Вчера будет война - Буркатовский Сергей Борисович - Страница 56

– Фофанов!

– Я! – Василий соскочил с продавленной сетки, подхватил винтовку, распахнул пробитую осколками дверь и выскочил в коридор. Комроты стоял, привалившись к обшарпанной и посеченной осколками стене, протирая рукавом дырчатый кожух «ППШ».

– Собирайся. Забирают тебя у нас.

– Куда?!

– Не докладывают. Приказано срочно собрать по стрелковым подразделениям всех мехводов из безлошадных или окруженцев, вроде тебя. Дуй к штабу полка, там тебя заждались.

Голому? собраться – подпоясаться. Все имущество бойца Красной Армии, как правило, умещается в тощем вещмешке. А если не умещается – значит, либо у бойца в распоряжении есть танк, машина ну или, в крайнем случае, повозка. Или же это никакой не красноармеец, а вражеский шпион.

Шпионом Василий не был, а трактора давно лишился, так что через пять минут уже стоял рядом со штабным подвалом, вместе с еще двумя такими же приблудными. Мрачный старшина с артиллерийскими петлицами провел перекличку, и еще минут через пять они гуськом брели по прорезающей санаторный сад тропке. У штаба дивизии их ждали еще человек семь, целый лейтенант в качестве «покупателя», и вдобавок – длинный автобус, явно только что с московских улиц. Даже номер маршрута сохранился. Видимо, лейтенант-артиллерист рассчитывал на более солидный «улов», а может, из транспорта дали что было. В любом случае, повезло. Едва присев на обитые драным дерматином сиденья, почти все сразу же отрубились. Василий не спал – во-первых, только что выспался после ночного охранения, во-вторых, автобус шел в Москву, а Москвы он еще не видел.

Город был насторожен и пуст. Людей на улице, кроме военных, почти не было. На въезде автокран сгружал с грузового трамвая противотанковые ежи, устанавливая их поперек улицы. Такие же ежи и баррикады из мешков с землей перегораживали ведущий к центру проспект через каждые двести-триста метров. Подвальные окна были заложены камнем до состояния узких амбразур. Документы проверяли почти на каждом перекрестке.

Автобус выкатился на Садовое кольцо и пристроился в хвост колонне броневиков. Серо-зеленые трехосные машины шли, испуская сизые клубы дыма, пятна свежей краски выделяли пулевые отметины. Перед площадью Павелецкого вокзала встали – орудовец – совсем как до войны, только с винтовкой за плечом – поднял жезл, пропуская колонну детей, ведомых двумя девушками в военной форме.

– Детдом эвакуируют, – пробурчал шофер с интонацией знающего тут все и вся человека. Может, и правда знал – видимо, с автобусом и мобилизовали. Дети прошли, колонна тронулась. – А то вон все – тоже в эвакуацию. – Справа, перед зданием вокзала, было черно от народу. Перед одним подъездом бушевала людская толпа, которую еле сдерживали человек десять с винтовками – вроде бы милиционеры. Гомон, плач, крики доносились даже сквозь стекла. Из соседних дверей один за другим выходили бойцы, строились в шеренги. – Знамо, поезд придет с солдатами, на него гражданских – и к черту на рога. А мне повезло вот, в Москве родился, в Москве, видно, и помру, – водитель продолжал бухтеть, лейтенант уставился в пол. Все проснулись, смотрели на бушующее море со смесью стыда – что допустили такое – и превосходства. Все-таки, военные люди, при деле, при приказе и даже специально отобранные для чего-то важного.

У Курского творилось примерно то же. Переходящая дорогу бабка с узлом, ведущая за руку девчонку лет семи, обернулась, встретила взглядом Василия и плюнула под колеса. «Превосходство избранных» испарилось, остался только стыд. Комсомольская площадь, слава богу, осталась в стороне, что творилось у трех вокзалов – страшно было и представить.

Свернули на Новослободскую, на Сущевке, пропустив «кукушку» с десятком пустых платформ, перевалили через железнодорожный переезд. Пятьдесят метров – и водитель втопил тормоз так резко, что от рывка проснулись все. Лучше бы не просыпались, право слово. Пока очередной милиционер в сизой шинели проверял у шофера и лейтенанта документы, все полтора десятка бойцов команды прильнули к окнам левого борта, отчего автобус слегка накренился. У забора, отгородившего пути от то ли улицы, то ли переулка, стоят двое штатских – руки связаны за спиной, плечи опущены. Еще трое мешками лежат в сторонке. Шестеро милиционеров метрах в десяти, винтовки смотрят в ссутуленные спины. Хлесткий залп – стоящие у стенки валятся, снег у забора под крайним розовеет. «Можете следовать», – голос проверяющего спокоен, никаких эмоций. Рутина.

– Мародеры, знамо, – водитель автобуса открыл рот только метров через сто, – или паникеры. Станция рядом. А ну, – это уже сгрудившимся у окон, – садись давай по местам, а то машину мне опрокинете. Не навидались, штоль?

Еще пара минут по переулкам, и у проходной какого-то завода автобус скрежетнул тормозами и встал. «Выходи строиться!»

Знакомый рокот дизелей заставил всех обернуться. От железной дороги к воротам завода шла длинная, машин пятнадцать, колонна «СТЗ-5», «сталинцев» – хороших, надежных арттягачей. В училищном гараже один такой был, для обучения, а вот в армии – жуткий дефицит. Одна за другой машины проворачивались на гусенице и исчезали за железными воротами. Табличка – желтые рубленые буквы на черном стекле – была далеко, так слету не прочитать, но выписанное крупнее название завода разобрать удалось – «Компрессор».

Мотоциклисты ворвались в Кунцево на рассвете. Очереди пулеметов с колясок с ходу заставили заткнуться русских автоматчиков, попытавшихся задержать разведроту. То ли русских было мало, то ли они струсили – высланная в окружающий дачу парк разведка обнаружила только одно тело, рядом валялись автомат с круглым диском и фуражка с зеленым верхом.

– Да, Герхард, я вижу, большевики бегут быстрее собственного визга, – фельдфебель, придерживая локтем автомат, присосался на мгновение к фляге.

– Ничего удивительного, Оскар. Сам Сталин давно сбежал, чего ради русским оставаться? Охранять его сапоги? Едем дальше?

– Нет. Обыщите сад, русские могли затаиться. Потом вызовем саперов.

На юге загрохотало – артиллерия взламывала наспех занятые русскими оборонительные позиции, русские отвечали. Автоматчики шныряли по саду, несколько человек со снятыми с колясок пулеметами залегли по периметру дачи.

– Герхард, ты уверен, что это действительно дача Сталина?

– По крайней мере, эта шишка из абвера сказала именно так. Думаю, парни адмирала скоро будут здесь, можешь спросить их сам.

На дороге послышался лязг гусениц, снеся ворота, в сад вломился угловатый «Pz-IV», за ним – два бронетранспортера, из которых выскочила целая группа офицеров от лейтенанта до оберста,[14] замыкающий танк встал снаружи у ворот.

Командир роты отрапортовал прибывшим.

– Лейтенант, вы уверены, что большевики не успели заминировать здание?

– Уверены, герр оберет. Позвольте показать! – Он провел группу абверовцев вокруг главного здания. На площадке около гаража стояла полуторка, кузов которой был забит деревянными ящиками. Три ящика лежали на земле, один раскололся, грязно-белая пыль высыпалась на землю – видимо, они как раз разгружали вот это.

– Аммонал, – гауптман из абвера размял порошок в пальцах, – то, что у русских недостаток взрывчатки, мы знаем.

– Хорошо, – принял решение старший группы, – проходим в дом. Только осторожно. Лейтенант, проверьте здание.

Дверь в прихожую была распахнута, неровный сквозняк чуть покачивал ее с легким скрипом. Первыми вовнутрь проскользнула четверка разведчиков. Они рассыпались по многочисленным переходам и помещениям, топот кованых сапог гулко отдавался в полном безлюдье. Прикрывая друг друга, двое ворвались в небольшую комнату на втором этаже. В углу стояла узкая кровать, застеленная солдатским одеялом. На столе лежала открытая коробка папирос. В углу, около высокого комода, свесив набок голенища, пристроилась пара мягких кавказских сапог.

– Оскар! Ты только посмотри! – Второй обернулся, глаза расширились, – Оскар! Это же сапоги самого Сталина! Вот так шутка! Старый азиат сбежал, похоже, в одних трусах! Если они вообще у него есть! – Он схватил сапоги за голенища.

14

Полковник (нем.).