Двойная игра - Карасимеонов Александр - Страница 24

ГЛАВА IX

Я отправился на другой конец города – к Неде, в ее подвал. Сначала на втором троллейбусе, потом на десятом трамвае. Провода и рельсы надежно обеспечивали правильность направления. Туман плавал в воздухе хлопьями, как скисшее молоко.

Еле видное над землей окошко подвала светилось, за карминным ситцем занавесок были жизнь и тепло. Всю дорогу, пока я ехал, меня грызла черная мысль: а что, если Неды нет дома? Что, если она опять куда-то упорхнула, и я, подчиняясь собственным правилам, даже не спрошу, где она была после того, как бросила меня в том доме, где вдоль стен возлежали бледные феи и среди них – пьяная секретарша Конова? Обрадованный, я постучался в дверь Нединого подвала.

– Входи, не заперто, – отозвалась она изнутри.

– Как ты догадалась, что это я?

– Только ты так стучишь. – Как?

– Робко.

– Робко? Это я-то? Отважный сотрудник угрозыска?

– Не притворяйся хоть передо мной! Ладно, садись, садись…

Неда лежа читала какой-то толстый учебник. Я поглядел на заглавие: «Психология».

Сел на подушку возле печки. Воздух в комнате еще не прогрелся, было довольно холодно. Пятно сырости под окном снова потемнело. Значит, уже осень. Летом оно светлеет. Сезонное пятно.

Я взглянул на часы. Час ночи.

– Тебе давно пора спать, – сказал я.

– Как же я лягу, не дождавшись тебя.

– Я бы мог и не прийти.

– Не мог.

Неда отложила книгу и, приподнявшись на подушке, задумчиво посмотрела на меня.

– Зачем притворяться? Ты должен был прийти, чтобы спросить меня.

– А я не хочу спрашивать.

– Не стесняйся. Ты меньше всего виноват в том, что подозреваешь людей.

– Тебя я ни в чем не подозреваю.

– Ты просто не интересуешься ничем, что может быть связано с моей личностью. Если так, то обидно. Но я знаю, что это неправда.

– Хорошо, – сказал я, – пусть даже так. Если ты считаешь, что я тебя подозреваю, сделай вид, что не замечаешь этого.

– Не могу. Тебе нужна другая Неда – или не Неда, все равно, как бы ее ни звали, – но не такая, как я… Я уже устала притворяться, будто ничего не замечаю. У тебя же на лице все написано.

– Выходит, я для людей – открытая книга. Или ты чересчур проницательная… Я бы предпочел второе.

– Просто я устала. И этот твой Троянский!

Неда страдальчески сморщилась. Никогда раньше она не проявляла открытой враждебности к Троянскому. Но в эту минуту мне было на руку, чтобы ее плохое настроение обратилось на моего начальника.

– Ты права. Больше я тебя к нему не поведу.

– Удивляюсь, как его жена терпит. У нее, верно, адское терпение… Мне кажется, ему нужна опора, нужен кто-то, кто бы поддерживал его, давал ему силы… И ты один из тех, кто помогает ему жить. Иначе этот человек давно размозжил бы себе голову. Не будь рядом с ним тех, кто его терпит и поддерживает…

Я был удивлен. Мне как-то не приходило в голову посмотреть на полковника Троянского с такой точки зрения. Но тут, признаюсь, опять вступила в действие моя подозрительность и помешала задуматься над словами Неды и понять, что скрывается за ними.

– Уж не обидел ли тебя Троянский? Хотя, по-моему, он ничего обидного не сказал.

– Этот человек сам не понимает, как с ним тяжело. Но он не виноват, что он такой. Хватит о нем… Я ужасно устала. И эта проклятая печка! Совсем не греет.

Я взял руки Неды в свои. Пальцы у нее были ледяные, я сжимал их в своих ладонях и в эту минуту испытывал что-то похожее на радость – оттого, что мои руки были теплыми. Я был доволен собой. Как мало нужно человеку…

Что она знает о Троянском? По странной случайности жизнь столкнула Неду с полковником тогда, когда он уже иссох от душевного напряжения и сознания своего бессилия перед человеческими пороками, когда он пожелтел от болезни и врачебных запретов, когда уже устал играть роль ангела-мстителя… И не мерещится ли ей, что и мой украшенный очками лик точно так же иссушит с годами жаркое и негасимое пламя борьбы с бесчеловечностью? Не это ли пугает ее?

– Я уже согрелась, – сказала Неда, потихоньку высвобождая пальцы и сплетая их на груди в позе молящейся. – Спасибо тебе. – И уже другим тоном добавила: – Я решила подработать, нанялась в Интрасмаш переводчицей. Сопровождать иностранцев. Платят пять левов плюс питание. Вчера мы наели на двадцать пять левов. Лучше бы взять деньгами.

– Хорошо поесть – тоже не вредно. Вкусно было, наверно?

При мысли о хорошей еде, которую, вероятно, подают в месте под названием новотель, я вдруг вспомнил, что не ужинал, если не считать кофе, которым меня угостила жена Троянского, и рюмки непонятно чего, выпитой в компании секретарши Конова. Но от рюмки у человека, особенно голодного, аппетит только разыгрывается. Неда, словно прочитав мои мысли, сказала:

– Что-то у тебя шея стала тонкая. Мало ешь, наверно?

– Ем, когда есть что есть.

– Кое-что найдется, – сказала Неда и показала на шкафчик возле ниши. – Хлеб и мармелад из шиповника.

Я встал, открыл шкафчик. Хлеб был черствый и крошился. Я намазал на него толстым слоем темно-красную кашицу и откусил кусок, ощущая крепость своих челюстей.

– Я финна сопровождала, – сказала Неда деловито.

– Лучше бы эскимоса.

– Эскимосы не делают машин.

– А финн предлагал машины?

Неда посмотрела на меня своими темными глазами и сообщила доверительно:

– Предлагал провести с ним ночь. Но я предпочла пойти в гости к твоему Троянскому.

– Но ведь вы же провели вместе день.

– Днем у нас были деловые встречи… Да что тебе объяснять. Сам все понимаешь.

Понимаю, конечно. Основное правило одной моей знакомой переводчицы: первым делом объяснить гостю, что ей платят не за то, чтобы она спала с ним, а за то, чтобы переводила. Не каждый с этим может примириться, бывают упрямые люди.

Я бы мог дать Неде совет как начинающей деятельнице международного туризма. Но у меня ведь правило – не лезть в ее личную жизнь.

– Надеюсь, твой финн будет вести себя прилично. Финны, я слышал, народ воспитанный… Но если он начнет приставать, брось работу.

– Спасибо за совет. Я подумаю, – посмеивалась Неда.

В коридоре скрипнула дверь. Кто-то, шлепая разношенными тапочками, прошел мимо нашей комнаты. Потом с шумом вылилась порция воды из бачка. Затем тапочки снова прошлепали мимо нас, и воцарилась тишина.