Рай земной - Хенке Ширл - Страница 11

Зная о распутной репутации доньи Эстреллы, Бенджамин почувствовал, что смог бы понять доводы Бернардо. И все же эта девушка была молодой и неиспорченной.

– Как вам удалось научиться читать? Улыбка стерла печаль с ее лица, и оно засветилось гордостью.

– Меня учили кастильскому и латыни учителя моего брата. – Ее глаза устремились на том, лежащий возле стула Бенджамина. – Я бы хотела выучить арабский, но сейчас это не одобряется.

Бенджамин вздохнул:

– Более чем не одобряется: святая палата видит в этом признаки ереси.

– И тем не менее вы читаете на нем, – признала она.

– Я читаю медицинские трактаты по особому разрешению короля Фердинанда. Не думаю, что они заинтересовали бы вас, – сухо добавил он.

Щеки Магдалены порозовели: она вспомнила написанные по-латыни медицинские книги, которые читала почти год назад.

– Меня интересует многое, особенно искусство врачевания. Скажите мне, это правда, что есть женщины-еврейки, которые умеют лечить?

Бенджамина заинтриговала эта простодушная девушка.

– Да, уже много веков. Мавры не позволяли мужчинам-врачам осматривать женскую половину их семей. Эти ограничения привели к тому, что из женщин стали готовить целителей. Я не думаю, что вам подошла бы такая профессия.

Магдалена вздохнула:

– Думаю, нет, но меня интересует гак много всего, а библиотека отца настолько мала… – Она стала нервно перебирать пальцами льняную простыню.

– Я прикажу вашей служанке Миральде принести вам столько книг из моей библиотеки, сколько вы пожелаете прочитать. Она ожидает вас за дверью.

Так началась необычная дружба между пожилым врачом я шестнадцатилетней девушкой.

На следующий день Магдалена достаточно поправилась для того, чтобы вернуться в городской дом родителей. Она была нагружена томами из фамильной библиотеки Торресов. Кроме книг она взяла с собой медицинское удостоверение, а также обещание Бенджамина не сообщать ее отцу о подробностях и характере ее травмы. Она сама решит, когда и кому раскроет природу своей дефлорации и таким образом избежит угрозы поспешного брака с каким-нибудь ужасным типом, вроде престарелого супруга Марии.

– Говорю тебе, Бенджамин, мне это не нравится. Семья Вальдесов близка к инквизиции, – сказала Серафина с волнением.

Бенджамин обнял ее, и они вместе пошли к воротам дома их друзей. Они обедали с семейством Руизов, такими же новыми христианами, как и они сами.

Магдалена совершенно не похожа на отца или мать. А, да, – поморщившись, сказал он, – я слышал дворцовую сплетню про донью Эстреллу, которая, я уверен, уже просочилась в Севилью. Девушка обаятельная и умная. Она выросла без внимания родителей, ее воспитывали слуги и учителя. Она одинока, Серафина.

Тем больше причин остерегаться. Если она привяжется к нашему дому, она сможет неумышленно выболтать что-нибудь доминиканцам – друзьям своего отца. Ты сам понимаешь, как мало надо для того, чтобы обвинить новообращенного христианина в приверженности иудаизму.

– Ну что ты! Мы регулярно посещаем мессы и воздерживаемся от употребления мяса по пятницам. Что еще от нас требуется? Ты расстроена потому, что близится день высылки, а наш сын отплывает с генуэзцем.

– По крайней мере, Аарон будет в безопасности, – о, я должна называть его Диего, а не Аароном! Вот видишь, наши имена выдают нас. Я боюсь, что даже у стен есть уши, и дочь крестоносца… – Серафина провела рукой по своим засеребрившимся волосам, приглаживая их под обильно украшенным вышивкой головным убором, – Когда это кончится. Бенджамин? Когда?

Проскакав по юроду, Аарон Торрес остановил лошадь возле дворца Торресов, отдаваясь приветствию теплого золотого солнечного света и сладкому журчанию ручья во внутреннем дворике.

– Скоро я буду далеко в море. Мне будет не хватать этого дома, – шепнул он андалузцу, принуждая себя не думать, как он соскучится по родителям, Анне и ее маленькой дочери. Воспоминания о прощании с Руфью и Исааком чуть не разбили его сердце.

Глубокая печаль всколыхнулась в нем, когда он припомнил последнее прощание на той, лишенной растительности горной дороге высоко в Пиренеях. Но, по крайней мере, его дядя и тетя были в безопасности и отправились дальше, сохранив многое из своего добытого тяжким трудом золота. И все же десяткам тысяч других евреев так не повезет. В середине июля, за неделю до окончательного срока изгнания, они забили дороги потоком человеческих страданий, что протянулся с высоких плато Кастилии до скалистых мысов Каталонии. Аарон видел купцов и банкиров, врачей и опытных торговцев, которых насильно заставили продать за жалкие гроши бесценные фамильные сокровища, тысячи акров земли, величественные дворцы и чистокровный домашний скот.

В Лериде он видел торговца шерстью, который продал свой склад менее чем за тысячу мараведи, что, насколько знал Аарон, едва хватит ему, чтобы оплатить дорогу из Барселоны в Неаполь в утлом, источенном червями суденышке. Наиболее удачливые занимали более высокое положение – те, кто прагматически смотрели вперед. Некоторые евреи верили, что монархи нагонят их из старинных домов, но большинство теперь горькой ценой платило за свои сомнения.

Он спешился; полуденная жара была невыносима. Конюх взял андалузца и повел к конюшне, чтобы хорошенько вычистить прекрасное животное. Аарон вошел в тень просторного внутреннего дворика, и вдруг на ею лице промелькнула широкая улыбка. Мама всегда сердилась, когда он делал это ребенком, но сейчас – как он мог устоять перед фонтаном? Он скакал через Арагон и Кастилию, далеко на юг Андалузии, проводя целые недели в седле. Под складками одежды его влажное от пота тело покрывала пыль. Аарон отстегнул пояс, на котором висел меч, и со звоном уронил его, затем отбросил накидку и стал стягивать рубашку с широких мускулистых плеч. Он опустился на колени перед фонтаном и окунул голову в прохладную искрящуюся воду.

Магдалена стояла как вкопанная на веранде, с блаженным восторгом наблюдая, как Диего появился на противоположном конце дворика и направился к центральному фонтану. Глаза ее широко раскрылись от удивления, когда он разделся по пояс и погрузился в воду. Как завороженная, она подошла поближе. Шелковые юбки шелестели по мере ее приближения.

Годы, в течение которых Аарону приходилось выживать на полях сражений, обострили все его инстинкты. Он выпрямился, быстро повернулся, чтобы встретить безмолвного врага, вторгшегося в его дом, и откинул длинные пряди золотистых волос с глаз.

– Кто… а, ты дочь Вальдеса! Ради всех святых, что привело тебя в мой дом?

Можно было подумать, что он столкнулся с солдатом-мавром, а не с хрупкой девушкой.

Магдалена смотрела, как вода, из-за которой стали темнее его волосы, разлетелась брызгами вокруг его головы. Ее глаза последовали за сверкающими каплями, оставившими тропинки на его мускулистой груди и руках. Она ощутила слабый аромат мужского тела и запах лошадиного пота, которые все еще витали вокруг него. Язык ее прилип к небу, а ладонь потянулась, чтобы прикоснуться к его покрытой светлыми волосами руке. Он был такой великолепный, золотой… и почти обнаженный! Ее взгляд скользнул с его широкой груди к туго облегающим шерстяным рейтузам и мягким кожаным ботинкам, потом назад к длинным ногам и устремился к красноватому шраму, который перерезал бок и спускался за пояс рейтуз.

– Это новый шрам, – обронила она, задыхаясь от собственной глупости.

– Да, новый, но поскольку мы встречались только один раз в прошлом году на севильской дороге, откуда тебе это известно? – Его глаза задумчиво сощурились, он рассматривал ее порозовевшие щеки и большие зеленые глаза. Невзрачная беспризорная девчонка Бернардо Вальдеса выросла в пышную юную красавицу. И тогда он понял, откуда она знает о его новом шраме!

– Похоже, что оба раза, что мы встречались, я смывал с себя дорожную пыль. – Он ответил на собственный вопрос и был вознагражден ее виноватым личиком и шагом назад. Он шагнул вперед, чтобы посмотреть, отступит ли она еще.