Влияние морской силы на французскую революцию и империю. 1793-1812 - Мэхэн Альфред Тайер - Страница 140

Изложение британским министерством своих требований по отношению к Мальте было так ясно, что могло вполне оправдать отклонение обсуждения вопросов, поднятых Россией. Никакая другая уступка, сделанная по договору, не возбуждала более единодушных сетований со стороны англичан, весьма чувствительных ко всему, что влияло на их положение в Средиземном море или угрожало путям в Индию. В случае если бы мир, который был единственным делом, ставившимся министерству в заслугу, нарушился, последнее ничем не могло бы так обеспечить от крушения свои надежды и успокоить недовольный народ, как спасением этого приза, т. е. Мальты. Не было недостатка и в других серьезных возражениях против возвращения острова Ордену. Никто еще не был избран на должность великого магистра. Испания, явно под влиянием Бонапарта, приняла меры к уменьшению, насколько от нее зависело, доходов Ордена. Ввиду этих и других подобных обстоятельств указывалось, что эти доходы недостаточны для обеспечения обороны острова, а следовательно, и его независимости. Но, удерживая пока Мальту дипломатическими ухищрениями, министерство обратилось и к более серьезному основанию в своих спорах с Францией. Ее посол в этой стране был замещен посланником с большими полномочиями, лордом Уитвортом, которому дана была инструкция настаивать на праве вмешательства Великобритании в континентальные дела во всех случаях, когда, по его мнению, этого будут требовать ее интересы или же интересы Европы вообще. Он должен был указать также на различные захваты, сделанные Францией для усиления своего влияния, и сообщить ей, что эти перемены обстоятельств, случившиеся уже после заключения трактата, вынуждают Великобританию к требованию вознаграждений. Присоединение Пьемонта, отречение великого герцога Пармского в пользу Франции, вторжение в Швейцарию были особенно поставлены на вид, как факты, существенно изменившие вопрос о взаимных обязательствах. Было обращено также внимание на то, что хотя по конвенции, подписанной в августе 1801 года, французские войска должны были оставаться в Голландии лишь до заключения мира между Великобританией и Францией, они еще до сих пор не были отозваны. Посланнику было сделано предостережение не связывать своего правительства никаким решением от его имени, особенно же по отношению к Мальте.

Министры, таким образом, все еще были в нерешительности: они «взобрались на ограду, но приготовились соскочить с нее назад» немедленно, как к тому представится надлежащий случай. К несчастью для интересов мира, ослепленный своей силой Бонапарт продолжал необдуманно возбуждать страсти, который потом не был уже в силах погасить. 30 января 1803 года был опубликован в «Монитере» знаменитый отчет, полковника Себастиани о его командировке в Левант. Себастиани был послан в предшествовавшем сентябре на фрегат для посещения Триполи, Египта, Сирии и Ионических островов, с целью ознакомления с политическим и военным состоянием этих стран. Его отчет был приторным по обилию лести повествованием о том почете, которым пользуется будто бы Первый консул со стороны восточных народов. Но после чрезвычайно подробного описания, не имевшего никакого отношения к делу военных приготовлений, отчет заключался неожиданным выводом, что «шеститысячное французское войско было бы достаточно для завоевания Египта»; Ионические острова, по данным отчета, были будто бы также готовы объявить себя на стороне Франции при первом удобном случае. Наконец, генерал Стюарт, командовавший британскими войсками в Александрии, был обвинен в посягательстве на жизнь Себастиани посылкой паше копии общей инструкции, изданной Бонапартом в бытность его в Египте.

Ожесточение, которое должен был возбудить в Великобритании такой документ, было настолько очевидным, что его обнародование было приписано намеренному желанию вызвать морскую войну, под предлогом которой Первый консул мог бы без явного унижения отказаться от предприятия против Гаити. После первого и большого успеха французских войск в этой колонии в их рядах распространилась ужасная эпидемия желтой лихорадки. Воспользовавшись этим обстоятельством, негры опять восстали во всех областях и нанесли поражение ослабленным отрядам своих противников. 8 января «Монитер» возвестил о смерти Леклерка, главнокомандующего экспедицией, сопровождая это известие отчетами об опустошениях, произведенных эпидемией. Франции приходилось с грустью сознаться в очевидном факте, что нельзя было отвоевать колонию и вообще как-либо пользоваться ею, не пожертвовав таким числом людей, каким страна не располагала.[116] Сама лихорадка была еще более достаточным извинением, чем британский военный флот, для отказа от попытки без унижения воинской чести. Проникнуть в истинные побуждения человека, столь коварного и беззастенчивого, каким был Бонапарт, представляется безнадежным. Нельзя также полагаться на сообщения его братьев, Люсьена и Жозефа, которые были единственными авторитетами в истолковании цели упомянутого обнародования отчета Себастиани. Нет причины искать другого основания к этому, кроме той же самой необузданной надменности, какая проявилась в его инструкциях на имя Отто 23 октября, и успеха, какого он на основании своего прежнего опыта научился ожидать от хвастливого выражения самонадеянности. Секретная посылка в Пруссию его конфиденциального помощника Дюрока, шесть недель спустя, ясно показывает, что результат обескуражил его и что он не желал войны, по крайней мере тогда.[117] Дюроку было приказано представиться королю Пруссии лично и сказать, что если война разгорится, то французские войска займут Ганновер. Опасением со стороны этой державы Бонапарт хотел воспользоваться как рычагом для того, чтобы побудить ее содействовать его усилиям заставить Великобританию очистить Мальту.[118]

Бонапарт в действительности был менее заинтересован Западом, чем Востоком, многочисленное население, интересная история и баснословные богатства которого поражали его воображение значительно более чем ненаселенные пустыни Америки. Доступ к Востоку, как и к Западу, был возможен только водой и, таким образом, контролировался державой, которая владела морем. Но путь через Левант был короче, и поэтому на нем было легче избежать столкновения с неприятелем. Мальта, Таранто, Ионические острова, Морея были воротами на Восток. Овладение последними тремя станциями – в сущности более континентальными, чем морскими, – в его глазах не представляло затруднения; только одна первая могла быть завоевана и удержана надежно лишь морской силой. Поэтому Бонапарт и старался как можно скорее изгнать оттуда британцев. 27 января Талейран, «с большою торжественностью и по спешному приказанию Первого консула, потребовал, чтобы лорд Уитворт сообщил ему, «в чем состояли намерения его величества относительно эвакуации Мальты». На это лордом Уитвортом не было дано иного ответа, кроме обещания сообщить запрос своему правительству. 30-го числа был опубликован отчет Себастиани, плохо замаскированные угрозы которого британским интересам на Востоке могли, быть может, побудить слабое правительство постараться умилостивить Первого консула уступками.

116

Экспедиция в Сан-Доминго стоит уже двадцати пяти тысяч французских солдат.

117

Британский посланник в Париже пришел к тому же самому заключению по ознакомлении с инструкциями, посланными Талейраном французскому посланнику в Лондоне. «Из этого документа ясно, что французское правительство не желает более доводить дело до крайностей, т. е., иначе сказать, оно не приготовлено к этому». Посланник Соединенных Штатов в Париже писал также 24 марта: «В этом документе видно горячее и искреннее желание избежать войны как со стороны правительства, так и со стороны народа.

118

Достойно замечания, что эти инструкции были изданы в тот самый день, как в Париж было получено известие о сообщении английского короля парламенту, 8 марта, что «вследствие военных приготовлений в портах Франции и Голландии он принял соответствующие добавочные меры предосторожности». Два дня спустя была созвана милиция.