Иногда Карлсоны возвращаются - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 17

«Антон Плетнев никогда не создал бы такую семейную жизнь, как мы с Турецким, – закралось соображение. – Он – мужчина прямой и простой: воевать – так воевать, служить – так служить, любить – так любить. А если есть любовь, значит, по его мнению, следующим шагом должна быть нормальная семья. Жена, детишки, крепкий дом, об измене и речи идти не может... Как же его тяготит теперешнее неестественное положение! Фактически признаться в любви чужой жене? Это противоречит его патриархальным установкам...»

Ирина тряхнула головой, растрепав пышные, с утра уложенные волосы. Почему ей все время приходит на ум Антон Плетнев? Почему он ее преследует? Не физически – наоборот, он очень скромен, – а как-то... нравственно, что ли? Его облик постоянно маячит перед ней, чем бы она ни занималась. Причем мало того, что маячит – она, кажется, начинает сравнивать его с Турецким? «А вот Антон на месте Турецкого сделал бы то-то и то-то...» Или наоборот: «А вот Антон никогда бы так не поступил...» Фу, безобразие! Турецкий, какой он ни есть, как-никак ее законный муж. А Антон? Кто ей Антон?

«Антон – мой бывший пациент, – зазвучал внутри Ирины голос – ее собственный, но строгий и профессиональный. – Я помогла ему выкарабкаться из сложной психологической ситуации. Я – женщина. Неудивительно, что, лишенный жены, он обратил внимание на меня. Классическая картина! Во Фрейда тоже влюблялись пациентки. И недаром в Америке введен запрет на личные отношения психотерапевта и пациента в течение, по крайней мере, двух лет после прекращения лечебных сеансов. Правильно! Ничего хорошего из этих отношений не выходит. Вспомнить хотя бы роман Фитцджеральда „Ночь нежна“, где врач-психиатр женился на шизофреничке, а кончилось все трагедией...

Уже хотя бы поэтому у меня с Антоном Плетневым ничего быть не может. Ни-че-го! Существует же этика психолога... элементарная порядочность, в конце концов...»

Профессиональный голос подействовал. По крайней мере, образ Антона Плетнева, который говорит, что ему трудно без Ирины, и смотрит на нее такими душераздирающими собачьими глазами, отступил. На его место Ирина, поднатужась, снова водрузила образ Турецкого. Которого знает как облупленного. Который, между прочим, не так уж плох! Вот, снова начал оказывать жене знаки внимания. И в ресторан они все-таки пойдут – стоило ей настоять на своем... К тому же, а что, если Ирина все себе нафантазировала? Если Турецкий сейчас и впрямь не обманывает жену? Всякие ведь, в самом деле, случались у него на работе ситуации. Ну, не встречался он тогда с представителем экологической полиции, так может, встречался с кем-то другим, насквозь засекреченным. Или очень опасным – и не хотел ее волновать... В конце концов, все мы заложники собственного опыта: мы видим мир через призму своих представлений и закрываем глаза на то, что не вписывается в схему. И поэтому раним чувства своих близких... А вдруг своей беспричинной ревностью она, наоборот, спровоцирует мужа на то, чтобы он отправился искать утешения у другой женщины?

Воспоминание о совершенных ею ошибках в семейной жизни заставило Ирину ощутить чувство вины. Недостаточное для того, чтобы избавиться от воспоминаний об Антоне Плетневе, но достаточное, чтобы пообещать себе быть поласковее с Турецким. Она больше не будет закатывать ему скандалы. По крайней мере... по крайней мере, она очень, очень постарается. А совместный поход в ресторан оживит угасшие чувства и вернет все на свои места.

Дело Кирилла Легейдо. Закоулки экспертизы

Как все-таки меняет облик столицы научно-технический прогресс! Двадцать лет назад прохожие, встретив человека, который, идя по улице, разговаривает сам с собой, решили бы, что он психически болен. Пять лет назад подумали бы о наркотиках. А сегодня на москвичей, которые, идя по улице, общаются с невидимым собеседником, никто и внимания не обращает. Эту революцию в нашем сознании совершил мобильный телефон. На ходу люди назначают свидания, предупреждают о внезапно изменившихся обстоятельствах, обсуждают деловые вопросы. И так поступают не только юнцы, для которых достижения техники – в порядке вещей, но и люди, которым давно перевалило за двадцать.

Вот и сейчас никто не обращал особенного внимания на человека лет сорока пяти, который шел по улице, общаясь с кем-то по мобильной связи. Судя по его полноватой фигуре, костюму и галстуку посреди асфальтовой жары, а также лицу, в которое впечатались следы раз и навсегда усвоенной елейности и подобострастия, это был бюрократ, привыкший играть в аппаратные игры с начальством и таким путем достигший своего теперешнего положения. Говорил он вежливым, нарочито-ласковым и тихим голосом:

– Ярослав Иванович, ну как же вы меня не узнаете! Это Александр Григорьевич... Мы с Вами говорили по поводу Иоганна Себастьяна Баха. ИОГАННА Баха, – подчеркнул имя говоривший, причем елейность мигом изгладилась с лица, которое стало напористым и грубоватым. – Хотелось бы встретиться...

Быстрый взгляд на часы, украшавшие запястье. Внимательное выслушивание сбивчивого ответа собеседника.

– Да... Да, я могу освободиться с работы на полчаса. Всего доброго, Ярослав Иванович!

Человек выключил связь. По его лицу расплылась довольная улыбка.

– Молод ты еще, Ярик, кидать меня, – пробубнил себе под нос тот, кто носил малопримечательное имя Александра Григорьевича Величко. – Поработай с мое на благо государства...

Работу эксперта в авиакомиссии на первый взгляд, не назовешь синекурой. Платят за нее не такие уж великие деньги, а нервотрепки много: цена ошибки слишком высока. Задача экспертов состоит в том, чтобы на основании технических данных решить, что послужило причиной гибели самолета. Неисправность? Взрывное устройство? Ошибка пилотирования? Вынося заключение о том, отчего погиб летчик, члены авиакомиссии держат в руках судьбу живых. Поэтому в комиссию отбираются люди не только высокопрофессиональные, но и честные.

Председатель авиакомиссии Виктор Иоганнович Петров отличался и профессионализмом, и принципиальностью. Наряду с этим он славился среди коллег тяжелым характером. Неудивительно при таком-то отчестве! На самом деле никто из предков Петрова не обитал в Германии: его дед назвал отца в честь немца, с которым они были друзья – не разлей вода. Можно себе представить, что испытал Иоганн Петров, живший в те годы, когда слова «немец» и «враг» были синонимами! И можно себе представить, как двусмысленно поглядывали в сторону Иоганнова сына, не пожелавшего сменить отчество на русопятое «Иванович»... В этих наследственных борениях закалился характер председателя авиакомиссии, который ни разу не позволил ни себе, ни своим подчиненным изменить заключение в угоду кому и чему бы то ни было. Единственным критерием для него была истина.

Александр Григорьевич Величко не отличался столь высокой верностью принципам. Его главный принцип (которым он гордился и который он всячески вдалбливал своим детям) заключался в словах: «Хочешь жить, умей вертеться». Студент Московского авиационного, приезжий из Полтавы, всеми силами души желавший осесть в столице тогдашнего СССР, Санек Величко знал, что отличные оценки еще не гарантируют удачного распределения. Неформальные отношения важней! Поэтому он рано стал нарабатывать связи, искать подходы и подходцы к преподавателям. Изучал их мелкие слабости: одному в канун экзамена притащит бутылку коньяка в стыдливо-черном пакете, другому поможет выкопать картошку на даче. Он умел быть незаменимым... И он добился своего! Сначала московское распределение. Затем хорошее место. Затем... ну, на служебной лестнице ступенек хватает!

Манера умело пользоваться маленькими человеческими слабостями перешла за Александром Величко в профессиональную жизнь. Только, повзрослев, он действовал осмотрительнее. Ни к чему рисковать деловой репутацией из-за мелких подачек или желания быть любезным. Экспертные заключения Величко в подавляющем большинстве случаев были абсолютно верны. А что касается других случаев, то Александра Григорьевича можно было заподозрить в добросовестном заблуждении, только и всего. Никто не скажет, что за это добросовестное заблуждение Величко, с его честным-пречестным выражением лица, отхватил кругленькую сумму. А если и скажет, будет отвечать за клевету. Пока что Величко никому еще не позволил под себя подкапываться.