Последнее приключение Флинкса - Фостер Алан Дин - Страница 55

— Готова поспорить, что у тебя с этими существами есть нечто общее, чего нет у других. Нечто такое, что мы с Совелману не в состоянии разделить с тобой. Что касается вашего способа общения, мы ведь фактически глухи и немы. Вернее, слепы, как ты сам выразился. Знаешь, Флинкс, я не вижу ничего приятного для себя в том, чтобы оставаться слепой в обществе частично зрячих. Возможно, тебе не резон торопиться назад в порт. Возможно, эмоциональное общение и есть именно то, в чем ты сейчас нуждаешься. Но мне и Совелману ужасно недостает света и нормальной речи. А еще нам всем следует как можно быстрее выяснить, что же все-таки происходит.

— Ну потерпи еще чуть-чуть. Это все, о чем я •прошу. — Флинкс даже не заметил, сколько мольбы он вложил в эту просьбу, а вот от сумакреа ничего не укрылось. — Ведь ты ничего не понимаешь. Я чувствую здесь себя как дома. Я впервые встретил существа, с которыми мне совершенно не надо притворяться — с ними я остаюсь самим собой. Мне совершенно не надо следить за тем, что и как я сказал, как среагировал. Мне не нужно постоянно быть настороже. Я не могу ничего скрыть от них, да мне и не надо ничего скрывать. Точно так же они не в состоянии скрыть свои чувства от меня. И это так, заявляю с полной уверенностью.

— Но это ведь ты, а не я и не Совелману, Флинкс. Нам с ним надо срочно возвращаться в порт. Мы просто обязаны выяснить, выдержала ли натиск фанатиков остальная часть колонии, и вообще, можем ли мы хоть чем-нибудь помочь. Это требуется сделать безотлагательно, в первую очередь. Если все улеглось, и бандиты либо сами покинули Тоннель, либо их вынудили это сделать, то ты вполне можешь снова вернуться сюда вниз и… — на секунду Клэрити умолкла, подыскивая нужное слово, — …и медитировать, сколько тебе вздумается. Открытие сумакреа в корне изменит весь ход исследований, проводимых здесь, на Тоннеле. Но ни в коем случае не остановит. Наша работа будет продолжена, и мы отыщем способ помочь этим существам. Ведь они наверняка страдают от нападений хищников, таких как мегалапы или стрелки.

В голос Клэрити, пока она убеждала Флинкса, закрались новые нотки.

— Флинкс, послушай, мы с Совелману тут потихоньку сходим с ума, пока ты сидишь как статуя и обмениваешься эмоциями со своими аборигенами. И если мои чувства для тебя хоть что-нибудь значат, я умоляю тебя помочь нам отыскать дорогу назад в порт, где от нас тоже будет какая-то польза. Ведь мы чувствуем ответственность перед друзьями и коллегами.

— А я — нет, — спокойно произнес Флинкс.

Его тотчас захлестнула теплая волна эмоций сумакреа — такая отточенная и такая сложная, как любой другой язык. Здесь была и любовь, и чуть-чуть голода с жаждой, и привязанность, и восторг. Были любопытство, недоумение, удивление, печаль, восхищение и разочарование. И все это не нуждалось в разъяснении и словесной оболочке, оно ощущалось буквально кожей.

Флинкс мог разговаривать одновременно со всеми или же, отключив остальных, обмениваться с каким-то одним из сумакреа и начать обмениваться с ним родственными эмоциями. При этом ему не надо было ни притворяться, ни кривить душой, ни лгать, ведь любая фальшь была бы замечена мгновенно. Здесь полностью исключались кражи, ведь в этой кромешной тьме воровское клеймо пылало бы, словно неоновая реклама. Здесь никто не мог хвастать красотой, потому что она была просто неразличима. В мире сумакреа внешность не играла ровным счетом никакой роли. Важны были одни лишь чувства.

Уму непостижимо, но общество слепых оказалось более мирным и уравновешенным, чем общество зрячих. Сумакреа держались друг с другом спокойно и уверенно. Живя среди них, можно было многому научиться, но из всего человеческого рода один Флинкс был способен на это. Многочисленные философы древности рисовали картины человеческого сообщества, каждый член которого существовал бы в гармонии со своим естественным окружением, но насколько Флинкс мог припомнить, никто из них не провозглашал слепоту как предпосылку успешного развития такого социума. И конечно, никто из них не мог себе представить ничего, что могло бы сравниться с эмпатической телепатией.

Если бы не Клэрити и Совелману, Флинкс без колебания остался бы здесь навсегда, чтобы шаг за шагом и миг за мигом познавать мир вечной тьмы, обмениваясь на эмоциональном уровне информацией о нем с его обитателями и не проронив при этом ни единого слова. А чтобы не соскучиться, при нем осталась бы Пип.

Все это было замечательно, но его друзья могли сойти с ума. Они ведь не в состоянии включиться в его общение с сумакреа. К тому же их преследует мысль о том, что сейчас происходит с их друзьями и коллегами. Его общение с сумакреа не восполнит их одиночества.

Но давно дал себе зарок — никому не позволять втягивать его в свои дела и всегда оставаться в стороне. Но именно этот зарок он то и дело нарушал.

Однажды придя на помощь Клэрити, он совершенно запутался в своих чувствах к ней. Не бросив в беде Совелману, надолго связал себя с транксами. Теперь он отвечает за них обоих. Словом, как бы он ни усердствовал, какие бы усилия ни прилагал, в результате всегда оказывалось, что он накрепко привязан к судьбам людей, которых до этого на знал вовсе.

Возможно, защитникам порта удалось подавить атаку не готовых к серьезным действиям фанатиков. Не исключено также, что враждующим сторонам Удалось достичь перемирия, и бандитам разрешено покинуть планету. Клэрити все же права. Скорее всего, они могут вернуться в колонию без особого риска. А если нет — наверняка сумеют на время укрыться в главном хранилище, как и намеревались с самого начала. Если же бандиты по-прежнему Держат оборону, то сумакреа с радостью примут их обратно. А раз так, значит надо возвращаться назад, как того хотят Клэрити и Совелману.

Что уж тут поделаешь, если его друзья так страстно хотят снова увидеть свет! Их желание общаться с себе подобными пересиливало страх снова оказаться в руках бандитов, хотя у Клэрити были все основания держаться от них как можно дальше. Ну а раз им так хочется вернуться, Флинкс обязан уступить им в этом желании, хотя бы ради того, чтобы узнать, что там происходит.

С тех пор как они лишились второй осветительной трубки, Клэрити, надо отдать ей должное, держалась молодцом, однако Флинкс постоянно ощущал, что она вот-вот сорвется от страха и напряжения. Дискомфорт — это меньшее из того, что она сейчас испытывала. Не способная понимать сумакреа, она не могла ощутить в их присутствии моральную поддержку и душевное равновесие. Для нее они оставались пустым местом, а не кладезем доброты и сочувствия. Похрюкивающие и посвистывающие создания, больше ничего.

Что касается Флинкса, он понимал, что тоже не сможет похоронить себя здесь. Поразмыслив, он шумно втянул в себя прохладный воздух.

— Я поговорю с ними, чтобы они вывели нас отсюда. Нет, это не пойдет. Для начала мне следует хорошенько просветить их насчет этого. Я постараюсь объяснить им, что происходит в колонии и каково наше положение. Иначе они не поймут, почему нам так нужно вернуться. Между прочим, они в курсе, что у планеты имеется поверхность. У них даже ходят легенды об этом. Этакие предания о храбрых героях, достигших огненной пещеры, что лежит над обитаемым миром. Этим храбрецам пришлось надеть маски, чтобы защитить себя от света, каким бы тусклым он ни казался нам.

Чья-то рука робко коснулась плеча Флинкса, чьи-то пальцы боязливо пробежали по его руке, и, наконец, его ладонь оказалась в ладони Клэрити, у которой от слов Флинкса стало легче на душе.

— Спасибо тебе, Флинкс. Я действительно больше не вынесла бы. Я и так изо всех сил пыталась сдерживать себя.

— А тебе и не надо было себя сдерживать, — ответил Флинкс, и тотчас ему стало неловко оттого, что он лишний раз напомнил ей о своем даре читать ее чувства. — Я поговорю с ними прямо сейчас, объясню им, что нам надо.

Сумакреа по соседству не оказалось, но подозвать их не составляло труда. Флинксу достаточно было распространить вокруг себя эмоциональный призыв к общению. Между прочим, у Клэрити и Совелману тоже была способность распространить такой призыв, но они пользовались им слабо и неосознанно, без всякого волевого контроля.