. Он припомнил также кое-что, могущее иметь весьма существенное значение. В тот день, когда Пола и Билла посадили под замок, он разговаривал по телефону с Аболхасаном, который сказал, что, по словам Дэдгара, Министерство здравоохранения выплатило ЭДС по состоянию на эту дату как раз 12 750 000 долларов. Дэдгар также утверждал, что, если контракт получен незаконным путем, тогда и ЭДС не должна была зачислять эти деньги на свой счет. (В свое время Аболхасан не перевел эти слова Полу и Биллу.)