Четвертый протокол - Форсайт Фредерик - Страница 13

То ли произошла утечка информации наверху, то ли машину узнали, то ли его лицо примелькалось службе безопасности Ирландской республиканской армии (этого так и не выяснили), но за ним увязался «хвост» – машина с четырьмя пассажирами.

Он сразу заметил их и решил отменить встречу. Но террористам нужно было нечто большее. В глубине гетто они перерезали ему дорогу, выпрыгнули из машины: двое с автоматами, один с пистолетом.

Так как Престону осталось выбирать лишь между адом и раем, он решил взять инициативу в свои руки. Обстоятельства складывались явно не в его пользу, но, вызвав замешательство у нападающих, он кубарем вывалился из машины в тот момент, когда ее дверь прошили пули. В руках у него был 9-миллиметровый браунинг с тринадцатью пулями, переведенный в автоматический режим.

Лежа, он открыл стрельбу.

После первых же выстрелов двое упали замертво, третий был ранен в шею. Водитель террористов нажал на газ и исчез в дыму от горящих шин. Престон укрылся в надежном убежище – доме, где жили четыре солдата Специального военного подразделения секретной службы. Он находился там до тех пор, пока за ним не приехал Кэпстик.

Потом были серьезные разборки, допросы, расследования. Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы он остался. Он по-настоящему «погорел», его раскрыли. Он вышел из игры, так как оставшийся в живых террорист рано или поздно его узнает. Престону даже не разрешили вернуться в его полк парашютно-десантных войск в Олдершоте. Кто знает, сколько террористов бродит вокруг Олдершота?

Ему предложили на выбор: Гонконг или отставка. Берти Кэпстик переговорил с другом. Появился третий вариант. Уйти из армии майором в сорок один год и поступить на службу в МИ-5. Так он и сделал.

– Что-нибудь случилось? – спросил Кэпстик.

Престон покачал головой.

– Нет, просто знакомлюсь.

– Не волнуйся, Джонни. Теперь я знаю, что ты занимаешь эту должность, я тебе позвоню, если случится что-нибудь серьезнее кражи рождественского подарка. Кстати, как Джулия?

– Она ушла от меня. Три года назад.

– Жаль. – Лицо Берти Кэпстка выразило неподдельное сожаление. – У нее появился кто-то другой?

– Нет, тогда нет. Сейчас кто-то есть, я думаю. Просто из-за работы… ты понимаешь.

Кэпстик мрачно кивнул.

– Моя Бетти всегда была умницей, – задумчиво сказал он. – Меня полжизни не было дома. Она всегда хранила домашний очаг. Это трудно. Тебе не повезло. А мальчика ты видишь?

– Время от времени, – подтвердил Престон.

Кэпстик затронул самое больное место. Престон хранил в своей маленькой холостяцкой квартирке в южном Кенсингтоне две фотографии. На одной были он и Джулия в день свадьбы. Ему двадцать шесть лет. Он подтянут, в форме полка парашютно-десантных войск. Ей двадцать лет – красивая, в белом платье. На другой фотографии был их сын Томми, который был ему дороже самой жизни.

Быт их был кочевой, армейский. Жили по квартирам. Томми родился через восемь лет после свадьбы.

Его рождение наполнило жизнь Джона Престона смыслом. Но не жизнь Джулии. Материнство, постоянные отлучки мужа, нехватка денег раздражали ее. Она замучила его требованиями уйти из армии и зарабатывать на гражданской службе. Она отказывалась понять, что он любит свою работу, что скука канцелярии доведет его до ручки.

Он перешел в разведку, но от этого стало только хуже. Его послали в Ольстер, куда жен не пускали. Потом он перешел на нелегальное положение и связь с семьей оборвалась. После случая в Богсайде Джулия высказалась до конца. Они сделали еще одну попытку наладить жизнь. Он работал в МИ-5, дом был за городом, почти каждый вечер Джон возвращался в Сайденхейм. Долгих разлук не было, но жизнь не клеилась. Джулии нужно было больше денег, чем он получал в МИ-5.

Она пошла работать приемщицей в ателье мод в Вест-Энде, когда восьмилетний Томми по ее настоянию был определен в платную школу возле дома.

Это еще более усугубило финансовые проблемы. Через год она совсем ушла, забрав с собой Томми. Теперь он знал, что она живет со своим боссом, который годится ей в отцы, но хорошо одевает, оплачивает учебу Томми в школе-интернате в Тонбридже. Престон практически не видел своего двенадцатилетнего сына.

Он предложил ей развод, но она не согласилась. При том, что они жили раздельно уже три года, он получил бы развод, но она пригрозила, что, поскольку он не сможет содержать мальчика и платить алименты, она заберет Томми насовсем. Она разрешала видеться с Томми в праздники и одно воскресенье каждую учебную четверть.

– Ну что, мне пора, Берти. Если что случится, ты знаешь, где меня найти.

– Конечно, конечно. – Берти Кэпстик неуклюже проводил его до двери. – Береги себя, Джонни. Нас, славных парней, не так уж много теперь осталось.

Они расстались на шутливой ноте. Престон вернулся на Гордон-стрит.

Луис Заблонский знал тех, кто приехал к нему в автофургоне поздно вечером в субботу. Он был дома один, как обычно в субботние вечера. Берил ушла и вернется поздно. Он предполагал, что они знали это.

Луис смотрел ночной фильм по телевизору, когда постучали в дверь. Он открыл дверь. Их было трое. В отличие от тех четверых, что были у Рауля Леви двумя днями ранее (Луис ничего не знал о случившемся, так как не читал бельгийских газет), это были наемные громилы из лондонского Ист-Энда.

Двое были настоящие зомби с бычьими мордами, исполнявшие все, что велел им третий. Тот был малоросл, ряб, злобен, с нечистыми светлыми волосами. Заблонский «знал» таких по концлагерю.

Опыт подсказал ему, что сопротивляться бесполезно. Эти люди делали что хотели с такими, как он. Не было смысла также просить о пощаде.

Они втолкнули его в гостиную и бросили в его собственное кресло. Один из верзил встал за креслом, наклонился вперед и вжал Заблонского в сиденье. Другой стоял рядом, поглаживая кулак одной руки ладонью другой. Блондинчик пододвинул стул и сел на него, уставившись в лицо ювелира.

– Ударь его, – приказал он.

Верзила справа ударил кулаком в зубы. На костяшках пальцев блеснули медные пластинки. Рот ювелира превратился в кровавое месиво.

Блондин улыбнулся.

– Не туда, – мягко проворковал он. – Он должен говорить. Бей ниже.

Верзила нанес два сильнейших удара в грудь Заблонского. Ребра хрустнули. Заблонский издал пронзительный крик. Коротышка опять улыбнулся. Ему нравилось, когда кричали.

Заблонский слабо сопротивлялся, но мускулистые руки прочно держали его сзади так же, как другие руки держали его на каменном столе давно в южной Польше, пока светловолосый медик улыбался.

– Ты плохо себя вел, Луис, – тихо промурлыкал блондинчик. – Ты расстроил моего приятеля. Он считает, что у тебя есть что-то, что принадлежит ему, и он хочет это вернуть.

Он сказал ювелиру, что ему нужно. Заблонский выплюнул сгусток крови.

– Не здесь, – прохрипел он.

Блондин поразмыслил:

– Обыщите дом, – велел он своим компаньонам.

Верзилы стали обыскивать дом. Они работали тщательно в течение часа. Все шкафы, ящики, углы и трещины были осмотрены. Блондин тем временем развлекался, тыкая старика в сломанные ребра. Около полуночи верзилы вернулись с чердака дома.

– Ничего, – сказал один из них.

– Так у кого же это находится, Луис? – спросил коротышка.

Он хотел молчать, но ему наносили один удар за другим. Он заговорил. Когда тот, кто стоял за креслом, отпустил его, Заблонский упал на ковер. У него посинели губы, глаза закатились, он тяжело и прерывисто дышал. Трое головорезов уставились на него.

– У него сердечный приступ, – сказал один из них с удивлением. – Он умирает.

– Слишком сильно ударил его, да? – съязвил блондин. – Ладно, пошли. У нас есть имя.

– Ты думаешь, он не соврал? – спросил верзила.

– Он еще час назад сказал нам правду, – ответил блондин.

Они вышли из дома, сели в автофургон и уехали. По дороге на юг от Голдерс Грин, один из громил поинтересовался: