Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Степанцов Вадим Юрьевич - Страница 48

48

Заявление, сделанное мной на десятилетии Ордена

Разгулы, пьянство и безверье -всё в прошлом, всё постыло мне.От грязи отряхнул я перья,я чист, как ландыш по весне.В болоте гнилостном распутствацветут обманные цветы,но света истинного чувствав пороке не отыщешь ты.Вот потому-то непорочнымои забавы и досуг,хоть ослепительны и сочнытолкутся девушки вокруг.Могу девчонку я погладить,по попке хлопну, в нос лизну,но я не дам ей в душу гадитьи нос совать в мою казну.Их слишком много, длинноногих,разнузданных донельзя дылд,а я хоть и не из убогих,но всё-таки не Вандербилд.И даже мне не денег жалко -они плодятся, словно вши -но в бездну каждая русалкауносит клок моей души.Ну, а душа - она не устрица,она нежнее в тыщу раз,и просто так в ней не очутитсяжемчужина или алмаз.Своей души я запер створки,чтоб зрел в ней жемчуг пожирней.Прощайте, девки, ваши норкине для таких крутых парней.

Последствия заявления, сделанного мной на десятилетии Ордена

Мои стихи о воздержанииневерно понял модный свет,и смесь восторга с обожаниемловлю я на себе нет-нет.Юнцы, накрашенные густо,трубят мне гимны вперебойи, как за коброю мангусты,за мною прыгают гурьбой.Заматерелые педрилы,похожие на индюков,мне улыбаться стали мило.Друзья! Я вовсе не таков!Да, девы стали мне не любы,но содомию прославлять,и целовать мальчишек в губы,и афедрон им подставлять?!Конечно, это интересно,я спорить даже не берусь,но я при этом, если честно,наверно, просто обосрусь.И растрезвонят педерасты,что классик был желудком слаб.Нет, в члены этой гордой кастыя не пойду, не тот масштаб.Пусть телом крепкие, здоровыепополнят стаи петухови славят отношенья новые,которым тысяча веков.Ко мне, ко мне, шальные девы,скорей потремся пуп о пуп!..Мои богини, что вы, где вы?Ужель я больше вам не люб?

Заколдованное место

(Россия через 100 лет)

На берегу Оки пиликала гармошка,под старою ветлой топтал гусыню гусь.Упившаяся в дым смазливая бабёшкасказала мне: "Пойдём скорее, я боюсь".Опять мне повезло, опять мужья и братьяпогонятся за мной, обрезами тряся,дай бог, красотку хоть успею заломать я,а то ведь ни за что завалят, как гуся.Опять я загулял на свадьбе деревенской,и поначалу было всё как у людей,да чуток я к словам о горькой доле женской,и вышло вновь, что я - развратник и злодей.У тихого ручья среди густой крапивымы наконец-то свой остановили бег,и под густым шатром к земле припавшей ивызабылись мы в плену Эротовых утех.И воздух, и земля, и травка, и листочки -всё завертелось вдруг, слилось и расплылось,медовый женский стон звенел, как эхо в бочке,и время как табун мустангов вскачь неслось.Когда мы, наконец, отлипли друг от друга,пригладили вихры, стряхнули грязь с колен,Я понял, что не та - чуть-чуть не та округа,что порастряс мозги Эротов бурный плен.Мы вышли на большак - подруга обомлела,я тоже пасть раскрыл со словом "твою мать";висело над землей космическое тело,ну а деревню я вообще не мог узнать.Ряд беленьких домов под красной черепицей,заборов и плетней нигде в помине нет,селяне - как в кино, улыбчивые лица,и каждый просто, но с иголочки одет."Здорово, мужики! А Ванька Евстигнеев, -затараторил я, - где мне его найти?"Уставились на нас, как пидоры на геев,и лыбятся стоят, вот мать твою ети!Потом собрались в круг и стали по-английскимурчать и стрекотать: "Йес, йec, абориген!" -а кто-то притащил хлеб, виски и сосиски,и кто-то произнёс по-русски: "Кушай, мэн".Я вскоре разузнал, коверкая английский,что на дворе уже две тыщи сотый год.Я выругался: "Fuck!" - и поперхнулся виски,и по спине, смеясь, стал бить меня народ.Так, значит, вона как! Профукали Расею!Сожрал нас, как гуся, зубастый дядя Сэм.Ну, ладно, вот сейчас напьюсь и окосею,за родину, за мать, натру лекало всем!"Xeй, ю, абориген, - кричат американцы, -тут свадьба, заходи, почётный будешь гость!"Ах, свадьба? Хорошо! Закуска, бабы, танцы.Сама собой ушла и растворилась злость."Жених наш - астронавт, - втирают мне ковбои,а бабу отхватил, прикинь, - фотомодель!"Я с грустью посмотрел на небо голубое.Да, видимо и здесь устрою я бордель.И как я загадал - так всё и получилось.К невесте я подсел - и вмиг очаровал,так рассмешил ее, что чуть не обмочилась,а жениху в бокал стрихнина насовал.Жених пошёл блевать, а я шепчу невесте:"Ну на фиг он тебе, тупой летун-ковбой?К тому ж на кораблях они там спят все вместе,и каждый космонавт немножко голубой.А я бы бросил всё ради такой красивой,собрал бы для тебя все лилии долин..."Очухался, гляжу - опять лежу под ивой,уже не с Манькой, нет - с фотомоделью, блин.Одежда там и тут, трусы висят на ветке,и пена на губах красавицы моей.И голос из кустов: "Ага, попались, детки!Сейчас узнаешь, гад, как обижать мужей!"Смотрю - пять мужиков, вон Евстигнеев Ванька,а рядышком Витёк, угрюмый Манькин муж,на бабу посмотрел, вздохнул: "А где же Манька?"А я ему: "Витёк, прими холодный душ!"Ванятка, кореш мой, обрадовался, шельма;"Так, значит, Маньку ты не трогал? Во дела!" -"Да что вы, мужики, протрите, на хер, бельма!Со мною Дженифер, студентка из Орла". -"А что ты делал с ней? Глянь, чёрная какая". -"Ты негритянок, что ль, не видел никогда?" -"В натуре, негра, блин! Ну, я офигеваю!" -"Она фотомодель. Женюсь я, Ванька, да"."На свадьбу пригласишь?" - "Так здесь и отыграем.А ты, Витёк, не плачь, найдём твою жену!Но ружья в подпол, чур, пока не убираем!Две тыщи сотый год пусть ждет от нас войну".