Романс о Розе - Берд Джулия - Страница 68

Она возмущенно возразила:

– Почему это я должна быть первой?

– Потому что ты первая сделала мне предложение.

– Черт тебя побери, Ротвелл, ты никогда ничего не забываешь, да?

– Да, когда это касается моей Розалинды.

– Ты же мужчина! Вот и признайся первым. Рыцари поступают именно так.

– Я пропускаю даму вперед. И потом, ты же не упустишь возможности признаться в любви такому очаровательному, такому неотразимому, такому лихому…

– Ах ты, высокомерный, самодовольный позер! – воскликнула она и изо всех сил толкнула его.

– Великий Юпитер! – ахнул Дрейк и покачнулся на мостках.

– Дрейк! – в ужасе вскричала Розалинда, протянула к нему руки, но было уже поздно. Взмахнув руками, Ротвелл с громким всплеском упал в ледяную воду. Когда через несколько минут его лицо показалось на поверхности, оно так и пылало яростью.

– Клянусь Богом, Розалинда, ты за это заплатишь!

Пряча усмешку, она закрыла рот руками:

– Я ни за что не стану платить, пока ты не признаешься, что любишь меня.

– Ну это мы еще посмотрим.

Едва Дрейк стал выбираться на берег, как Розалинда бросилась бежать.

– Иди сюда, негодница! – закричал он.

Она уже выбилась из сил и хватала ртом воздух, а топот ног позади все приближался. Наконец Дрейк нагнал ее, повалил на землю и звонко чмокнул в губы.

– Вот, – радостно заявил он. – Я люблю тебя. И не забудь, что я первый это сказал.

Розалинда довольно улыбнулась.

– Ты всегда был авантюристом.

– А разве ты ничего не хотела мне сказать?

– Я люблю тебя. Всегда любила и буду любить.

Широкая улыбка осветила его лицо.

– Отлично сказано, мадам. Не забудьте вставить эту фразу в одну из ваших пьес.

– Уже сделано.

После обеда они отправились в спальню – Дрейк должен был согреться – и спустя два дня все еще оставались там. У них было все, что нужно, включая, разумеется, туалет и «Роман о Розе».

По утрам они ели фрукты и сыр, и Розалинда шутливо грозилась никогда не выпускать Дрейка из этой комнаты. Ибо несмотря на то что из Годфри получился более удачливый актер, нежели убийца, невозможно было предугадать, не начнет ли когда-нибудь снова действовать проклятие.

Дрейк с насмешкой встречал все ее разговоры о проклятии, но согласился наверстать упущенное недельным пребыванием в постели. Или до тех пор, пока не испортятся фрукты, которыми они питаются.

И он обещал ей приложить все силы и потратить все ночи на то, чтобы ухаживать за своей Розой.

Эпилог

Четыре месяца спустя Дрейк сопровождал Розалинду в театр «Глобус» на премьеру ее пьесы. Пьеса ставилась целиком, но авторство Розалинды не упоминалось. Впрочем, какое это имело значение? Огромной честью для нее было уже одно то, что Шекспир достаточно высоко оценил ее талант драматурга, чтобы поставить пьесу в своем театре.

К тому времени, когда Розалинда и Дрейк вошли через черный ход в гардеробную актеров, театр был уже полон. Стоявшие во дворе бедняки, приплясывая в ожидании представления, ели фрукты и хлеб. Более знатные театралы терпеливо замерли на галереях и в ложах для лордов. Актеры, волнуясь, повторяли слова или потихоньку разыгрывали сцены в кулисах. Среди них был и Годфри. Благодаря Розалинде он сумел-таки получить проходную роль и сейчас так старательно повторял свою единственную строчку, что даже не заметил появления своей благодетельницы.

Розалинда нетерпеливо оглядывалась в поисках Шекспира. Мэтр появился за несколько минут до того, как трубы возвестили о начале вечернего представления.

– Розалинда! Как я рад вас видеть!

– Я ни за что на свете не пропустила бы такое событие. Места себе не нахожу от волнения. Как пьеса?

– Все готово. У нас было достаточно времени для репетиций.

– Жаль, что вы не разрешили мне ходить на репетиции. Я даже не знаю, какое вы выбрали название.

– Полно тебе, Розалинда. – Дрейк нежно похлопал ее по руке. – Господин Шекспир знал, что ты будешь слишком суматошной матерью. Тебе лучше наблюдать за «рождением ребенка» вместе со всеми зрителями.

Розалинда кивнула и с обожанием взглянула на мужа. Шекспир тут же подавил торжествующую улыбку.

– Вам многое пришлось изменить? – спросила Розалинда, вновь забеспокоившись.

– Нет, немного. Пьеса и так невероятно хороша.

Она вдруг взгрустнула:

– Жаль, что никто никогда не узнает, что написала ее я.

Шекспир пожал плечами:

– Разве это важно? Возможно, когда-нибудь все мои пьесы будут забыты. Или, не приведи Господь, будущие поколения станут приписывать их авторство другому. Что ж, я-то сам всегда буду знать, что вышло из-под моего пера и из моего сердца. И всегда буду благодарен музе за этот огромный подарок. – Он протянул руку и дружески похлопал Розалинду по плечу. – Поверьте, вы написали комедию, которую долго не забудут. А теперь мне пора. Трубы играют.

Он уже двинулся прочь, и тут Розалинда спохватилась:

– Уильям, как вы решили назвать мою пьесу?

Шекспир поднял с пола кем-то оброненную программку и передал ее Розалинде.

– Прочитайте сами. – И, подмигнув, удалился.

– «Укрощение строптивой», – вслух прочитала Розалинда и радостно посмотрела на Дрейка: – А что, мне нравится!