Городская Ромашка (СИ) - Кай Ольга - Страница 78

В негромкие разговоры вскоре прокрались нежные звуки музыки - это Светел достал из нагрудного кармана губную гармошку. Все притихли, заслушались. Вспомнилась суровым воинам родная земля, просторы полей, лесные чащи, горы и свежие ручьи, быстрые воды Родны… А Ромашка и вовсе затосковала - Вестовое еще не стало для нее настоящим домом, а тот дом, в котором жила она с детства, давно уже опустел, а теперь и вовсе не существовал. Прикрывать лицо руками девушка не стала, чтобы внимания не привлекать - просто голову опустила ниже, да только слез вдруг стало так много, что капелька за капелькой полились они из глаз.

Мирослав заметил первым, тронул Ромашку за руку, попытался заглянуть в лицо. Девушка приложила палец к губам и тихонько отвернулась так, чтобы остальные, кто Светела слушал, лица ее не увидели - незачем. Еще перестанет Светел играть, прервет музыку… Ромашка подняла повыше ворот своего тулупчика, еще ниже опустила голову, и волосы плотной занавесью скрыли ее лицо. Наверное, каждому из находящихся в закрытом вагоне, было о чем вспомнить с грустью и тоской, да только никто, кроме Ромашки, не плакал, все слушали молча, а Светел играл и играл.

Вокзал южного города встретил их суетой и гамом. Кругом были люди - множество людей - кто недавно приехал в город, и еще не успел обосноваться, кто-то ожидал отправки в другие союзные города, а кто ждал - вдруг приедет кто-нибудь из родных или знакомых, и ждал, чаще всего, безуспешно. Когда открылись двери вагона, люди лишь только раз взглянули на мужчин в непривычных одеждах - и быстро, все как один, принялись отводить глаза, старались отойти в сторонку, чтобы оказаться как можно дальше от чужаков.

Ромашка с любопытством смотрела по сторонам - она ведь не была ни в одном городе, кроме того, где родилась. Когда поднялись наверх и вышли из здания вокзала, девушка сразу ощутила, что здесь куда теплее. Перед вокзалом раскинулась широкая площадь с газонами и клумбами, которые зимой выглядели уныло, но зато летом наверняка пышно цвели, дальше виднелись высокие заборы и стены гостиниц, пансионатов, домов отдыха - все красивые, яркие, нарядные, ухоженные. У заборов росли аккуратно подстриженные вечнозеленые кустики и удивительные деревья с мохнатыми стволами и пучками не опавших на зиму листьев у верхушек. "Совсем не так, как у нас" - с удивлением думала Ромашка. Этот город показался ей очень и очень красивым - красивые растения, красивые заборы, красивые дома за оградами. Кое-где сквозь ограду можно было видеть парки - невероятные, с дорожками, фонтанчиками, укрытыми на зиму под прозрачные купола, статуями и лавочками. Ромашка смотрела на все это, разинув рот и широко распахнув глаза, и пришла в полнейший восторг, когда весь отряд завернул в открытые ворота к шикарному пятиэтажному дому. Надпись над воротами гласила: "Дом отдыха "Голубой залив".

Дорожка, усыпанная круглыми камушками, шуршала под ногами. Ромашке захотелось приотстать немного, чтобы разглядеть парк, но отряд прошел без остановки к парадному входу. Девушка вместе со всеми поднялась на крыльцо и, войдя в холл дома отдыха, остановилась как вкопанная. Такого великолепия она еще не видела! Высокие окна с тяжелыми портьерами, матово поблескивающими в свете хрустальных люстр, колонны под мрамор, лепнина на стенах, мебель резная с позолоченными завитками…

Тур тронул ее за локоть:

- Пойдем, Ромашка.

Девушка нехотя сдвинулась с места и пошла вслед за названным братом по широкой лестнице, не переставая вертеть головой, дивясь пышности и красоте этого сказочного дома.

Люди, которые ходили по дому, совершенно не подходили по внешнему виду к изысканному интерьеру - это Ромашка заметила сразу. А после подумала, что и она сама, и ее спутники тоже смотрятся здесь пришельцами из другого мира. Их усадили в просторной столовой, накормили вкусным обедом. Возможно ранее, когда в "Голубом заливе" отдыхали богатые господа, меню также было куда более изысканным и разнообразным, сейчас же всем досталось по порции каши с мясом и хлеба с чаем. Но и этой пищи хватило, чтобы девушка почувствовала себя сытой. Тур ненадолго отлучился после еды, оставив сестру на Мирослава, а когда вернулся, предложил девушке пойти вместе с ним к родителям Димки.

- Надо же матери весточку передать, что жив мол и здоров, - сказал Тур, и Ромашка с охотой согласилась.

Пошли втроем. Сначала двигались по широкой улице, по обеим сторонам которой возвышались высокие заборы, а сквозь ворота виднелись красивейшие парки, потом Тур завернул в проулок и повел их меж глухих каменных стен. По пути им пришлось пролезть через недавно проделанную дыру в решетке, закрывающей неширокий проход. Когда стены закончились, Ромашка увидела узенькую улочку, вдоль которой ютились стенка к стенке маленькие домики с пристройками с боков, сверху и даже иногда спереди. Со вторых этажей, которые выглядели совершенно самостоятельными жилыми помещениями, спускались лесенки с перилами. На дороге валялся мусор, дети в заношенной обуви, едва спасающей от холода остывшей за зиму земли, перелатаных штанах и не раз штопаных свитерах, смотрели на незнакомцев с опаской. Улица имела небольшой уклон в сторону моря, и Тур пошел вниз по улице, а за ним и Мирослав с Ромашкой. Вскоре Тур остановился возле кучки - иначе и не скажешь - настроенных друг на друга хибарок, ощетинившихся торчащими со всех сторон крутыми лесенками, на которых еще и не на всех имелись перила. Богатырь немного неуверенно подошел к одной из лестниц, когда из дверей нижнего домика, окна которого даже не поднимались над землей, выглянула маленькая старушка.

- Тебе чего? - прошепелявила она.

- Мне… - Тур растерянно почесал затылок, - Мне Анну Васильевну…

Старушка растянула высохшие губы в неприятной ухмылке:

- Анька! - неожиданно громко крикнула она, и голос ее показался Ромашке похожим на скрип железа. - Анька, тут к тебе мужик какой-то.

Дверь над лестницей приоткрылась, и оттуда вышла женщина, уже немолодая, но еще очень стройная. Видно было, что выглядит женщина старше своего настоящего возраста - тяготы жизни прибавили ей морщин, но лицо сохранило следы былой красоты. Женщина молча посмотрела на Тура, потом пристально оглядела и Мирослава с Ромашкой, замерших чуть позади.

- Мужа нету, - коротко сказала она.

- Мы к вам пришли, - начал было Тур, но тут же злорадно захихикала старушка.

- Ишь ты, новый хахаль, что ли? Да не сам пришел, вон - с компанией!

Женщина нахмурилась, но старушка этого видеть не могла.

- Надо же, только муж за порог - уже привела! Средь бела дня! Сынок мой вон работает, рук не покладая, а ты полюбовников в дом водишь - одного за другим, меня, старой, уже и не стесняешься!

Голос старушки теперь был злым, а Ромашка вдруг поняла, что эта старушка - не иначе как Димкина бабушка, и девушке стало вовсе неуютно. Тур же покраснел до корней рыжих волос и смущенно разглядывал теперь неровные камни мостовой.

- Мы это… от Димки весточку передать, - негромко сказал он. Старушка его не услышала - она все еще сыпала обвинениями в адрес невестки и незваных гостей, которые почему-то вызывали у нее резкую антипатию, но мать Димки вдруг побледнела, на миг прижала руки к груди, а потом коротко бросила: "Поднимайтесь".

Тур пошел первым. Он все еще не поднимал головы. За ним по скрипучим ступенькам шла Ромашка, последним - Мирослав. Мать Димки встретила их наверху, в тесной комнатке, служившей одновременно и кухней, и столовой, и гостиной, и детской спальней, закрыла за гостями дверь и, молитвенно сложив руки, полными надежды глазами смотрела на Тура. Тот молчал, а женщина, испугавшись этого молчания, покачнулась и спросила едва слышно:

- Живой?

Тур, наконец, опомнился:

- Живой, живой, конечно. Все с ним в порядке, жив, здоров, живет у нас…

И замолчал, потому что Димкина мать с тихим стоном покачнулась и едва не упала. Тур придержал ее под руки и помог присесть на лавку.