Наследницы - Адлер Элизабет - Страница 78

— Ханичайл, это Алекс, — сказал он, и ее сердце перевернулось. Ей следовало бы положить трубку, не вступая с ним в разговор, но она не смогла.

— Мне нужно увидеть тебя, — сказал он. — Я не могу позволить тебе жить дальше с мыслью о том, что то, чему ты стала свидетельницей, исходило от меня. Ханичайл, позволь мне по крайней мере объясниться. Это все, что я прошу. — Немного поколебавшись, Алекс добавил: — Нет, это не совсем правда. Я не могу быть в одном с тобой городе, чтобы не увидеть тебя. Я должен знать, как ты живешь, если, конечно, ты не занята.

— Нет, — прошептала она. — Я не занята. Я совсем не занята.

— Значит, мы встретимся?

— Где? — Ханичайл так сильно хотелось увидеть Алекса, что она сгорала от нетерпения.

— В дубовом зале в «Плазе»? В пять?

— Я буду там.

Он пришел слишком рано и как деревенский парень смотрел на дверь, ожидая, когда мелькнет тень его любви. Он сказал себе в сотый раз, что не любит Ханичайл, что он не может ее любить, но когда он наконец увидел ее, то понял, что лжет сам себе.

Она стала тоньше, изящнее и утонченнее, настоящая жительница Нью-Йорка в черном полотняном платье, черной широкополой шляпе из соломки и с жемчугом Маунтджоя на шее. Ее блестящие волосы цвета пшеницы были красиво подстрижены, длинные концы подвиты внутрь; в сапфировых глазах появилась тревога, когда их взгляды встретились.

— Слава Богу, что ты пришла, — сказал Алекс. — Я боялся, что не придешь. — Он оглядел полный народа зал и предложил: — Давай уйдем отсюда.

Потом взял Ханичайл под руку, почувствовав, как по его телу пробежал электрический ток, и они, выйдя из отеля, направились в Центральный парк.

В парке было полно народа, но они никого не замечали, словно их было только двое в целом мире. Алекс сказал Ханичайл, что с той самой ночи не переставал думать о ней. Затем взял ее за руку, усадил на скамейку и рассказал всю правду об Анжу.

Рядом катались дети на трехколесных велосипедах; трусили городские собаки на длинных поводках; взявшись за руки, проходили влюбленные, но взгляд Алекса был устремлен только на Ханичайл.

— Как она могла такое сделать? — спросила Ханичайл. — Ведь она была мне как сестра.

— Нам с тобой трудно понять такую женщину, как Анжу. Возможно, она и любит тебя, но ничто не может препятствовать ее желаниям. Ради своего удовольствия Анжу пожертвует даже матерью. Она не понимает, какой вред принесла, для нее это только развлечение. Анжу всегда должна быть первой. Ну а как ты, Ханичайл? — спросил Алекс, взяв девушку за руку.

Та пожала плечами:

— Полагаю, что Гарри счастлив. Каждый вечер он уходит играть в карты. Я даже не знаю, где он проводит большую часть времени, и, откровенно говоря, меня это не интересует. Я знаю одно — я люблю тебя, Алекс, поэтому я обманываю его, а он обманывает меня. Но это больше не имеет никакого значения. Я была глупой молодой дурой. Я совершила ужасную ошибку и сейчас пожинаю горькие плоды.

— Есть альтернатива.

— Развод? О да, я думала об этом. Каждый раз, когда Гарри полупьяный приходит домой и начинает рассказывать мне о своем триумфе, я думаю об этом. Почему ты не предложил мне выйти за тебя замуж? — спросила она, глядя ему в глаза.

— На это есть причина. Я не могу рассказать о ней. Скажем так — это мое наказание. — Обняв Ханичайл за плечи, Алекс придвинулся к ней ближе. — Это не потому, что я не люблю тебя, Ханичайл. Ты знаешь, что люблю. И если я когда-нибудь буду нужен тебе, ты только позови — я примчусь. — И он поцеловал ее.

Она знала, что этот поцелуй как печатью соединил их судьбы. Она всегда будет любить Алекса Скотта, несмотря на то что он не может жениться на ней.

Они ехали к ее дому, держась за руки, но Алекс, прощаясь, не поцеловал ее снова и не попросил еще раз увидеться. Она стояла на пороге своего красивого дома, наблюдая, как такси увозит от нее Алекса. Она посмотрела на визитку, которую он ей дал, с номером телефона и адресом офиса на Пятой авеню и подумала, сумеет ли она когда-нибудь воспользоваться ею.

Телефон зазвонил, когда Ханичайл открыла дверь. Она схватила трубку и чуть не задохнулась, когда услышала голос Анжу.

— Ханичайл, дорогая, это твоя раскаивающаяся кузина звонит тебе, чтобы попросить прощения. О, Ханичайл, я знаю, что причинила тебе боль. Это просто была глупая ошибка. Я не знала, что вы с Алексом встречаетесь. Он ничего не значит для меня. Честно. Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что ты прощаешь меня.

Ханичайл ясно представляла себе ее озорную улыбку котенка, прищуренные зеленые глаза и склоненную набок голову в полной уверенности, что она будет прощена.

— Дорогая, ответь мне. — В голосе Анжу звучала мольба. — Позволь мне приехать к тебе лично извиниться. Ты увидишь, что я говорю искренне. Пожалуйста, пожалуйста, — упрашивала Анжу. — Я так соскучилась по тебе. И кроме того, лорд Маунтджой взял с меня слово, что я навещу тебя и узнаю, как ты живешь. Ему будет очень больно, если я вернусь и скажу, что моя очаровательная кузина отказалась встретиться со мной.

Ханичайл вспомнила, что рассказал ей Алекс, и решила, что на этот раз она не поддастся обману. Все ее беды — от Анжу.

— До свидания, — сказала она. — Я не хочу больше тебя видеть. — И повесила трубку.

Ее била дрожь, когда она поднималась в свою комнату. Она выключила кондиционер, распахнула все окна, впуская теплый вечерний воздух, и стала растирать руки, чтобы немного согреться. Она не знала, было ли это вызвано прохладным воздухом или телефонным звонком Анжу: и оттого, и от другого у нее леденела кровь.

Ханичайл приняла душ и оделась к обеду, на который они с Гарри были приглашены вечером. Идти ей не хотелось, но она знала, что отговориться ей не удастся. Легче сделать то, что он хочет, и избежать новой стычки, которая всегда кончалась для нее слезами, а для него — уходом из дома с хлопаньем дверью и невозвращением домой до утра, а то и позже.

Ханичайл надела красивое серо-коричневое шифоновое платье, свои любимые серьги из светлого янтаря, оправленного в золото — антикварная вещь из России, — и «памятный подарок» — кольцо с огромным бриллиантом, которое Гарри заставлял ее надевать, потому что оно демонстрировало всем, каким богатым он был, что мог позволить себе купить жене такое сказочное ювелирное украшение. Она с горечью вспоминала его слова: «Бриллиант такой же большой, как моя любовь к тебе».

Она сидела, глядя на себя в зеркало и желая, чтобы на месте Гарри был Алекс, ради которого она нарядилась; Алекс, который бы посмотрел на нее и сказал, как прекрасно она выглядит; Алекс, с которым бы она спала в одной постели.

— Ханичайл! Где ты, черт возьми? — раздался голос Гарри снизу.

Она постоянно думала, что говорят слуги, наблюдая за их ежедневными ссорами, но сегодня это ее не беспокоило: у горничной был выходной день.

— Я здесь, Гарри, — отозвалась Ханичайл и стала спускаться по лестнице.

— Куда это ты так вырядилась? — грубо спросил он. Ханичайл поняла, что он пьян: галстук косо повязан, светлые волосы взлохмачены.

— Ты сказал, что вечером мы обедаем у Джеймисонсов, — спокойно ответила Ханичайл.

Вспомнив, Гарри хлопнул себя по лбу.

— О Господи, действительно. — Он прошел в гостиную и остановился у столика с напитками. — Где, черт возьми, лед? — закричал он, наливая себе изрядную порцию виски. — Я приказал горничной, чтобы ровно в шесть вечера она ставила сюда ведерко со льдом.

Ханичайл посмотрела на часы:

— Сейчас восемь часов, Гарри. Полагаю, что лед растаял и, прежде чем уйти, она убрала его.

— В твои обязанности входит следить за слугами. Почему ты не приказала ей наполнить ведерко новым льдом? — Он грубо рассмеялся. — Полагаю, что я прошу слишком многого от девчонки, выросшей в трущобе, которая не умеет обращаться с прислугой. И это ты называешь семьей. Знаешь, что я скажу тебе, Ханичайл, если бы они не были черными, я, возможно, поверил бы, что они твоя семья, как веришь ты.