Духовное владычество и мирская власть - Генон Рене - Страница 10

Глава 6

Практически у всех народов в разные исторические эпохи, и наиболее часто по мере приближения к нашему времени, носители светской власти стремились, как мы уже сказали, освободиться от любого высшего владычества, претендуя на то, что источник их власти заключен в них самих, а также полностью разделить, если не подчинить, духовное светскому. В этом “неповиновении”, если брать этимологический смысл слова, существует несколько подуровней, последние из которых, как мы указали на это в предыдущей главе, наиболее бросаются в глаза; положение особенно обострилось в современную эпоху, нам кажется, что никогда еще раньше соответствующие концепции не были настолько объединены с общим менталитетом, как это происходит в последнее время. По этому поводу, в частности, можно напомнить еще раз то, что мы говорили об “индивидуализме”, рассматривая его как характерную черту современного мира:[68] функция духовного владычества является единственной, связанной с над-индивидуальной областью; как только перестает признаваться это владычество, тут же логически появляется индивидуализм, по крайней мере как тенденция, если не как вполне определенное утверждение,[69] поскольку все остальные социальные функции, начиная с “правительственной”, принадлежащей светской власти, представляют собой явления собственно человеческого уровня, а сам индивидуализм это не что иное, как сведение целой цивилизации до уровня отдельных человеческих элементов. Равным образом, как мы указали выше, обстоит дело с “натурализмом”: только духовное владычество, ибо оно связано с метафизическим и трансцендентным знанием, обладает истинно “сверхъестественным” характером; все же остальное принадлежит к естественному, или “физическому”, уровню, как мы отмечали это, говоря о типе знания, которое во всех традиционных цивилизациях является уделом Кшатриев. Кроме того, индивидуализм и натурализм достаточно тесно связаны, поскольку, в сущности, они представляют собой лишь два аспекта, которые, соответственно, принимает одна и та же вещь, в зависимости от того, рассматривается ли она по отношению к человеку или по отношению к миру; обобщая, можно отметить, что “натуралистические” или антиметафизические учения появляются в тот момент, когда элемент, представляющий светскую власть, получает в цивилизации преимущество над элементом, который представляет духовное владычество; мы в скором времени приведем этому пример, заимствованный из истории Буддизма.[70]

На самом деле, в той же Индии Кшатриев в какой-то момент перестало удовлетворять второстепенное положение, которое они занимали в иерархии социальных функций, хотя это положение подразумевало исполнение всей внешней видимой власти; они восстали против духовного владычества Брахманов и захотели избавиться от любого рода зависимости от них. Тем самым история дала исчерпывающее подтверждение всему тому, о чем мы говорили выше: светская власть начинает саморазрушаться с момента непризнания своей подчиненности духовному владычеству, поскольку, как все, что принадлежит миру изменения, она не является самодостаточной, ибо любое изменение немыслимо и противоречиво без некоего незыблемого принципа. Любая концепция, которая отрицает незыблемое, помещая человека полностью в «будущее», неизбежно заключает в себе элемент противоречия; подобная концепция является в высшей степени антиметафизической, поскольку область метафизики это собственно область незыблемого, то есть того, что находится вне природы и «будущего»; подобную концепцию можно было бы также назвать «временной», подчеркнув тем самым, что она основана исключительно на точке зрения преемственности; более того, необходимо отметить, что само слово «временный», применяемое по отношению к власти, служит для того, чтобы указать на тот факт, что эта власть не распространяется за рамки мира преемственности, то есть всего, что подвержено изменению. Современные «эволюционистские» теории в их различных вариантах не являются единственным примером данного заблуждения, заключающегося в том, что любая реальность всегда рассматривается по отношению к будущему, хотя они вносят некоторый специфический элемент, выдвигая идею «прогресса»; теории подобного рода существовали еще в античности, например в Древней Греции, то же самое относится и к Буддизму.[71] Так, в Индии Буддизм стал одним из основных проявлений восстания Кшатриев наравне с предшествовавшим ему, хотя и не столь широко распространенным, Яинизмом, с которым Буддизм имеет много общего, что легко объясняется их историческими связями.[72] Известно, что Шакья-Муни, основатель Буддизма, принадлежал к касте Кшатриев, однако похоже, что никому даже не приходило в голову сделать из этого надлежащие выводы. На самом деле, нельзя понять истинный характер этого гетеродоксального учения, не принимая во внимание данный факт. Действительно, все вышесказанное позволяет увидеть совершенно прямую связь, существующую между отрицанием любого незыблемого принципа и отрицанием духовного владычества, между сведением любой реальности к «будущему» и утверждением превосходства Кшатриев; необходимо добавить, что подчиняя существо целиком изменению, тем самым его сводят к индивидууму, ибо все то, что позволяет подняться над индивидуальностью и является трансцендентным по отношению к ней, представляет собой лишь недвижимый принцип существа, который категорически отрицается Буддизмом; таким образом, достаточно четко проявляется солидарность в этом вопросе натурализма и индивидуализма, о которой мы не так давно говорили.[73]

Итак, восстание переросло свою цель, однако Кшатрии были не в состоянии остановить движение, развязанное ими, в тот момент, из которого можно было бы извлечь наибольшую выгоду, чем, в свою очередь, и воспользовались низшие касты; данная ситуация легко объяснима: вступив на наклонную поверхность, невозможно не пройти по ней до конца. Буддизм был учением не только революционным как социально, так и интеллектуально, но и истинно анархичным, поскольку дошел до полного отрицания различия каст как основы любого социального традиционного порядка; идея отрицания, направленная в первую очередь против Брахманов, не замедлила обернуться против самих же Кшатриев. В самом деле, отрицание принципа иерархического деления общества делает невозможным для отдельно взятой касты сохранение превосходства над другими кастами, поскольку исчезают основания для подобных притязаний с ее стороны; в этих условиях кто угодно может претендовать на обладание равными, если не большими, правами на власть в том случае, если он обладает силой, достаточной для ее захвата и дальнейшего использования; и тот факт, что данный вопрос начинает решаться лишь наличием или отсутствием чисто физической силы, является бесспорным указанием на то, что физическая сила неизбежно должна в высшей степени присутствовать в элементах, которые одновременно наиболее многочисленны и, в силу выполняемых ими функций, наиболее далеки от какого бы то ни было серьезного отношения к вопросам духовности. Таким образом, отрицание кастового деления открывает дверь любого рода узурпации; разве не возгордились представители низшей касты, Шудры, своей силой и не поспешили установить владычество, пусть и достаточно краткое, династии Maurya? Основатель этой династии — Шандрагупта — по происхождению принадлежал к Шудрам; он сам и его сын Биндушара, казалось, были прежде всего приверженцами Яинизма; однако следовавший за ними Ашока, который распространил свое владычество на территорию всей Индии, придерживался уже канонов Буддизма, получившего более широкое распространение. Таким образом, логика развития событий привела к "ответному удару" — Кшатрии утратили власть, которая до сих пор принадлежала им на законных основаниях, ими же самими и попранных.[74]