Семь цитаделей (СИ) - Удовиченко Диана Донатовна - Страница 41

- Тогда возьми это.

Отец Андрей протянул ему небольшой сверток. Макс взял его, развернул ветхую церковную парчу, и увидел тонкий блестящий стилет, рукоять которого была выполнена в форме креста, а узкий клинок покрывали церковнославянские письмена.

- Ты должен вонзить его прямо в сердце, - кратко сказал настоятель.

- Да, отец, - ответил Макс, не отводя глаз от голубовато светящейся стали.

На порог библиотеки тихо шагнул молодой монах и произнес:

- Мы нашли ее, отец Андрей. Она в верхних покоях.

Настоятель молча вышел из библиотеки, Макс пошел вслед за ним.

Они долго поднимались по узким крутым лестницам, и наконец оказались перед большими двухстворчатыми дверями. Обитатели монастыря молча столпились возле дверей, ожидая приказа настоятеля.

- Все собрались? - спросил отец Андрей.

- Все, - загудели голоса.

- Благословляю вас на битву, братия, - перекрестил монахов настоятель и резким движением распахнул двери.

Отец Андрей вошел первым, следом за ним в покои шагнул Макс. Остальные сгрудились сзади. Картина, представшая перед глазами, заставила Макса в ужасе замереть: посреди большой комнаты, раскинув руки в стороны, парила в воздухе обнаженная Милана. Ее белокурые волосы летали вокруг лица, словно их раздувал сильный ветер, глаза девушки испускали зеленое сияние, на губах вступила пена. Увидев вошедших, она торжествующе захохотала:

- Вы привели мне жертвенного агнца, святоши?

Макса поразила реакция монахов. Все они были абсолютно спокойны, словно не увидели ничего из ряда вон выходящего. Двигаясь медленно и размеренно, монахи выстроились вдоль стен, взяв Милану в кольцо, и хором запели какой-то гимн, или песнопение - Макс не знал, как это называется. Стройные, гармоничные звуки рождали в душе надежду, и ему стало немного легче. Милану же, напротив, пение монахов привело в ярость.

- Прекратите выть, жалкие рабы своего безответного бога! - выкрикнула она.

Пение продолжалось. Кто-то из монахов вложил в руки отца Андрея маленькую книжицу. Выставив ее перед собой, настоятель сделал несколько шагов вперед и остановился прямо напротив висящей в воздухе девушки.

- Изыди, бес! - приказал он.

Милана ответила визгливым хохотом и потоком грязной ругани. Отец Андрей раскрыл книгу и принялся читать молитву. Ему вторил хор. Милана бесновалась, но ее истерические выкрики не могли перекрыть мощных звуков песнопения. Казалось, она постепенно лишалась сил, и опускалась все ниже, пока обе ее ноги не коснулись пола.

- Изыди! - вновь повторил настоятель.

- Будь ты проклят, святоша! - выкрикнула Милана. - На кого ты променял меня? - прохрипела она, обращаясь к Максу. - На жалкую кучку кастратов? Посмотри на них, они никогда не знали женщины, они проводят время в молитвах, вместо того, чтобы вкушать радость жизни! Да они просто боятся жить! Приди ко мне, и ты познаешь невиданное наслаждение! Я вновь предлагаю тебе власть над миром! Только ты и я! Ну же!

Милана пустилась в пляс, совершая бесстыдные телодвижения, ее маленькая грудь подрагивала в такт безумным прыжкам. Макс содрогнулся от омерзения и сделал шаг вперед, до боли сжимая в руке стилет. Вдруг Милана остановилась и посмотрела на него широко распахнутыми голубыми глазами.

- Не убивай меня, - жалобно попросила она, и по щекам ее потекли слезы.

Макс остановился, будто споткнувшись о ее слова. Отец Андрей продолжал читать молитву, хор пел, а Макс смотрел, не отрываясь, на невинное, испуганное лицо Миланы. Словно очнувшись, девушка стыдливо прикрыла руками грудь и сжалась в маленький беззащитный комочек, сделавшись похожей на испуганного ребенка.

- Изыди! - безжалостно произнес отец Андрей.

- Да пошел ты! - взвизгнула Милана. - Чего заладил? Чем я тебе не угодил? Тем, что не молюсь вашему Исусику? Тем, что говорю правду? Да, святоша, мир именно таков: в нем царит зло, жадность и предательство! А своя рубаха ближе к телу. И скажи мне, святоша, - голос Миланы стал вкрадчивым, - где ты был десять лет назад, когда твои братья гибли в битве с моими подданными? Почему ты жив, а они мертвы? Спроси его, Макс! Спроси! Он отсиживался в Цитадели, спасая свою шкуру!

В душу Макса закралась тень сомнения, но он тут же вспомнил, что Карр'ахх не мог знать о том, что происходило в то время, он не знал даже о самом существовании Цитаделей. Стиснув зубы, Макс сделал еще шаг вперед.

- Я убью тебя! - заорала Милана и попыталась броситься на отца Андрея, который не прекращал молиться.

Но вновь, как тогда, в келье, она словно натолкнулась на невидимую преграду, и отскочила назад.

- Проклинаю вас! Проклинаю! - бесновалась она. - Жалкие червяки, возомнившие себя воинами! Вы боретесь против нас, а чем лучше вы сами? Ответь мне! - она ткнула пальцем в сторону Макса. - В чем смысл причастия? Что символизируют вино и просфора? Разве, причащаясь, вы не пьете кровь своего бога и не поедаете его плоть? Ответь! Ты причащался? Значит, и ты хуже паршивого вампира! Вы, жрущие тело своего бога и пьющие его кровь, замолчите! Прекратите свои завывания!

- Изыди! - было ей ответом.

Милана рухнула на пол и встала на четвереньки, пытаясь отползти в угол, но везде словно спотыкалась о невидимый барьер. Наконец, она упала навзничь и забилась в судорогах. На губах ее выступили клочья кровавой пены. Не прекращая петь, четверо монахов подошли к ней и крепко прижали к полу ее руки и ноги. Отец Андрей встал над девушкой, и сказал:

- Подойди, сын мой!

Макс подошел, и, не зная, что делать, остановился рядом с настоятелем. Милана извивалась, изрыгая страшные проклятия и богохульства. Ее глаза бешено вращались, тело сотрясалось в страшной агонии.

- Делай, что должен, сын мой! - произнес настоятель. - И помни: в сердце!

Макс опустился на колени рядом с содрогающимся телом, в котором не осталось уже ничего от Миланы, и занес вверх руку со стилетом. Вдруг глаза девушки уставились прямо на него, и губы, покрытые пеной, с трудом произнесли:

- Не надо, Макс, это же я!

Это был голос настоящей Миланы, и столько было в нем мольбы, что рука Макса непроизвольно опустилась.

- Не поддавайся, сын мой. Это уже не она говорит с тобой, - тихо сказал отец Андрей. - Не верь бесу!

Макс нерешительно начал снова поднимать руку, и Милана, взревев:

- Ты сдохнешь первым! - принялась с утроенной силой вырываться из рук державших ее монахов.

Четверо сильных мужчин удерживали ее с трудом, казалось, еще чуть-чуть и существо, некогда бывшее Миланой, вырвется на свободу.

- Молись! Молись, сын мой! - закричал настоятель.

- Я… не знаю молитв… - непослушными губами пробормотал Макс.

- Повторяй за мной: отче наш…

- Отче наш, иже еси на небеси… - послушно повторял Макс, и эти слова усмирили демона.

Милана сопротивлялась все слабее, и с последними словами молитвы словно застыла в оцепенении, глядя прямо перед собой широко открытыми глазами. Макс в последний раз занес над ее распростертым телом стилет и, страшно закричав, вонзил его в грудь девушки. Ее тело сотрясла судорога, настолько сильная, что державших ее монахов расшвыряло по разным углам покоев. Немеющие губы произнесли лишь одно слово:

- Прощай…

Из-под стилета выкатилось несколько капелек крови, нежные руки Миланы, как крылья умирающей птицы, взметнулись в последний раз и бессильно упали.

- Знающий твое имя изгоняет тебя, демон Карр'ахх, - тихо проговорил Макс, бессильно опуская голову на грудь.

Жуткий вой раздался под сводами монастыря, заметался, ударяясь о его стены, и затих, растворившись в пении монахов.

- Он ушел навсегда, - сказал отец Андрей, и хор замолчал.

В этой тишине, нарушаемой лишь дыханием стоящих вокруг людей, Макс смотрел на лицо Миланы. Оно смягчилось, белки глаз побелели, и теперь перед ним была та девушка, которую он знал раньше - задорная девчонка, любящая жизнь и всегда готовая прийти на помощь, утешить, подставить плечо. Кто-то принес кусок парчи и накрыл им обнаженное тело Миланы, кто-то вытер с ее лица пену, кто-то сложил на груди измученные руки. А Макс все сидел рядом и смотрел в невидящие голубые глаза. Наконец, не в силах больше, он протянул руку и закрыл их, мысленно прощаясь с Миланой навсегда. Он все время ждал, что тело ее озарится голубым светом и исчезнет, как это было с погибшими на его глазах Носителями. Но этого не происходило, и Макс подумал, что, наверное, во Мраке не действуют законы, управляющие жизнью и смертью магических родов. Он зачем-то поправил растрепавшиеся белокурые волосы и погладил холодеющий лоб. По его щекам текли слезы, омывая душу и унося с собой все плохое, что он видел сегодня, оставляя лишь добрые воспоминания и чувство щемящей светлой грусти.