Хочу увидеть океан - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 37

– Смотри, как злобно пялится, не дадим ей ни рубля! – решила наказать ее Саша. – Где это видано, чтобы официантка была такая мрачная? Она мне портит настроение!

– Саш, ты совсем стала буржуйкой. У девчонки, может, проблемы. Не обращай внимания.

– Все равно она мне ломает кайф своим угрюмым видом. Давай на нее пожалуемся метрдотелю!

– Давай лучше поменяемся местами, садись к ней спиной.

Саша действительно демонстративно встала и пересела так, чтобы не видеть официантку. Та злобно уставилась на Юру. «Точно, у нее проблемы», – подумал Юра и, увидев в глубине зала официанта, помахал ему рукой, подзывая к себе.

– Извините, но ваш столик обслуживает Марина, – вежливо сказал парень и подозвал мрачную официантку.

– Нам два стейка и два греческих салата, – попросил Юра, стараясь не смотреть ей в глаза. – Слушай, ты права, она прямо как ведьма. Тьфу-тьфу-тьфу, – суеверно сплюнул он, едва официантка отошла. – Надеюсь, она не плюнет нам в мясо. Давай для профилактики водки закажем.

Саша не отказалась, и, пока им готовили стейки, они выпили по рюмочке водки из маленького хрустального графинчика. Стейк не приносили долго, они уже успели съесть салат и выпили еще по рюмке водки. Наконец пожаловала официантка с подносом и поставила перед ними тарелки с таким видом, будто делала им одолжение.

– И когда она успела так оборзеть? – удивился Юра. – Совсем молоденькая, а такая лютая. – Он принялся за стейк, нахваливая его, и Саша присоединилась, забыв уже об официантке.

– Ну выкладывай, что у тебя на уме? Какая новая идея, которая стоит ровно половину моего будущего дохода? – пошутила Саша, отрезая кусочек стейка и находя, что он действительно вкусный.

– Я вышел на гражданина Швейцарии, который хочет познакомиться с русской девушкой. В своих пожеланиях он дает точный твой портрет. Привлекательный, интеллигентный, из «бывших».

– Уже интересно. – Саша внимательно слушала его.

– Он потомок наших эмигрантов, зовут его Иван Рудольфович Тучков. Хочешь взглянуть? – Юра протянул ей фотографию Тучкова, и Саша, посмотрев на него с минуту, одобрительно кивнула.

– Да, привлекательный мужчина. Думаешь, с ним можно провернуть дельце? А если я в него влюблюсь? И захочу замуж? Ты потребуешь отступных?

– Зачем так далеко идти? Сначала давай напишем ему, проверим на вшивость, закинем удочку о твоем бедственном положении, а потом посмотрим. Просто я решил, что такой экземпляр может стоить дорого.

– Я – за. Текст письма тот же накатаем? Или что-нибудь хочешь добавить?

– Давай с него начнем. А там уже по ситуации посмотрим.

Они доели стейк с картофелем, Юра подозвал официантку и попросил расчет. На этот раз она отсутствовала недолго и принесла счет, деликатно отойдя в сторонку.

– Думает, мы ей чаевых много отстегнем. За ее злобную рожу. Пусть сначала научится себя вести. – Саша встала из-за стола и направилась к выходу, громко стуча каблучками. Немногочисленные посетители провожали взглядом девушку и сопровождающего ее элегантного мужчину, пока они не вышли из зала. Официантка подошла к столику, заглянула в счет и увидела, что выпендрежные клиенты вложили ровно столько, сколько было указано. Ни копейки больше. «Вот сволочи, не зря они мне так не понравились», – возмутилась она и опять застыла у стойки, глядя злыми глазами на выходивших клиентов.

– Слушай, Юр, а я же водки выпила, мне теперь за руль нельзя, – вдруг опомнилась Саша.

– Садись ко мне, дядя Вася у нас завсегда трезвый за рулем. Поедем сначала к тебе, посидим, обдумаем дельце. А он пусть твою машину подгонит. Сюда на такси дадим.

Дядя Вася изумился их наглости. К Сашке он не нанимался в водители. Но возмущение его было вялым – пока они сидели в ресторане, он успел за четыреста рублей отвезти какую-то парочку в гостиницу «Метрополь». А за это расстояние никто больше двухсот не давал. Парочка была заезжая, говорила хрен знает на каком языке и спорить не стала. Так что настроение у него было не отвратительное, а обычное – ровное, плохое. Возле Сашиного дома Юра дал ему двести рублей на такси, и дядя Вася, поймав старенький «Москвич», зверски торгуясь, выторговал у какого-то лоха сто рублей, а тот и этому был рад. Назад дядя Вася умудрился в Сашиной машине по пути подбросить симпатичную барышню за двести рублей. И когда позвонил снизу на мобильный Юрия Васильевича, очень удивился, что тот спустился сразу же, не заставляя его долго ждать. Саша спустилась вместе с ним, забрала свои ключи от машины, и они с Юрой нежно поцеловались. «Тьфу на них, – подумал дядя Вася, – и лижутся, и лижутся, что за радость?» Не понимал он этих телячьих нежностей – другое дело хлопнуть по заднице или ущипнуть за грудь. А так эти интеллигентские штучки его выводили из себя.

– Дядя Вася, отвезешь меня домой – и свободен, – прервал его мысли Юрий Васильевич. – Я уже сегодня никуда не поеду. Так что гуляй, Вася, – пошутил он и сам расхохотался своей шутке. Дядя Вася хмыкнул в ответ, этим выражалась его радость по поводу свободного вечера.

Иван Рудольфович стоял в маленькой православной церкви и слушал проповедь. Служба подходила к концу. Народу сегодня собралось немало – человек двадцать. Все знакомые лица, с которыми он встречается почти на каждой службе. Рядом старичок Николай Петрович с окладистой бородой прислушивался к отцу Георгию, повернув к нему правое ухо. Он был глуховат, и, хотя носил слуховой аппарат, привычка слушать, подставляя правое ухо, оказалась неистребимой. На полу возились детишки, старшая дочка священника шестилетняя Галя зычным шепотом пыталась призвать их к порядку. Ее младшая сестренка Танечка в это время что-то шептала Игорьку, сыну Лизы. «А где же сама Лиза?» – удивился Иван Рудольфович. И вспомнил, что после службы будет чаепитие. Наверное, она в трапезной, а сынка оставила здесь, чтобы не болтался под ногам. Он с умилением посматривал на ребятишек. На руках у матушки посапывал младенец Васенька, и она откинулась назад, чтобы удобнее было его держать. Младенец был упитанный и тяжеленький, а матушка худенькая, как подросток. Но со своими чадами справлялась на удивление легко. Отец Георгий закончил проповедь, и, пока некоторые остались возле него, остальные потянулись в трапезную. Александра Владимировна разливала чай, Лиза разносила чашки, на столе стояли вазочки с печеньем и конфетами. Обстановка была совсем домашняя, и Иван Рудольфович в который раз порадовался, что в центре Женевы существует такой островок, где собирались его соотечественники. Он знал всех по именам – и потомков эмигрантов, и новых, недавно приехавших русских, членов семей дипломатического корпуса, и русских жен швейцарцев. Надя Гофштеттер и Анечка Маурон приходили с мужьями, которые приняли православие и сопровождали жен в русскую церковь, они также внимательно слушали отца Георгия, крестились вместе со всеми, шевеля губами, читали молитвы. Женщин все-таки было много больше, чем мужчин. «Наверное, так во всех православных храмах», – подумал Иван Рудольфович. Когда на Рождество или Пасху он смотрел по телевизору праздничную службу, которую передавал русский канал из Москвы, в глаза бросалось преобладание женщин.

За столом велась общая беседа, лица у всех были благостные, и ощущение покоя и тихой радости не покидало Ивана Рудольфовича. Когда он вышел на улицу, его взгляд скользнул по деревьям – листья совсем пожелтели, шелестели под ногами, терпкий запах поздней осени навевал легкую грусть. Небо было высоким и синим, и на его фоне золотые кроны деревьев выглядели празднично. Он подошел к своей машине, сел за руль. Выруливая к главной дороге по широкой аллее между двумя решетчатыми заборами, за которыми густо разросся еще совершенно зеленый кустарник, он увидел, как двери храма распахнулись и вышли, весело переговариваясь, Надя с мужем Ивом и Анечка с Дэвидом. У Дэвида на руках восседал круглоголовый бутуз Севочка. Он вертел головой, пытаясь заглянуть за забор, откуда слышались голоса ребятишек отца Георгия. Дети, чинно простоявшие службу, вырвались на волю и с веселым криком бегали по зеленой лужайке в одних платьицах, а матушка безуспешно пыталась одеть их в куртки. Как любил Иван Рудольфович швейцарскую осень – золотые деревья и изумрудно-зеленую траву, а над всем этим великолепием высокий купол синего неба. Оглянувшись на милые лица Нади и Ани, он подумал, что, может, и в его жизни скоро будут перемены, и он приведет в этот небольшой храм русскую жену, и она будет так же стоять рядом с ним на службе, а позже хлопотать в трапезной, приглашая прихожан чаевничать.