Наследницы - Адлер Элизабет - Страница 37

Одиночество и страх перед неизвестностью переполняли ее; она страстно желала вернуться на ранчо, под защиту Элизы и Тома. Но она напомнила себе, что можно будет сделать с деньгами Маунтджоя — провести оросительную систему, посеять новую траву, купить отличный скот. Тогда ранчо Маунтджой снова станет процветающим, таким, каким оно было, когда им управлял отец. И кроме этого, она знала, что отец захотел бы, чтобы она поехала. Достав из сумочки билет первого класса, Ханичайл решительно направилась к сходням.

Внезапно за ее спиной началась какая-то суматоха, и она, оглянувшись, увидела, как фотографы окружили высокого темноволосого мужчину и его спутницу. Вспышки камер высветили строгое лицо мужчины и красивое лицо женщины. Ханичайл в изумлении ахнула, узнав в ней известную голливудскую звезду, которую она так часто видела на экране. С платиновыми волосами, с вызывающе красными губами и страстным взглядом, это могла быть только Вива Молтон. Один из фотографов налетел на Ханичайл и сбил ее с ног.

— Хватит! — прогремел за ее спиной мужской голос. — Убирайся с дороги, идиот! Неужели ты не видишь, что наделал?

Мужчина со строгим лицом склонился над Ханичайл и с беспокойством посмотрел на нее.

— С вами все в порядке? — спросил он, помогая ей подняться на ноги. — Если этот дурак причинил вам боль, я подожгу его.

— Он случайно, — поспешила вступиться за неуклюжего репортера Ханичайл, удивленная, что кого-то можно сжечь только потому, что он сбил ее с ног.

— Тогда примите мои извинения, мисс…

— Ханичайл Маунтджой Хеннесси, — представилась Ханичайл, но, вспомнив наставления лорда Маунтджоя, тут же поправилась: — Я хотела сказать, Элоиз. Элоиз Маунтджой.

Лицо мужчины разительно изменилось, когда он улыбнулся. Оно стало почти мальчишеским.

— Еще раз приношу вам свои извинения, мисс Маунтджой.

Уголком глаза Ханичайл поймала сердитый взгляд Вивы Молтон.

— Со мной все хорошо, не беспокойтесь. Спасибо, что помогли мне, — смущенно проговорила Ханичайл и быстро пошла к трапу.

— Ради Бога, Алекс, нам пора идти, — капризным тоном произнесла Вива. — Мы можем опоздать.

Нахмурившись, мужчина проводил свою спутницу до трапа и отступил в сторонку, когда она снова начала позировать фотографам.

— Увидимся за коктейлем, Алекс, дорогой, — сказала она, заметив, что он собрался уходить.

— С этим пора кончать, — сказал он сам себе, быстро шагая по длинным коридорам огромного корабля, направляясь к нижней палубе, где продавали цветы.

Александр Андреос Скотт ненавидел коктейльные приемы. У него не было времени для фотографов и репортеров, так же как не было у него и времени для знаменитостей, хотя он сам заработал себе сомнительный титул «загадочный мужчина». И у него не было времени для таких женщин, как Вива Молтон.

Он познакомился с ней на обеде всего несколько месяцев назад, а затем снова случайно столкнулся с ней накануне вечером в клубе «Сторк», где он развлекался со своими коллегами по бизнесу. Вива скучала в своей компании и, увидев его, пристала к нему как банный лист. Она потребовала, чтобы он отвез ее домой, а когда узнала, что они вместе поплывут на лайнере «Королева Елизавета», попросила его подвезти ее.

— Зачем гонять два лимузина, дорогой, — промурлыкала она своим чувственным контральто, многозначительно сжимая руку Алекса. Затем, одарив его своим известным томным взглядом, прошептала: — Путешествие обещает быть впечатляющим, Алекс.

Ее самоуверенность, которая так действовала на других мужчин, разозлила его. Он терпеть не мог неумных женщин, и чувственная Вива не прельщала его.

Алексу Скотту было тридцать восемь лет, и женщины часто спорили, можно назвать его привлекательным или нет. У него было длинное, узкое лицо, и недоброжелатели могли бы даже сказать, что оно мертвенно-бледное; нос прямой, а в плотно сжатых губах таилась саркастическая улыбка. Густые темные волосы уже посеребрила седина, взгляд его серых глаз был суровым — свидетельство прошлой тяжелой жизни. Он был высоким, стройным, хорошо сложенным и одевался со вкусом. Женщины его обожали.

Они говорили: «Если Алекс Скотт захочет тебя, он даст об этом знать». Он посылает цветы и каким-то невероятным чутьем всегда угадывает, какие из них твои любимые. Он приглашает на интимные обеды в самые дорогие рестораны. Он дарит драгоценности и посылает книги, не думая об экстравагантности одного подарка и дешевизне другого, а просто исходит из того, что может доставить удовольствие. Женщины говорили, что Алекс Скотт дает тебе все, кроме своего сердца. И возможности заглянуть в его душу и загадочное прошлое.

В цветочном магазине он заказал две дюжины желтых роз с просьбой отправить их мисс Маунтджой. В букет он вложил свою карточку со словами:

«Прошу вас еще раз извинить меня. Хочу надеяться, что у вас нет синяков».

Затем он прошел в свою огромную каюту, где камердинер уже распаковывал вещи, а английский стюард в белой униформе ждал его, чтобы исполнить любое желание.

Алекс всегда был чрезвычайно вежлив и внимателен в отношениях со слугами. Он поблагодарил стюарда, сказав, что ни в чем не нуждается, затем снял пиджак, засучил рукава дорогой рубашки и сел за угловби столик рядом с большим иллюминатором, из которого открывался вид на оживленный порт. Он сделал два телефонных звонка: один — в свой офис на Манхэттене, второй — государственному секретарю в Вашингтоне, затем вызвал своего помощника Ставроса, который разместился в маленькой каюте на нижней палубе.

Когда тот пришел, Алекс продиктовал ему три каблограммы: одну — кораблестроителям в Глазго относительно постройки его нового нефтегрузового судна, вторую — поставщику вина в Бордо с просьбой о поставке вина урожая тысяча девятьсот тридцать седьмого года и еще одну — в Рим, женщине, с пожеланиями: «Счастливого дня рождения. Моя любовь всегда с тобой».

Прозвучал гудок парохода, возвещавший об отплытии, и Алекс встал у иллюминатора, наблюдая, как маленький буксир выводит большое судно от причала в реку. Духовой оркестр заиграл громче, провожающие побежали вдоль причала, махая руками и крича: «Счастливого пути!» Они наконец отплывали.

Алекс надел пиджак и шарф и вышел на прогулочную палубу. Он ожидал, что там никого не будет: пресытившиеся пассажиры первого класса много раз видели, как отчаливает пароход, и сейчас были больше обеспокоены тем, какие наряды надеть для коктейля, который ожидал их в ближайшее время.

Он ходил кругами по палубе, наблюдая за работающими буксирами. Очертания Манхэттена постепенно исчезали вдали. Алекс любил море; оно было у него в крови. Если бы он родился на сто лет раньше, то стал бы юнгой на шестимачтовом паруснике. Вместо этого он стал владельцем самой большой грузоперевозочной линии в мире.

Суда Скотта бороздили мировой океан, перевозя зерно, пиломатериалы, нефть и оборудование. И, как говорили злые языки, нелегальное оружие. Все знали суда Скотта и все об Александре Андреосе Скотте: как богат он был, какой большой властью обладал и каким был независимым. Они не знали только одного: каким путем он всего этого достиг.

Более доброжелательные сплетники говорили, что он был членом аристократической итальянской семьи Скотти; другие — что он вышел из римских низов и пробился наверх, используя все незаконные и криминальные пути, которые только смог. Один репортер даже утверждал, что он был незаконным сыном кого-то из членов греческой королевской семьи, хотя никто не мог знать ее имя. Говорили, что именно через нее он получил свой начальный капитал, чтобы открыть корабельный бизнес, и это объясняет, почему у него греческое имя.

Алекс Скотт начинал с корабельного бизнеса, но сейчас его деловые интересы простирались гораздо шире: авиационный бизнес в Соединенных Штатах, автомобильные заводы в Италии и собственный банк в Англии. Ядром его империи и той частью его бизнеса, которую он любил больше всего, была флотилия кораблей. Плюс его собственная яхта сто на восемнадцать футов «Аталан-та», пришвартованная на юге Франции, в Каннах. «Аталанта» была не самой большой яхтой, но Алекс считал ее, оборудованную по последнему слову техники, самой прекрасной.