Рай земной - Хенке Ширл - Страница 31

Сначала он поехал в городской дом Вальдесов, но не нашел там никого, кроме нескольких слуг. Один из них сообщил ему, что господин вместе с женой находятся при королевском дворе в Барселоне, вне всякого сомнения, для того, чтобы приветствовать возвратившегося с триумфом адмирала.

Сначала он думал поехать вместе с процессией Кристобаля через Кастилию и Арагон. Будучи в свите адмирала, он смог бы добиться аудиенции у короля. И тогда он мог бы убить ненавистного Бернардо Вальдеса.

Такой поступок был бы вероломной платой человеку, который в Палосе спас ему жизнь. Колон сурово приказал ему оставаться в укрытии и даже предложил приют в своем доме в Кордове, где жила его жена Беатрис Харана с двумя младшими сыновьями. Аарон согласился укрыться там от святой палаты до тех пор, пока адмирал не вернется с аудиенции в Барселоне, а потом возвратится в Индию, когда будет снаряжена вторая экспедиция.

И все же дон Кристобаль не потребовал от него никакого обещания, что Торрес не будет мстить здесь, в Севилье, семейству Вальдесов.

– Возможно, эта красотка доносчица, дочь Бернардо, с рыжими волосами сможет ответить мне на несколько вопросов.

Несмотря на ненависть, сжигавшую его душу, он испытывал необъяснимую страсть, которую у него вызывала эта хрупкая девушка. Он почувствовал, как у него в чреслах растет напряженность, и проклинал себя на все лады. Он не мог оторвать от нее глаз: она лежала в ванне, положив голову на край. Он видел, как ее густые медно-рыжие кудри упали на лицо, скрывая зеленые кошачьи глаза.

В профиль ее лицо показалось ему жестче, чем он запомнил его, более острым и аристократичным, не таким детским. Потом взгляд его проследовал ниже, по тонкой изогнутой шее к воде, откуда дерзко выступали задранные кверху розовые соски. На ней был большой золотой медальон, прятавшийся в ложбинке между грудей, который она сжимала одной рукой. Она прикрыла глаза, а он тихо вошел в комнату и склонился над ванной.

– Вы, наверное, о чем-то сладко грезите, госпожа, ибо у вас такой умиротворенный вид. Вы всегда купаетесь с драгоценностями? – прошептал он, больно потянув ее за роскошные каштановые волосы, упавшие на пол.

– Диего! – Она попыталась сесть, но он крепко держал ее. Слезы боли жгли ей глаза, а тонкая шея пригнулась к краю ванны.

Оп прижал коленом ее волосы, и она не могла пошевелить головой. Потом одна рука его, скользнув по горлу, спустилась к грудям. Он грубо ущипнул ее сосок и прошептал:

– Меня зовут Аарон, а не Диего, ведьма!

– Ты не должен называться еврейским именем, – сдавленным голосом произнесла она. Он все еще крепко держал ее за волосы.

– Меня трогает твоя забота, – ответил он ледяным тоном. Он потер пальцем один сосок, потом другой и почувствовал, что они с готовностью отзываются на его прикосновения. Они быстро поднялись, сердце ее часто забилось. И его тоже. – Скажи мне, всегда ли доносчик святой палаты гас реагирует на грязные прикосновения иудея?

Я не имею никакого отношения к злу, содеянному моим коварным отцом! – горько зарыдала она, ненавидя себя за слабость и понимая, что он станет презирать ее.

– Да, твой отец, дон Бернардо, сейчас стал таким важным человеком при дворе. Когда этот порочный человек, от которого ты отрекаешься, возвращается в Севилью? – елейно спросил он. Пальцы его скользнули к ее горлу с явно ощутимой угрозой.

Он не рассказывает мне о своих планах, – скованным болью голосом ответила она.

Тебя наверняка призовут ко двору. Какую сделку это сатанинское отродье устроит, используя тебя как наживку?

– Я не подчиняюсь ему. Я уже отдана в залог. Услышав его холодный циничный смешок, она замерла.

– Держу пари, ты много раз отдавалась в залог – со мной и с другими бесчисленными мужчинами, которые, были у тебя после моего отъезда.

Проклиная Магдалену, он по-прежнему не отпускал ее, такую маленькую и мокрую. Он встал и потянул ее за собой за волосы. И как только он сделал это, тут же понял, что ошибся. Она упала на него, крепко сжав руками его могучие плечи, а ее хрупкое влажное тело прижалось к нему. Ноги ее все еще были в ванне, она начала скользить и крепче вцепилась в него.

– Других не было, Аарон. – Она зарылась лицом в его грубый кожаный кафтан и почувствовала, как яростно бьется его сердце, – Мне много надо тебе сказать. У моего отца был другой человек, который помог ему поймать Бенджамина. Я не знаю его имени…

– Его имени, госпожа? Я знаю ее имя. Ты проникла в душу моего отца. Ты шпионила в его доме. Ты предала моего отца! – Он тяжело дышал.

Магдалена почувствовала, как Аарон дрожит, и крепко держала его, отрицательно качая головой. Жгучие слезы катились из ее глаз.

Ты видела тюремную процессию, которую возглавляли эти исчадия ада, которые называют себя слугами Господа? Ты смотрела, как их сжигают в Табладе? Мой отец, моя мать, малышка Анна… Анна… – Голос его сорвался, он затрясся.

– О, Аарон, я ходила к твоему отцу в ночь накануне его гибели, в темницы Сан-Пабло. Я подкупила охранника, чтобы он пропустил меня внутрь…

– Хватит лгать! Ты могла пойти туда, чтобы позлорадствовать. – Он почувствовал, как она яростно сопротивляется: она подняла голову и посмотрела в его обвиняющие глаза. Лицо ее было залито слезами, на нем было написано отчаяние.

– Я люблю твоего отца так же сильно, как презираю своего. Я никогда бы не причинила вреда Бенджамину, никогда! – Голос ее сорвался на истерику.

Аарон закрыл ее рот своим, все страдание и потрясение прошедших дней вложил в этот жестокий поцелуй. Он прижал ее к себе и поднял из ванны. Она была такая маленькая, хрупкая, беззащитная, мягкая. И она не сопротивлялась, а полностью отдалась его грубой страсти.

Магдалена чувствовала его боль, она была так близка ее собственному страданию. «О, Аарон, – подумала она, – мы должны исцелить друг друга!» Она ощутила вкус своей крови, но не обратила на это внимания, а он продолжал терзать ее рот. Она так долго, столько бесконечных, одиноких месяцев желала его, и hoi теперь она в его объятиях.

«Я любила твоего отца так же сильно, как презираю своего». Ее страстные слова бились в его голове. Как он хотел бы поверить ей, когда она гак прижималась к нему, таяла в его объятиях, а ее белые руки обвивали его, перебирая пальмами золотистые волосы. Его воспаленное, измученное болью сознание унеслось прочь, а неприкрытый физический инстинкт отверг все мысли.

Эта женщина, королева лжи, дочь его злейшею врага, терзала его во сне еще с тех пор, как он увидел ее девчушкой в испачканном платьице тогда, в топях. И то, что он один раз обладал ею, не утолило его страсть, напротив, она разгорелась еще сильнее.

Он взял ее на руки, бросил ее влажное тело на кровать, а сам стал стаскивать кафтан, рубашку, башмаки и рейтузы. Она сжалась посередине кровати, как будто в ожидании его. Когда обнаженный, как и Магдалена, он встал перед ней, девушка в благоговении протянула руку и дотронулась до его бронзового от загара торса.

– Ты хорошо загорел на индийском солнце, – прошептала она. Пробежав шаловливыми маленькими пальчиками по выгоревшим от солнца волосам на его груди, она спросила; – Так ты нашел Индию, не так ли?

– Где бы то ни было, солнце хорошо обожгло меня, – пробормотал он, и губы его вновь обрушились на ее рот. Он почувствовал вкус се крови и понял, что причинил ей боль. Ему хотелось бы сделать ей еще больнее, но он почему-то не стал.

Магдалена почувствовала, как голод его немного утолился. Они отчаянно ласкали друг друга, пока ласки эти не заговорили больше о любви, чем о наказании. Так же как и он, она была исполнена печали, одиночества, и теперь она понимала эту страсть, которую он выказал, когда в первый раз лег с ней. Тогда она почувствовала себя брошенной, неудовлетворенной после того, как он пресытился ею. На этот раз она поняла, что он не закончит так, как тогда. Следуя инстинкту, она выгнулась под ним, наслаждаясь тем, как жесткие волосы на ею груди трутся о ее грудь, а его фаллос настойчиво упирается ей в живот.