Двойная игра - Карасимеонов Александр - Страница 30

ГЛАВА XII

Троянский все еще сидел в кабинете. Это был один из тех редких случаев, когда я шел к нему не раздумывая. В сущности, в такие мгновения раскрывался истинный смысл нашей… нашей дружбы, хотя это сентиментальное признание может прозвучать несколько странно, если учесть наши служебные отношения и особенности характера моего начальника.

Он ждал меня. Наступал кульминационный момент. Пора действовать вместе, сообща, дружно. Я доложил о том, что успел предпринять за последнее время. Откровенно признался, что уверовал в версию с подброшенным пузырьком. Принятая за факт, она словно дорожный знак указывала на человека, с которого следовало распутывать дело – на автослесаря Спиридона Спасова. Однако на пузырьке найдены только отпечатки пальцев Борисова, и это исключает присутствие на даче кого-то, кто помогал ему переселиться на тот свет. На Донкова же падает обвинение в грубой ошибке при осмотре машины. Я постарался не слишком подчеркивать вину молодого человека.

Троянский выслушал меня молча, с невозмутимым видом. Я решил, что с этой частью доклада покончено, и уже собрался продолжать, но он остановил меня и предложил подумать. Мы почтили мою версию минутой молчания.

– И все-таки, все-таки… Во-первых, если на пузырьке отпечатки пальцев Борисова, это, конечно, снимает подозрения с автослесаря. И тем не менее он взял машину в тот же вечер – это подозрительно. Во-вторых, допустил ли Донков оплошность, еще неизвестно. Гораздо вероятнее, что не допустил…

Тут настало время рассказать о беседе с отцом Борисова.

– Можно считать почти установленным, – сказал я, – что не отец Борисова первый вспомнил о машине. Спиридон Спасов сам предложил ему свои услуги.

– Ты уверен? – глянул на меня вопросительно Троянский.

– Уверен. Старик, правда, с трудом, но все же припомнил свой разговор с Спиридоном Спасовым. Вряд ли, узнав о смерти сына, он думал о машине. Я убежден, что он не просил слесаря брать ее. Хотя Спиридон Спасов может утверждать, что у старика склероз и что ему нельзя верить.

– Так, – сказал Троянский. – Рассказ старика – доказательство ненадежное, но взятый вместе с прочим он свидетельствует об определенном ходе событий, причем наиболее вероятном. Я сторонник логического хода действий, даже при отсутствии доказательств. А логика вещей, как это ни противоречит фактам, говорит в пользу твоей опровергнутой версии. Она при смерти, но не будем пока ее хоронить…

– Будем считать, что она в стадии клинической смерти. И постараемся ее оживить, – подхватил я не очень весело.

– Все может быть… Но кое-какие шаги обязательно надо предпринять. Ладно, давай дальше, посмотрим, что ты сделал. Работа наша, как я тебя учил много раз, на девяносто процентов – кропотливый труд. А приятные беседы, которые мы с тобой ведем, изображая из себя Шерлоков Холмсов, – большое удовольствие, но его нужно заслужить этим кропотливым трудом. Ну, что ты еще успел сделать?

– Встретился с Зорницей Стойновой…

И я подробно рассказал об исповеди мастерицы сувениров. И об отношениях этой странной троицы: Ангела, его дочери и Зорницы. Тугой узел был в одно мгновение разрублен Владимиром Патроневым – человеком, похитившим Еву. По всему видно, что Зорница выпуталась из сложного переплета без особого ущерба, если не считать двух звонких пощечин, которые ей собственноручно отвесил любимый ею в ту пору Ангел Борисов. Во всяком случае, вид у нее цветущий, здоровье прекрасное, настроение отличное, уверенности в себе хоть отбавляй, и все это – благодаря практическому отношению к жизни.

– Мы, – сказал Троянский, – не всегда учитываем значение психологических факторов. В данном случае нам важно вникнуть не только в психологию нашего покойного клиента, но и окружавших его людей. С августа до середины ноября жизнь у него явно была не сладкая: отношения с дочерью очень усложнились… женщина, которую он любил, если это не чересчур сильно сказано, не хотела его видеть… Вполне возможно, что он был очень увлечен ею – такой, судя по твоему рассказу, сильной молодой женщиной, умной, практичной, опытной в отношениях с мужчинами. И куклы делает, и в конкурсе на лучшую прическу участвует – очень энергичная особа. С одной стороны, дочь с болезненной психикой, с другой – женщина с характером, а с третьей… Что же с третьей стороны, милый мой?

Старый прием Троянского. Ему пришла в голову какая-то мысль, а я догадывайся!

Но на этот раз, против обыкновения, я ответил сразу:

– С третьей стороны – некий Владимир Патронев, который всегда появляется, чтобы тут же исчезнуть.

– Да, – сказал Троянский, не похлопывая, однако, меня по плечу. – Именно Патронев… А где Патронев? Что вы с ним делаете?

– Я отдал его Донкову. Координаты Патронева ему известны, и он готов подключить его по первому же сигналу.

– А сам Донков где?

– Сидит, наверно, на своем рабочем месте. Ждет. Явился Донков, предварительно пригладив буйную шевелюру, – вероятно, зашел в туалет, чтобы смочить ее: волосы на висках были мокрые. Не дожидаясь вопросов, он сказал:

– Разрешите доложить о новом, очень важном обстоятельстве.

Мы с Троянским скептически смотрели на него. После грубой ошибки Донков не внушал нам особого доверия. Я ждал, что Троянский устроит ему головомойку, но Троянский, похоже, не собирался этого делать. Заявление Донкова о том, что он желает сделать важное сообщение, можно было расценить как меру самозащиты. Какие там сообщения, думал я иронически, наблюдая за Троянским, который так и впился своими острыми, близко посаженными глазами в Донкова… Донков же, стиснув зубы, ждал разрешения для доклада.

– Докладывай, – сказал наконец Троянский после долгой, мучительной для стажера паузы.

– Я предпринял кое-какие шаги по собственной инициативе, – начал Донков, стоя перед нами навытяжку, руки по швам.

Он замолчал, ожидая одобрения или порицания.

– Семь бед – один ответ, – мрачно пробормотал я.

– Говори, говори! – бросил Троянский.

– Сегодня около часа дня я ездил на дачу, хотел еще раз ее осмотреть… Докладываю. Во дворе есть колодец. При первом осмотре было установлено, что его давно не открывали, и мы не стали им заниматься. Сегодня я обнаружил, что уже после обыска кто-то открывал крышку колодца. Замок цел, но если присмотреться, видно, что петли у крышки подпилены и она свободно открывается. Металлическая пыль сметена, и нужно очень внимательно присматриваться к петлям, чтобы заметить, что они подпилены. Уровень воды – метра полтора от поверхности земли. Я попытался, как мог, определить глубину колодца, но не сумел. Во всяком случае, не меньше трех метров…