Шкурный интерес - Серова Марина Сергеевна - Страница 43

– Да вы тут все, как пауки в банке, сожрать друг друга готовы! – воскликнула я.

– Или как в зоопарке, – усмехнулся Иван Васильевич. – Представьте себе, что в одной клетке оказалось несколько плотоядных животных!

В этот момент Мамед Расулович выстрелил. Раздался хлопок, и по кабинету распространился любимый мальчишками запах пороха. В тот же миг все бросились на пол. Чумаков на мгновение разжал свои объятия, но мне этого хватило. Я век буду ему за это благодарна!

Я вырвалась из его тисков, отскочила в сторону, приподняла голову и огляделась. Ильясов дрожащей рукой пытался нацелить пистолет на Чумакова, но у него мало что получалось. Я метнулась в сторону Мамеда Расуловича. Мне не составило труда выбить пистолет из его рук, и он отлетел в угол. Я подобрала оружие и заложила за пояс. Краем глаза я засекла, как Ильясов ринулся на меня. Удар «маваши-гири», пришедшийся тому по уху, заставил его осесть на пол. В этот момент Чумаков схватил стул и попытался обрушить его на мою голову. «Ударом льва» – ногой назад – я выбила стул из его рук, он с грохотом обрушился на компьютер, который стоял включенным на столе Мамеда Расуловича.

– Люди! Да будьте же вы гуманны! – завопил растерянно наблюдавший за происходящим Эрик Иосифович. – Этот компьютер – продукт труда многих людей!

– Кто бы говорил о гуманизме, – бросила ему я.

В этот момент на меня уже наступал Чумаков. Он занял боевую позу, практикуемую в самбо, и я сразу догадалась, что этот вид боевых искусств знаком Ивану Васильевичу не понаслышке.

Кто-то приоткрыл дверь и тут же захлопнул. Ильясов ошибся. Шум привлек внимание людей, занятых работой на нижних этажах.

Я нанесла Чумакову правой рукой прямой удар по носу и, пользуясь его замешательством, сразу вслед за этим – серию «ударов-молний» в ту же точку. Чумакову пришлось отступить. Рот его исказился в зверином оскале. Удары практически не повлияли на его боевые способности, и это заставило меня сделать вывод, что Иван Васильевич – довольно сильный противник.

Тем временем Берцман потихоньку, бочком, двигался к выходу. Напрасно он полагал, что я ничего не замечаю. Ильясов пребывал в ступоре и продолжал сидеть на полу, потирая ухо. Он рассеянно озирался по сторонам. Берцман был готов совершить последний рывок и спастись бегством, но я в решающий момент сделала ему подножку, и Эрик Иосифович рухнул на пол, подобно Ильясову.

В этот момент ко мне подкрался Чумаков и попытался вновь схватить меня. Я пнула его в живот, развернулась и мощным толчком вернула на место повторившего попытку бегства Эрика Иосифовича.

Иван Васильевич совершил очередной бросок с целью заключить меня в свои стальные объятия. Я решила повторить серию «ударов-молний», чтобы он наконец успокоился, и тут совершила ошибку. Самое главное в бою с человеком, владеющим приемами самбо, – не подпускать его к себе на близкое расстояние. Тогда противник обязательно тебя схватит, а после этого ты полностью в его власти. Именно в этом основа стратегии самбиста – приблизиться к противнику и поймать его. Я эту ошибку допустила. Иван Васильевич схватил меня, произвел бросок через бедро, и через мгновение я лежала на полу, придавленная его тяжелой тушей. От Чумакова пахло потом, остро, по-звериному.

– Ну что, Евгения Максимовна? – спросил Чумаков, тяжело дыша мне в лицо. – Кончилось ваше везение? Говорил я вам, не лезьте вы в неженские дела. А то что же получается? Такая красивая леди, ей бы цвести да глаз людям радовать, а теперь придется задушить! Дай хоть пощупаю тебя на прощание!

Кто-то вновь приоткрыл дверь, и снова она сразу захлопнулась. «Вызовут они полицию или нет?!» – в отчаянии подумала я.

Иван Васильевич потянулся своими лапищами к моей груди. На этот раз ошибку допустил он. Говорят, на войне нет места любви. Видимо, Чумаков эту истину запамятовал. Я резко приподняла голову и ударила подонка лбом по носу. Чумаков отпрянул, и я, не медля ни секунды, вырвалась из его плена. Далее я нанесла ему «маваши-гири» в челюсть, затем «майо-гири» в живот. Эта пара ударов позволила привести противника в явное замешательство. Следующая тройка ударов явилась для Чумакова роковой. Прямой удар рукой по челюсти, туда же боковой удар рукой и в завершение – толчок вытянутыми пальцами в солнечное сплетение. У меня не было под рукой веревки, чтобы связать «надежных и проверенных людей» Степанова, и я прибегла к помощи проводов, торчащих из компьютера. Особенно меня беспокоил Чумаков, а потому его я скрутила с особой тщательностью.

Когда Иван Васильевич открыл глаза, я сказала:

– Говорил тебе, Чумаков, Дмитрий Анатольевич: «Погубят тебя женщины!» А ты не верил. Напрасно!

Чумаков зло сплюнул и процедил:

– Все равно ничего не докажете!

– Это мы еще посмотрим. В крови Елены Руслановны обнаружены вещества, источником которых может служить только змеиный яд. Это имеется в отчете, копия которого хранится в морге. Только работники морга настолько зациклились на идее, что Степанова была наркоманкой, что не придали данному факту никакого значения. А вы у нас, оказывается, герпетолог?!

– Я могу быть хоть трижды герпетологом, но это ничего не доказывает, – упрямо твердил Чумаков.

– Значит, говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, ты не собираешься?

Иван Васильевич отрицательно покачал головой.

– А если я применю к тебе физическое воздействие?

– Если вы, Евгения Максимовна, полагаете, что я не перетерплю пыток, вы глубоко ошибаетесь.

– Да, – задумчиво протянула я. – Вы, может, пытки и перетерпите. А вот они – вряд ли, – я кивнула на связанных Ильясова и Берцмана. – Будете говорить?

– Только ляпните, что не надо! – прошипел Чумаков. – Я вас из-под земли выкопаю!

Я занесла ботинок над лицом Мамеда Расуловича со словами:

– Будешь рассказывать?

– Нет.

Пришлось мне «пустить кровь» из носа Ильясова. Я ударила совсем несильно, так, скорее для устрашения.

– А ты будешь? – обратилась я к Берцману.

Берцман отрицательно замотал головой. Пришлось оказать физическое воздействие и на Эрика Иосифовича.

– Люди, будьте гуманны! – отчаянно закричал он.

– Мне повторить? – поинтересовалась я у Мамеда Расуловича. – Предупреждаю, на этот раз буду бить сильнее.

– Нет! Не надо! – завизжал Ильясов. – Я все расскажу.

Я обвела кабинет Ильясова взглядом и усмотрела кассетный магнитофон. Подошла к нему, убедилась, что в нем есть кассета и что он подключен к розетке.

– На что записывать, у нас есть, – прокомментировала я сложившееся положение дел. – Прекрасно! – и нажала кнопку записи.

– Неужели у вас поднимется рука уничтожить бессмертные творения Бетховена?! – причитал Берцман. – Там в магнитофоне – Бетховен!

– Еще как поднимется!

– Изверги!

– Рассказывай! – обратилась я к Ильясову.

– А вы не развяжете веревки? – мелькнула призрачная надежда на спасение у Мамеда Расуловича.

– Обойдешься.

– А с чего мне начинать?

– Начинай с самого начала.

– Это Алик во всем виноват! Я бы его ни за что в компанию не приводил! Он меня буквально заставил.

– Это мы слышали. Ты обязан ему жизнью. Ладно, продолжай.

– Алик все ходил, присматривался, принюхивался, вникал в бизнес… А потом ему пришло в голову власть захватить. Я ему помехой не был, только Дмитрий Анатольевич. Решили они тогда босса заказать. У Чумакова знакомые благо имелись. Прошу принять во внимание, что я с самого начала был против.

– Его последние слова – правда? – спросила я у Эрика Иосифовича.

– Только потому, что трус он большой, – отозвался Берцман. – И Алик мог его не у дел оставить. А к проблемам мирового гуманизма это никакого отношения не имеет.

– А Елену Руслановну за что убили? – продолжала допытываться я у Ильясова.

– Вот я и объясняю, за что. Видимо, она что-то заподозрила. Мне кажется, это случилось в начале мая, когда Дмитрий Анатольевич с супругой в последний раз приезжали в Баку вместе. Я даже подозреваю, когда это случилось.