Последнее приключение Флинкса - Фостер Алан Дин - Страница 53

— Мне доводилось слышать об эмпатических телепатах с Аляспина. — Флинкс ощущал, как Совелману во мраке предается размышлениям. — Но я ни разу не слыхал, чтобы они фокусировали свой дар на другом существе.

— Это потому, что, насколько мне известно, таких как я больше нет, — натянуто отозвался Флинкс. — Ты уж извини, Клэрити. Мне казалось, будет лучше, если все останется в секрете. Я тебе говорил, что я не такой, как все. Теперь ты знаешь, почему.

— Все нормально, — еле слышно отозвалась Клэрити. — Если тебе действительно известно, что у меня на душе, ты должен знать, что все в порядке.

— Уму непостижимо! — пробормотал Совелману.

— До сих пор телепатия считалась чем-то вроде суеверия или же просто бреднями.

— Но это не настоящая телепатия, — пробормотал Флинкс. — Связь устанавливается исключительно на эмоциональном уровне.

— Значит, ты способен читать эмоции, — бесстрастно произнесла Клэрити. — А ты не можешь уловить присутствие мегалапа или фотоморфа?

— Нет. На меня влияет присутствие исключительно разумного существа.

— В таком случае, твой талант сыграл с тобой злую шутку, — с убежденностью проговорил Совелману. — На Длинном Тоннеле нет разумных существ.

— Что ж, я говорю, что там кто-то есть, и эмоционально это куда более сложные создания, чем летучий змей.

— Уж нам ли не знать? — терпеливо возразила Клэрити. — Здесь нет разумных форм. С точки зрения разума этот мир пуст.

Флинксу было трудно вести одновременно разговоры и поиски.

— А если эти существа не желали выдавать свое присутствие? Вы же сами говорили, что колония слишком мала и все исследования были сосредоточены на небольшом участке вокруг порта.

— Но как может разумная раса существовать в абсолютной темноте?

— Не сомневаюсь, Клэрити, что они сочтут твое замечание интересным.

— А как выглядят твои разумные существа? — скептически спросил транкс-геолог.

— Откуда мне знать? Я же их не вижу. У меня в мозгу нет их изображения. Это только ощущение.

— И что же ты ощущаешь?

— Любопытство, Миролюбие. Причем неведомой мне ранее интенсивности. Но, пожалуй, самое главное — это то, чего я не чувствую.

— Ничего не понимаю, — заявила Клэрити.

— Ни гнева, ни враждебности, ни злобы.

— Но это уже много, если читать одни эмоции.

— У меня за спиной долгие годы практики. Эмоции не обязательно всегда очевидны. Очень часто тончайшие оттенки могут поведать гораздо больше. Сейчас вокруг нас собрались десятки этих неведомых нам существ.

— Может, нам стоит передвинуться поближе к ним? — предложил Совелману.

— Нет. Никаких резких движений. Никаких жестов. Их мучает любопытство. Пусть пока так и остается.

Так они и продолжали сидеть в темноте — двое людей и транкс.

Насколько могли догадаться товарищи Флинкса, загадочные существа, о которых поведал Флинкс, находились от них в считанных сантиметрах.

Клэрити прислушивалась в надежде хоть что-нибудь услышать. Дыхание, царапанье когтей об пол, или ног, словом, что угодно. Но было полное безмолвие, что, впрочем, не удивительно. Способность бесшумно передвигаться в этом подземном мире была обязательной, иначе не выжить.

Лишь Флинксу было известно, что они передвигаются, рассматривая гостей. Он был способен почувствовать смещение индивидуальных эмоциональных центров. И если неведомые существа переговаривались между собой, то не при помощи слов, а при помощи эмоциональных всплесков.

— Они совсем близко. Клэрити негромко взвизгнула.

— Кто-то дотронулся до меня.

— Успокойся. Я же говорил, в них нет враждебности.

— Но это ты так утверждаешь, — буркнул Совелману, а затем тоже издал легкий щелчок — значит, дотронулись и до него.

Мимолетный, неуверенный контакт сменился ласковым прикосновением, словно чьи-то трепетные пальцы прошлись по коже. Эти прикосновения сопровождались таким мощным эмоциональным подъемом, который был в диковинку даже Флинксу. Пип, свернувшись колечком, прильнула к его шее. Флинкс не сомневался, что она ощущает ту же нарастающую волну чувств. Но в отличие от своего хозяина ей недоставало умственного развития, чтобы осознать нахлынувшую на них лавину эмоций. Достаточно было того, что она не ощущает в них враждебности.

Наконец Флинкс вопросительно протянул руку. Его пальцы прикоснулись к чему-то мягкому, пушистому и теплому. Чьи-то пальцы тоже ответили ему прикосновением. Оно было столь нежным и трепетным, что он поначалу даже не понял, пальцы ли это. Но одно из существ позволило провести ему ладонью вдоль всей руки. Это действительно оказались пальцы, тонкие и нежные, как те гелектиты, которые в начале бегства с восторгом показывал им Совелману. Тактильная чувствительность — тоже весьма полезная черта в мире вечного мрака.

Они позволили Флинксу дотронуться до их лиц или до того места, где полагалось быть лицу. Судя по всему, там не было даже рудиментарных глаз, хотя, впрочем, они могли скрываться под слоем густого меха. Флинкс обнаружил слишком уж крохотные ноздри; по бокам головы торчали небольшие уши, две руки, две ноги и еще хвост, чей кончик, казалось, был столь же чувствительным, как и пальцы. Во время физического контакта Флинкс был поражен исходившим от незнакомцев благоговением и восторгом.

Их мех был коротким, но густым и покрывал все тело, за исключением ушей и кончика хвоста. Одежды на них не было, что, впрочем, понятно. Мех укрывал и согревал их. И вообще, как можно запрещать наготу в мире, где царит мрак.

На протяжении всего знакомства от них исходила одна конкретная эмоция, касающаяся их самих. И хотя это было чувство, а не звук. Флинкс приписал ей последовательность слогов.

СУМАКРЕА.

Неожиданно во мраке раздался голос — не человеческий и не транксский.

— Сумакреа!

— Они умеют разговаривать! — поразилась Клэрити.

— Я не совсем уверен, что это так. Просто у них богатый эмоциональный язык. Они способны производить звуки, чтобы привлечь к себе внимание или же предупредить об опасности. Но я вовсе не уверен, что они переговариваются между собой как-то иначе, нежели читая и передавая эмоции.

— В таком случае, они не наделены разумом, — произнес Совелману.

— Не согласен, — Флинкс попытался подтолкнуть одного из сумакреа, который был рядом с ним, чтобы тот издал новые звуки. В ответ раздалось что-то вроде чириканья, в котором слышались интонации. Если это и впрямь был язык, то довольно примитивный.

Все это представляло довольно резкий контраст высокоразвитому эмоциональному общению, полному понимания и участия. После долгого общения с транксами и людьми Флинксу показалось, что он вновь обрел когда-то давно потерянных друзей. Он с удивительной легкостью понимал их, не нуждаясь ни в каких разъяснениях и одновременно чувствуя, что они так же прекрасно понимают его, несмотря даже на то, что по сравнению с ними ему не хватало утонченности и изысканности.

Правда, если не считать их уникального способа общения, они были не более разумными, чем стая обезьян. Но как замечательно они были приспособлены к окружающей среде! К чему изобретать слова для описания того, чего тебе никогда не увидеть и не показать товарищу, если можно сообщить что угодно на свете посредством эмоционального резонанса? Без труда можно объяснить такие понятия, как «хорошо» и «плохо», «твердое» и «мягкое» и так далее.

То, что Флинкс поначалу принял у них за оттенки цветов, затем оказались оттенками чувств. Этот народ был способен ощущать обширную гамму эмоций. Для Флинкса это был уникальный, неведомый людям способ общения. С его помощью можно было без труда преодолевать межвидовые барьеры, когда на словах невозможно передать отвлеченные понятия.

Средний сумакреа ростом был чуть выше метра. Все, кого ощупал Флинкс, были такими же. Значит, либо поблизости не было детенышей, либо их просто не подпустили к гостям. Возможно, это группа охотников или разведчиков.

— По-моему, им уже какое-то время известно о присутствии здесь людей и транксов, — сказал Флинкс своим товарищам, которые сгорали от любопытства, сидя рядом с ним. — Просто они предельно осторожны. Один из них позволил мне ощупать его зубы. Готов поспорить, что они вегетарианцы. Люди же и транксы всеядны, поэтому не исключено, что им известно о мясе, которое мы употребляем в пищу. Поэтому нет ничего удивительного в том, что они не спешили первыми вступать в контакт.