Волга впадает в Гудзон - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 6

– Не видишь, что ли, сами в двух комнатах целой оравой мучаемся? А уж когда мой Васька нажрется – я и без тебя-то не знаю, куда с детями деваться!.. Так что, Серафима, давай ищи работу с жильем – хотя бы вот и дворником в домоуправлении...

Насчет дворника – это Наталья, как выяснилось, оказалась большой оптимисткой: дворницкие места по загадочным причинам оказались исключительно блатными, брали только по знакомству и с приплатой. Тем не менее Симе повезло – примерно через неделю она нашла себе место с хорошим, как ей тогда показалось, окладом и со служебной комнаткой, где и работала с тех пор целых три десятка лет. А самым ярким впечатлением от недели, проведенной под крышей сестры, оказался как раз телевизор, увиденный тогда ею впервые: в ее родной деревне и радио-то было не во всех домах.

Впечатление ящичек с живым изображением внутри произвел на Симу, как выяснилось с годами, неизгладимое, ибо свежести его она ухитрилась не потерять даже теперь, когда двадцать первый век, бурливший и шумевший за окнами больницы № 17, еще и не такие чудеса чуть ли не ежедневно обрушивал на головы многострадального человечества, часть которого как раз по этой причине и оказывалась Симиными подопечными.

Конечно, в ее комнатке был и свой собственный телевизор – «Рубин» еще советского производства, купленный на скопленные за первый год работы деньги. Но ни в какое сравнение с чудом современной техники, приобретенным недавно их главврачом и стоявшим в ординаторской, он не шел. Главврач, знавший Симино пристрастие, научил ее управляться с пультом. Однако возможность посмотреть передачи по этому чуду появлялась исключительно после отбоя и при условии, что из врачей дежурил кто угодно, кроме Марины Васильевны – самой молодой из докторов, самой красивой и самой стервозной. Марина Васильевна телевизор терпеть не могла, она обожала телефон, по которому во время дежурств трепалась непосредственно из ординаторской часа по два за один присест.

Но в тот вечер Серафиме Ивановне повезло: дежурил доктор Котельников, тоже молодой, но добрый, а главное – большой любитель женского пола, в связи с чем большую часть дежурства он предпочитал проводить в сестринской комнате – в тот раз с новенькой медсестричкой, которая ничего против его общества не имела. А в итоге у Симы появилась возможность насладиться японским цветным чудом в полном одиночестве – что она и сделала, расположившись в ординаторской.

Серафима Ивановна, не глядя на пульт, нажала первую попавшуюся кнопочку и уставилась на экран: ей было все равно, что смотреть, радовал прежде всего сам процесс. Попала она на вечерние новости и, не слишком вникая в суть, с удовольствием разглядывала прехорошенькую, пышущую здоровьем дикторшу, что-то говорившую о покушении – Сима не поняла на кого. Потом дикторша с экрана исчезла, а вместо нее показали красивые стеклянные двери, за которыми два здоровенных амбала в черных костюмах волокли какого-то хлюпика в яркой куртке.

Куртка на секунду отвлекла Серафиму Ивановну, но она все-таки глянула на лицо несчастного, повисшего в лапах амбалов. Лицо видно было не то чтобы очень, однако сердце Симы само по себе дрогнуло и подпрыгнуло, встревожившись раньше, чем она что-либо сообразила.

«Неужто Колян?..» Конечно, никакой уверенности у нее не было, что на экране мелькнула физиономия Николаши Иванова, одного из ее «несчастненьких», как называла Сима про себя пациентов больницы. Но сердце-то ведь почему-то дернулось? Несмотря на то что такой куртки у Кольки точно не было.

Серафима Ивановна нахмурилась и, посидев немного бездумно уставившись в телевизор, все-таки решилась и, поднявшись, неуверенно зашаркала шлепанцами в сторону сестринской, из которой доносился слышный даже из-за двери нервный смех новенькой сестрички. Потоптавшись немного под дверью, Серафима Ивановна припомнила, что Коляна под расписку тому типу выдавал как раз доктор Котельников, поскольку главврач подписал разрешение как раз в день его предыдущего дежурства. Эта мысль придала Симе решимости, и она постучалась в сестринскую, несмотря на хихиканье.

Услышали ее не сразу, стучать пришлось дважды, после чего дверь наконец приоткрылась и доктор с недовольной миной высунулся в коридор.

– Что, опять третья палата? – поинтересовался он, поморщившись.

В третьей палате у них лежал один-единственный на всю больницу действительно буйный пациент, но сейчас он как раз спал, убаюканный хорошим уколом.

– Нет, доктор, – торопливо забормотала Сима, отводя от смущения взгляд в сторону, – Колька там... Иванов...

– Его что – назад привезли в такое время? – Брови Котельникова поползли вверх.

– Нет, доктор, он там... в телевизоре, кажется, он... того... это, вот – покушался!..

– Что, что он сделал? – Доктор вернул брови на место и посмотрел на Серафиму Ивановну странным взглядом, под которым она густо покраснела.

– По телевизору, – от отчаяния Сима заговорила куда увереннее, – Кольку показали, покушался он на этого... фамилию не помню... Ну важный такой, все время его кажут-то...

Она отважно подняла голову и посмотрела на Котельникова и тут же поняла, что он едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. Над ней. Не верит, получается... Но Сима была почти уверена теперь, что показали действительно Коляна.

– Серафима Ивановна, – доктор – это было заметно – старался говорить как можно мягче, – милая, вы просто переутомились, сегодня день был... э-э-э... тяжелый... Думаю, вам показалось, привиделось что-то от переутомления. Не хотите отдохнуть? Вы ведь сегодня не дежурите, можно при желании даже укольчик сделать...

«Он решил, что я сверзилась», – подумала Сима и вдруг рассердилась, а заодно сразу же вспомнила, что Котельникова зовут Александром Ефимовичем, и еще кое-что.

– Александр Ефимович, – сказала Сима твердо, – если вы думаете, что я спятила от телевизора, то ошибаетесь! – В этом месте доктор слегка покраснел, значит, она угадала. – А только вы у нас не так давно работаете и не знаете, что Коля и раньше у нас лежал, и как раз из-за этого самого... Из-за того, что с ножами на людей кидался, и его тут лечили, принудительно – вместо тюрьмы. Ей-богу, это он!

Теперь наконец Котельников посмотрел на Симу как на нормального человека и даже ненадолго задумался.

– Я этого насчет Иванова не знал, – произнес он, почти оправдываясь. – Вы уверены, что не ошиблись?

– Уверена, – сказала Сима, потому что, пока спорила с доктором, действительно почувствовала, что уверена. – А на кого он кинулся, не знаю – телевизор поздно включила, фамилию не расслышала.

Котельников вышел из сестринской, прикрыв за своей спиной двери, хотя Сима специально отвела взгляд, чтобы не видеть, что там внутри делает сестричка.

– Ладно... – вздохнул он. – Если уверены, сейчас все равно уже поздно, а утром напомните мне, я в прокуратуру позвоню, выясню... Вот черт!.. Не помните, кто его под расписку забирал?

– Кажись, сосед матери... У главного все документы...

– Ну да, у главного... Вот пусть главный и разбирается завтра с утра – сам! Он ведь и отвечает за то, что его отпустили, верно? А мы с вами, Серафима Ивановна, даже если этот псих на кого-то там кинулся, за его действия, как люди подчиненные, никакой ответственности не несем!

Серафима Ивановна кивнула и, молча развернувшись, хмуро потащилась назад в ординаторскую: Сима терпеть не могла, во-первых, когда ее подопечных называли «психами», тем более доктора; во-вторых, насчет ответственности она понимала совсем по-другому. Ей было жалко Коляна, который сейчас, вместо того чтоб спокойненько спать в тепле и тишине, мается где-нибудь в кутузке, где его могут обидеть ни за что ни про что...

А еще Сима поняла, что никто ни в какую прокуратуру звонить не будет – ни главный, ни Котельников. И следовательно, спасать Коляна придется ей самой. Только вот как? Ни где находится прокуратура, ни какой там у них телефон, она понятия не имела.

За спиной Серафимы Ивановны хлопнула дверь сестринской, затем щелкнул ключ, запиравший ее изнутри. Доктор Котельников вернулся к прерванному, видимо, очень веселому вечеру в обществе медсестрички.