Фейерверк волшебства - Гурангов Вадим Алексеевич - Страница 73

73

Джонни порадовал огненным еврейским танцем «Барух Ата». Бурная мелодия и стремительно меняющийся рисунок танца увлекли Тараканова и привели в экстатическое состояние. Когда Вовкино тело поймало ритм танца и стало двигаться в полном единстве со всем кругом, выписывая затейливую вязь в пространстве, он испытал огромное наслаждение.

Многие танцы Абдуллы базировались на ярких метафорах: то танцоры изображали распускание цветка, с одновременным подъемом Кундалини, то парящую в небесах птицу, то трубадура, изысканным жестом выражающего любовь даме сердца.

После танцев Джонни тихонечко садился на специальный стульчик в дальнем уголке шатра и, закрыв глазки, медитировал. На лице его отражалась нирвана. Ему было несвойственно проявление бурных эмоций. Двигался он медленно, без суеты, степенно неся впереди себя округлый животик. Говорил так же неспешно, тихим голоском, всем своим видом изображая просветленного мастера. Когда Вовка обнимался с Пукинсом, то объятия его были совершенно невесомы — мастер едва касался Тараканова пузиком и руками, совершая почти неощутимые вдохи-выдохи.

Вовка с Юлькой поневоле улыбались, глядя на этого потрясающего актера, безупречного в своей роли созерцателя! Из того, как он ходил, разговаривал, кушал, проводил танцы, складывалось впечатление, что он старается делать все осознанно, погружаясь в выполняемое действие. Во всех танцах Пукинса ключевой момент — осознанность. Он пускался на разные ухищрения, чтобы у танцоров не было автоматизма в движениях и пении. Маэстро не разрешал записывать свои танцы на диктофон, видимо, из тех же соображений — для тренировки осознанности, чтобы участники запоминали движения телом, а мелодию — сердцем. Юлька с Таракановым, правда, ухитрялись прятать диктофоны, и всевидящий Джонни периодически бросал на них осуждающие взгляды.

Однажды в разгар полуденной жары четверо лесных жителей томно возлежали у себя на холме, ожидая, когда сварится обед. Юлька, бросив в котелок с картошкой щепотку сушеного укропа, мечтательно протянула:

— Сейчас бы фруктов свеженьких: бананчиков, апельсинчиков. В Москве, небось, вовсю клубнику уже продают. И сладенькое к чаю у нас на исходе.

Майор присоединился к ее фантазиям:

— Это точно. Кашетерапия дело, конечно, хорошее — у меня стул, как у младенца стал. Однако хочется и овощей каких-нибудь, борщика там, огурчиков малосольных. А нашпигованные чесноком шматки сала уже по ночам снятся.

— А ПКМ на что? — включился в обсуждение Тараканов. — Надо сделать заказ дядь Мише, когда он с Женей в деревню поедет на закупку продуктов для кухни.

— От ПКМа кони дохнут, — брякнул Серега. — Переться куда-то в такое пекло лениво, к тому же дяди Женин ЗИЛок сломался, у него кардан полетел.

— И вообще, мы волшебники или где? Пусть оно само материализуется, прямо здесь и сейчас! — отозвалась Катя, созерцавшая, лежа в теньке, бабочку, присевшую на желто-фиолетовые соцветия иван-да-марьи.

Вовка, тоже разомлевший от жары, кивнул:

— Нужна мгновенная материализация. А давайте в Саи Бабу играть: закроем глаза, пепел от костра в пальцах разотрем и мантры какие-нибудь побормочем. Глядишь, продукты и появятся.

Майор буркнул:

— А чего нам Саи Бабы и аватары всякие? У нас своих Бабок-Ёжек хватает, тоже авиаторы, между прочим. Кто какие знает способы материализации или переходов в параллельную реальность из сказок? Я могу скатерть-самобранку изобразить, я браниться хорошо умею. Еще могу в неравной битве со Змием Гринычем сразиться. Победу не гарантирую, но стоять буду до последней капли.

— Сильнодействующее средство знаю — трижды оземь удариться! — воскликнула Юлька.

— В параллельный мир можно на ковре-самолете влететь, — добавил Тараканов.

Катя стала перечислять:

— Можно выдергивать себя за волосы, как барон Мюнхгаузен; одеть серебряные туфельки, как Элли из «Волшебника Изумрудного Города»; катать яичко по серебряному блюдечку, а лучше два; одеть Красну Шапку и прогуляться по лесу с корзинкой пирожков; пойти, куда глаза глядят; разматывать клубочек; влезть корове в одно ухо, а вылезти из другого; изловить золотую рыбку или Жар-птицу; съесть наливное яблочко; искупаться в живой воде.

— Ого, румяная! Да ты просто кладезь сказочных ритуалов, — похвалил ее Серега.

В итоге был составлен комплексный способ перехода в изобильную продовольствием вселенную. Майор лег на спину, водрузив полотенце с хлебом, солью и банкой сгущенки на живот, и разразился сочным анекдотом. Юлька, нацепив шляпку, прошлась вокруг него с котелком горячей картошки, неподражаемо крутя попой. После этого все участники дернули себя за волосы кверху и, усевшись на коврики, съехали с холма в том месте, где песчаный склон имел наибольшую крутизну. В конце спуска они трижды хлопнулись оземь и кинулись в воду.

После купания майор изрек:

— Эх, со Змием не удалось сойтись в поединке — испужался, окаянный, силушки молодецкой. Ну да ладно. Нас устроит любой результат, но лучше все сразу — и сало, и овощи-хрукты. И с ума я при этом не сойду!

Поднявшись к палаткам, четверка услышала приближающиеся голоса. Из-за кустов появились радостные Ксюша с Димой, который тащил основательно нагруженный рюкзак дяди Миши и известил друзей:

— На турбазу автолавка со станции приехала, мы всяких вкусностей набрали: яблок, бананов, апельсинов, сладостей, овощей разных.

— Сало или кивбаски нимае? — не веря привалившему счастью, пустил слюну Серега, озверевший от вегетарианской пищи.

— Шпиг копченый устроит? — возвестил индеец, подбрасывая на ладони кусок сала и балдея от реакции майора, психика которого оказалась не готова к мгновенной материализации.

Ночная баня. Волшебники делятся подвигами. Квартира в подарок. Клятва Ильичу, молитва волшебницы. «Мы не сеем и не пашем», «Поднимаю юбочку». Напитки в метро

Следующая баня состоялась ночью, после вечерних танцев. Дядя Миша раздобыл у кореша Жени бензопилу, и здоровенная сухая береза была распилена на толстые чурбаки, которые наложили поверх сосновых дров средней толщины. Дров заготовили столько, что гигантский костер гудел часа четыре.

Зрелище было сказочной красоты: громадный столб оранжевого огня, играющий причудливыми языками пламени, взвивался в небо метров на пять, озаряя полумрак белой ночи и отбрасывая яркий отсвет на темной зыбкой поверхности озера. Ночная тишина разрывалась ревом костра и потрескиванием стремительных искр, которые игривыми снопами взмывали ввысь, к звездам, и так же быстро таяли, чтобы тут же смениться новым салютом. Жар от костра распространялся такой, что подойти к нему ближе, чем на два метра, было невозможно.

Зрители, полукругом обступившие фейерверк, зачарованно любовались фантастической картиной. Больше всех был доволен дядя Миша, гордо изрекший:

— Вот что значит автоматизация банного производства. Слава ПКМ, прабабушке научно-технического прогресса!

Майор почтительно обратился к деду, имевшему доступ к хозяйственной части турбазы:

— Дядь Мишель, колись, чего у тебя еще в загашнике припасено?

Дедок жестом Давида Копперфильда материализовал в руке горсть гвоздей:

— Вот они, родимые! Вместо того чтобы обтягивать столбики веревкой, сколотим настоящую крышу.

Вовка громогласно выдал «ТАК» почетному изобретателю-рационализатору:

Гвоздь программы — дядя Миша,

Он сколотит крепку крышу.

Юлька подхватила, завращав руками над головой на манер Капитоныча:

Пышный кокон жаром дышит,

В точку сборки едет крыша!

Дядя Миша, польщенный всеобщим признанием, возглавил строительство каркаса для бани. Он бегал вокруг и суетился, раздавая инженерные советы. Вскоре остов крыши, сколоченный из четырех жердин, образующих квадрат и двух диагональных перекладин, был готов. Остов изготовили большого размера, чтобы баня вместила всю тусовку танцующих волшебников. Вошедший в раж дядя Миша сообщил, что на складе у Жени валяется огромный кусок шелковой ткани от тормозного парашюта, которым можно накрыть баню для лучшей теплоизоляции. За парашютом был срочно командирован майор с сопроводительной запиской от дяди Миши.