Золотой отсвет счастья - Френч Джудит - Страница 21

Девушка встряхнула косами и ответила:

— Ну и фермер из тебя получится, если ты даже сена от соломы отличить не можешь.

Захватив свою сумку, она подошла к лестнице, чтобы спуститься с сеновала.

— Сначала лучше мне слезть, а то свалишься еще.

— Я пока в состоянии спуститься по лестнице, — фыркнула Бесс.

Добравшись до самого низа, она вдруг вскрикнула.

— Джинджер!

— Ну, и что ты опять шумишь? — недовольно спросил Кинкейд, слезавший вслед за ней.

— Да это Джинджер! Моя кобыла!

Бесс подбежала к привязанной в дальнем углу сарая лошади, обняла ее, погладила встрепанную гриву.

— Ты моя девочка! Только глянь на себя — на кого ты похожа, — приговаривала девушка.

Кобыла тихо заржала и ткнулась мордой в руки Бесс, которая ласкала ее блестящую шею, грудь, перебирала гриву, одновременно высматривая, нет ли ран и болячек.

— Нет, ты только посмотри на себя, — твердила она, — ты, похоже, давно забыла, что такое гребень.

Потом Бесс осторожно подняла каждую ногу лошади и увидела то, чего опасалась: копыта Джинджер были в ужасающем состоянии. На загривке кобылы она заметила набухшие воспаленные папулы — клещи! Бесс тихо выругалась и немедленно вскрыла их, удалив кровопийц.

— Ты уверена, что это твоя лошадь? — спросил подошедший сзади Кинкейд. — Гнедых кобыл с одной белой ногой не так уж мало на свете.

Бесс будто не слышала его. Она что-то шептала своей любимице, поглаживала ее, почесывала за ушами.

— Я спрашиваю, почему ты уверена, что эта именно она?

— Ты, значит, ни черта не понимаешь в лошадях, если думаешь, что все они одинаковы, — строго заметила Бесс. — Я была рядом, когда она появилась на свет. Я растила ее, холила и лелеяла — до тех пор, пока ты не украл ее у меня. — Она повернулась к Кинкейду. — Посмотри, она жеребая! Бог знает, чье это семя. Может, и ослиное…

Вдруг Кинкейд сгреб девушку в объятия и впился в нее поцелуем. В ужасе она рванулась, но шотландец предупредил ее вопль. Намотав на могучую ладонь пряди густых волос, он держал ее голову, а своими губами накрепко закрыл ее рот. Когда Бесс удалось отпрянуть, он не только не выпустил ее из своих лап, но прижал к себе еще сильнее и чуть слышно прошептал в самое ухо:

— Тише, красотка, тише. Это для видимости. Мы здесь не одни.

— Поосторожнее! Там моя лошадь, — раздался грубый, хриплый голос. В двух шагах стоял коренастый рябой мужик. — Нашли место где тискаться. Эта скотина больших денег стоит.

Бесс вытерла рот ладонью и, не поднимая глаз, сказала:

— А кобыле-то что сделается?

Подражание простонародной речи было бесподобным. Кинкейд даже крякнул от удивления.

— Ну, братец привел-таки свою посудину, — ворчливо произнес мужик. — Вон она болтается. Ты вроде говорил, что хочешь через пролив перебраться. Так вот мой братец тебя переправит, если заплатишь, конечно. За «спасибо» мы не работаем.

— Откуда у тебя эта лошадь? — поинтересовалась Бесс, все еще подражая деревенской девчонке.

На ее плечи легла тяжелая рука Кинкейда.

— Попридержи язык, милаха. Ты разве не видишь, у мужчин деловой разговор. — Когда она снова открыла было рот, шотландец до боли сжал ей плечо. — Язык без костей у бабы, болтает без умолку, но девка горячая, — обратился он к рябому. — Сразу видно, ты в лошадях знаешь толк. Может, и эти две кобылки тебя заинтересуют? Не поволоку же я их по воде?

Жадный огонек сверкнул в глазах рябого.

— Да уж не поволочешь, видит Бог, — кивнул он. — А бумага на них есть? — насупился мужик.

— Голову даю на отсечение, что на эту гнедую и у тебя нет документа.

Рябой нахмурился и принялся осматривать животных.

— Тянут не меньше чем на гинею, — убеждал его Кинкейд. — Лучшей скотины в этих краях и не сыщешь.

— Седла пойдут за ними?

— Конечно. И вся упряжь.

— Сколько просишь?

Они сошлись с рябым на смехотворно низкой цене, толком и не поторговавшись. После чего, довольные друг другом, мужчины обменялись рукопожатиями. Бесс потеряла дар речи от негодования. Да за одно седло она заплатила больше.

Кинкейд невозмутимо направился к дверям, решительно увлекая девушку за собой. Вслед ей тихонько заржала Джинджер.

— Ты скотину-то к себе на остров перевезешь? — спросил он у рябого. — Ты же говорил, у вас там ферма.

— Не-е, — протянул мужик, но беспокойное ржание Джинджер заглушило его слова.

«Я найду тебя, девочка, — про себя молвила Бесс, — обещаю. Найду, и мы снова будем вместе».

Глаза защипало от слез. Она даже споткнулась. Кинкейд подхватил ее, привлек к себе.

Они вышли на двор. Под ногами хлюпали лужи. Кругом все было завалено подгнившей соломой и навозом. Моросило. С запада дул сырой прохладный ветер. По хмурому небу ползли низкие тяжелые облака. Горизонт скрывался в сером мареве.

Оказалось, что «Петушиный гребень» стоит на берегу мутной грязноватой речонки, которая впадала в залив. У обветшалого причала болталась убогая почерневшая посудина.

— Вот она, — сказал рябой, — с виду неказиста, но беда невелика. Заплатишь — и она без вопросов доставит тебя на Каролинский берег.

— Это мне и надо, — откликнулся Кинкейд.

Глядя на потемневшие от времени борта шлюпа, девушка едва сдерживала дрожь, но не от холода знобило ее, а от неизвестности. Бесс понимала, что, ступив на это суденышко, она отрезает себе все пути назад.

— Что, на попятную? — спросил Кинкейд, будто угадав ее мысли. — Еще не поздно вернуться.

Бесс лишь молча покачала головой — нет.

В глазах Кинкейда засверкали озорные огоньки.

— Для англичанки ты на редкость отважна, — улыбаясь, сказал он. — Будь у тебя нрав попокладистей да язык не такой змеиный, мы могли бы неплохо поладить.

— На это рассчитывать не приходится.

— Да уж, — хрипловато заметил он, — рассчитывать не на что.

Уильям Майерс-старший, глава и основатель торгово-транспортной фирмы «Майерс и сын», встал из-за стола, пересек кабинет и плотно закрыл дверь, ведущую в приемную, где сидели клерки. Ни слова не сказав своему посетителю, он подошел к окну в дальнем углу комнаты и стал смотреть на потонувший в дожде Честертаун.

Визитер — адвокат Джоэл Миддтон — переминался с ноги на ногу, почесывал голову, зудящую в новом парике, нетерпеливо покашливал.

Майерс с большим трудом сдерживал негодование. Приход Мидлтона и возмутил, и встревожил его. Наконец, справившись с собой, старик повернулся к посетителю.

— Садитесь, — обратился он к этому молодому человеку с невыразительным лицом и тусклыми глазами. Голос Майерса был ровен и невозмутим. — Вы нарушили инструкции, придя сюда. Наши встречи должны проходить только по предварительной договоренности и не здесь, а на наших складах.

Адвокат шумно засопел, демонстрируя уродливые заячьи зубы, потом смахнул с рукава своего сюртука невидимую соринку и гнусаво сказал:

— Инструкции разработаны моим клиентом, сэр. — Мидлтон громко высморкался. — Он вправе изменить их. Дело в том, что мой клиент очень недоволен. Вы уверяли, что приобретение плантации — вопрос решенный.

Майерса беспокоила ноющая боль в колене. В сырую погоду оно всегда дает о себе знать, и уж деревянная нога впивается как шило — и болит, болит, болит… К тому же Джоэл Мидлтон был ему неприятен, а человек, которого он представлял, вызывал просто отвращение. Но, увы, все, кто имел дела в карибских водах, вынуждены были поддерживать отношения с Сокольничим.

С самого начала затея с этой плантацией пришлась Майерсу не по нраву. Он был совсем молодым, когда приехал в Мэриленд и поступил на службу к Джонатану Уильямсу, но уже в те годы вовсю ходили толки о Беннетах и об их процветающей плантации — знаменитом «Даре судьбы». Истории были странные, противоречивые, полные суеверного вздора о ведьмах и призраках, с одной стороны, и благоговейных слухов о якобы королевском происхождении Беннета — с другой.

— Моему клиенту нужен «Дар судьбы», — заявил Мидлтон.