Досье «ОДЕССА» - Форсайт Фредерик - Страница 32

«Это напористый молодой человек, – писал Шмидт, – язвительный и своевольный, возможно, упрямый, движимый, очевидно, искренней личной неприязнью к Эдуарду Рошманну, объяснить которую я не в силах. Он вряд ли прислушается к голосу разума даже перед лицом смертельной опасности…» Вервольф перечитал резюме «доктора» еще раз и вздохнул. Потом снял телефонную трубку и попросил Хильду соединить его с городом. Затем набрал дюссельдорфский номер.

После нескольких гудков в трубке послышалось обычное: «Да?»

– Мне бы хотелось поговорить с господином Маккензеном, – сказал Вервольф.

– А кто его спрашивает?

Вместо прямого ответа Вервольф назвал пароль:

– Кто был величественнее Фридриха Великого?

– Барбаросса, – ответил голос в трубке и добавил: – Маккензен слушает.

– С вами говорит Вервольф. Ваши каникулы, к сожалению, кончились. Есть работа. Приезжайте ко мне завтра же.

– Когда?

– Будьте в конторе к десяти утра, – уточнил Вервольф. – Секретарше назовитесь Келлером. Я запишу вас к себе на прием в тот час.

Он положил трубку.

В Дюссельдорфе Маккензен встал и пошел в ванную помыться и побриться. Это был высокий, крепкий мужчина – бывший сержант дивизии СС «Дас райх», – убивать научился, вешая французских заложников в Тюле и Лиможе в 1944 году.

После войны он начал работать на «Одессу» – сначала водителем, возил беглых эсэсовцев из Германии через Австрию в Южный Тироль. В 1946 году, когда его остановили чересчур усердные патрульные-американцы, он убил всех четверых из патрульного джипа и с тех пор сам оказался в бегах.

Потом его приставили телохранителем к высшим чинам «ОДЕССЫ». Приобретая все большее их уважение, он к середине пятидесятых годов стал палачом «ОДЕССЫ» – человеком, без излишнего шума расправлявшимся с теми, кто сумел слишком близко подобраться к главарям организации или собирался предать своих «товарищей». К январю 1964 года он выполнил уже двенадцать заданий такого рода.

Звонок раздался ровно в восемь. Трубку сняла дежурная и позвала к телефону Миллера, который сидел в вестибюле у телевизора. Он узнал голос в трубке.

– Герр Миллер? Это я, Мотти. Я, пожалуй, смогу вам помочь. Вернее, не я сам, а мои друзья. Хотите с ними встретиться?

– Я встречусь со всеми, кто желает помочь мне, – ответил Миллер, заинтригованный уловками Мотти.

– Хорошо. Выходите из отеля и поверните налево по Шиллерштрассе. Через два квартала увидите кафе «Линдеманн». Ждите меня там.

– Когда идти? Прямо сейчас?

– Да. Я бы сам к вам пришел, но друзья не позволяют. Так что не мешкайте.

Мотти повесил трубку. Миллер надел пальто и вышел из гостиницы. Повернув налево, прошел полквартала. Тут что-то твердое впилось ему сзади в ребра. Из-за угла вывернула машина.

– Садитесь на заднее сиденье, герр Миллер, – сказал Петеру кто-то прямо в ухо.

Дверь машины открылась, Миллера снова ткнули под ребра чем-то твердым. Он нагнулся и забрался в машину. Помимо водителя, там был еще один человек, на заднем сиденье. Он подвинулся, освободил место Миллеру. Петер почувствовал, как в машину залез и тот, кто остановил его на улице. Потом дверь захлопнулась, и автомобиль отъехал от тротуара.

Сердце у Миллера бешено колотилось. Он оглядел сидевших рядом, но никого не узнал. Мужчина справа, тот, что открыл Миллеру дверь, негромко сказал: «Я завяжу вам глаза», – вынул нечто похожее на большой черный носок и пояснил: «Вам ни к чему видеть, куда мы едем».

Носок натянули Миллеру на голову до самого носа. Петер вспомнил холодные голубые глаза человека в отеле «Дрезен» и слова Визенталя: «Будьте осторожны – эти люди миндальничать не станут». Потом он вернулся мыслями к Мотти и подумал, как могло получиться, что один из них читал газету на иврите в Центре еврейской общины.

Машина ехала минут двадцать, потом затормозила и остановилась. Миллер услышал, как открылись ворота. Автомобиль вновь рванулся вперед, но тут же остановился. Миллеру помогли выйти и провели по двору в дом – он почувствовал на лице сначала холодный ветер улицы, а потом теплый воздух помещения. За спиной захлопнулась дверь, Миллера заставили спуститься на несколько ступенек, видимо, в подвал, хотя там было тепло, а кресло, в которое его усадили, покрывал хороший чехол.

Чей-то голос сказал: «Снимите повязку», – и носок убрали. Миллер заморгал – глаза отвыкли от света.

Помещение, куда он попал, располагалось явно под землей – окон не было. Но под потолком гудел вентилятор. Подвал был обставлен удобной и дорогой мебелью. Он, по-видимому, предназначался для собраний: у дальней стены стоял длинный стол с восемью стульями. Посреди, на круглом коврике, располагался кофейный столик. Больше в подвале, кроме пяти кресел, ничего не было.

У длинного стола, светясь извиняющейся улыбкой, стоял Мотти, а те двое, что привезли Миллера – оба крепкие мужчины средних лет, – облокотились на спинки кресел справа и слева от Петера. Напротив сидел четвертый мужчина. Водитель остался наверху, у входной двери, решил Миллер.

Четвертый мужчина был, очевидно, за главного. Он устроился в кресле, а трое его подчиненных стояли. На вид ему было около шестидесяти. Он был тощий, костлявый, с впалыми щеками и крючковатым носом. Но больше всего беспокоили Миллера его глубоко запавшие пронзительные глаза. Глаза фанатика.

– Добро пожаловать, герр Миллер, – произнес старик. – Извините за то, каким странным способом вы попали сюда. Мы воспользовались им, чтобы безболезненно вернуть вас в отель, если вы откажетесь от моего предложения. Мой друг, – он указал на Мотти, – сообщил, что вы разыскиваете некоего Эдуарда Рошманна. И чтобы подобраться к нему, готовы проникнуть в «Одессу». Но одному вам это не удастся. А нам выгодно иметь в «ОДЕССЕ» такого человека, как вы. Поэтому мы согласны вам помочь. Понятно?

– Значит, вы не из «ОДЕССЫ»?

Старик поднял брови:

– Боже мой, вы поставили все с ног на голову. – Он закатал левый рукав рубашки. На плече синими чернилами был вытатуирован номер. – Аушвиц, – пояснил старик. – А они, – он указал на стоявших рядом, – отведали Бухенвальда и Дахау, – он расправил рукав и продолжил: – Герр Миллер, кое-кто считает, что убийц нашего народа нужно отдавать в руки правосудия. Мы с этим не согласны. Сразу после войны я разговаривал с английским офицером и одну его мысль пронес через всю жизнь. Он сказал: «Если бы они убили шесть миллионов англичан, я тоже сотворил бы памятник из черепов. Но не тех, кто погиб в концлагерях, а тех, кто загнал туда людей». Это простая, но убедительная логика, герр Миллер. Я и мои люди решили после войны остаться в Германии лишь с одной целью – мстить. Мы фашистов не арестовываем. Мы убиваем их как крыс. А звать меня Леон.

Четыре часа Леон допрашивал Миллера, пока не убедился, что намерения журналиста искренни. Как и многие до него, Леон не понял, что двигало Петером, и вынужден был признать, что журналиста толкало отвращение к злодеяниям фашистов. Покончив с вопросами, Леон откинулся на спинку кресла и долго разглядывал молодого человека.

– А вы понимаете, сколь рискованно пытаться проникнуть в «Одессу», герр Миллер? – спросил он наконец.

– Могу себе представить, – сказал Миллер. – Ведь я слишком молод.

Леон покачал головой:

– Внедрять вас туда под вашим собственным именем бессмысленно. Во-первых, у них есть списки всех бывших эсэсовцев, и Петер Миллер там не значится. Во-вторых, вы должны постареть по крайней мере на десять лет. Словом, надо превратить вас в другого человека, некогда на самом деле бывшего эсэсовцем. На поиски такого уйдет много времени и хлопот.

– Неужели такой вообще найдется?

Леон пожал плечами:

– Это должен быть человек, смерть которого нельзя проверить. Прежде чем принять кого-нибудь в свои ряды, «ОДЕССА» тщательно его экзаменует. И экзамены эти не из легких. Чтобы успешно их сдать, вам придется несколько недель прожить с настоящим офицером СС, который научит вас обращению и поведению, расскажет обо всех тонкостях. К счастью, такой человек у нас есть.