Хочу увидеть океан - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 64

– Если вы вдруг передумаете через какое-то время и захотите собрать информацию о втором муже, всегда можете рассчитывать на нас, – ласково улыбаясь клиентке, предложил Грязнов. Он уже успел пересчитать деньги в конверте и действительно не разочаровался.

– Надеюсь, мне это уже не понадобится. – Филаретова лукаво улыбнулась детективу. – Оба мужа прошли уже по две проверки. Просто моя дочь скучает по отцу, и переселение из дома в дом каждый раз плохо сказывается на ее характере: капризничает много...

Она легко встала со стула и направилась к вешалке, но Грязнов опередил ее, снял шикарное кожаное пальто и помог ей одеться. Она одобрительно кивнула:

– Я буду вас рекомендовать своим знакомым, – и застучала неимоверно высокими каблучками, направляясь к выходу.

Владимир ошалело смотрел ей вслед.

– Денис, хоть убей, не могу понять – что они в ней находят? У нее же лицо – сплошная асимметрия. Фигурка да, на высоте, но рожа! А эта шишечка на подбородке... Бедная ее дочка, если она унаследовала ее внешность...

– Не родись красивой, а родись счастливой, – глубокомысленно изрек Грязнов. – Ее дочку я видел – она первый раз с ней приходила. Хорошенькая такая, на отца похожа, слава богу. Лет шесть ей. А мужиков на этой Филаретовой действительно заклинило. Видишь, такую борьбу за нее устроили, что она никак свой выбор не сделает. Туда-сюда мечется и ребенка с собой таскает. Поневоле закапризничаешь, – посочувствовал он девочке. – Так, гонорарчик нынче поделим, свою часть сразу семье не отдавай. Откладывай на прикид. Мы ж тебя скоро одевать будем, как накопишь. Хочешь, у нас в сейфе храни заначку.

– Ладно, а то бабы все равно выманят. Не жена, так дочка. Только теще никак присоседиться не удается, на всех же не хватает. Вот и злится, – вспомнил он очередную свою обиду, но лицо его постепенно посветлело, когда он стал пересчитывать свой гонорар. – Денис, я в заначку чисто символически отложу. А то дочка о сапогах мечтает, осень на дворе, а она свои сносила. Вот обрадуется! – Он заулыбался, довольный своим решением.

– Хозяин – барин, – вздохнул Денис. – Лет эдак через пять накопишь и себе на ботинки. А пока ходи в тестевых. Они еще почти ничего, ты их что, покрасил?

– Крем для обуви купил хороший, размазывается легко, как краска. Вчера почистил ботинки – блестят как новые! – Он притопнул, удовлетворенно поглядев на черный след, который остался на полу. – Немного перестарался, – смущенно добавил Владимир, углядев во взоре начальника досаду.

– Ты нам тут полы не пачкай, уборщица только через три дня придет! – отчитал его Грязнов. Он сел за компьютер, набрал адрес Тучкова и стал отправлять ему отчет о проделанной работе. В конце приписал: «Для дальнейшей работы, связанной с поиском предполагаемого мошенника, нам очень бы пригодились письма Александры Востряковой. Мы понимаем, что это сугубо личная переписка, но стилистические особенности писем могут помочь в определении авторства».

Вечером на электронный адрес агентства пришли копии писем Востряковой. Тучков также благодарил за проделанную работу. Письмо было очень сдержанным, и все понимали, что Иван Рудольфович переживал не лучшие минуты в своей жизни. Невеста вышла замуж за другого, фактически сбежала, бессовестно обманув честного человека. А воспользовавшись его добротой, и поживилась за его счет. В конце письма была приписка: «Настоятельно прошу усилить поиски предполагаемого афериста. Невзирая ни на что, я склонен думать, что Саше не могло прийти в голову решение обманывать людей. Кто-то манипулировал ее действиями. Высылаю предоплату на розыскные действия. Если дело успешно завершится, гонорар будет в три раза больше». Грязнов, который никогда не отличался алчностью, с изумлением смотрел на цифру с четырьмя нулями в швейцарской валюте.

Перед Грязновым лежал список факультетов иностранных языков всех высших учебных заведений Москвы.

– Поделим на четверых, – оптимистично предложил он и разбил список на районы Москвы.

– Тебе, Коля, как любителю южных широт, достается юг Москвы.

– Что-то не припомню, чтобы я отдавал предпочтение югам, – удивился Щербак.

– А кто в Италию просился?

– Ну если в этом смысле. – Он взял распечатку списка и пошел на задание, что-то насвистывая из итальянской эстрады.

Остальные разобрали свои списки и отправились в непогоду, которой наконец заявила о себе затянувшаяся солнечная осень. Мелкий дождик моросил нудно и бесконечно, лица у прохожих тоже не выражали светлой радости. Владимир шагал к троллейбусной остановке, сначала старательно обходя лужи, потом, почувствовав, что ноги все равно мокрые, пошлепал, не разбирая дороги. «Зато у Анечки новые сапоги», – думал он с чувством отцовской гордости – свое дитя он защитил от непогоды как мог. Представил себе счастливое лицо Анечки, когда они вместе отправились покупать ей сапоги, и удивленное лицо жены, когда дочка демонстрировала недешевые сапожки, прогуливаясь по комнате походкой модели.

– Даже у меня таких нет, – все-таки не сдержала своей зависти жена.

– Я тебе буду их давать на выход, – тут же предложила добрая душа Анечка.

– Ловлю на слове, – парировала мать. – Только придется в носки подложить газету, а то потеряю по дороге. – Обувь она носила на три размера меньше дочери. И был у них однажды забавный случай, когда все втроем отправились на концерт и мать надела туфли пятнадцатилетней Анечки, потому что они подходили к ее новому платью. В носки туфель затолкали ваты, чтобы не спадали. Но в какой-то момент остренький каблучок попал в расщелину между тротуарными плитами, и мать надолго застряла. Сначала Анечка пыталась высвободить туфельку из щели, потом Владимир присел на корточки и стал расковыривать перочинным ножиком плиту – каблучок засел прочно. Алена стояла вся красная, потому что дело происходило на глазах народа возле концертного зала «Россия», и далеко не каждый мог сдержать улыбку, наблюдая уличную сценку. Каблук все-таки был освобожден, Алену утешили как могли, и потом она уже сама со смехом вспоминала, как невольно попала в капкан в центре города.

Демидов заходил в институты, предъявлял на проходной красные корочки, его беспрепятственно пропускали в архив. Подсказав приблизительно годы обучения Востряковой, Владимир садился на стул и терпеливо дожидался результатов поиска. Дело продвигалось медленно, потому что еще и не в каждом институте можно было застать архивистов. Они работали по каким-то особо удобным для них графикам. Вечером, когда все, промокшие и продрогшие, собрались в офисе и хряпнули бутылочку «беленькой» для сугреву, заев горячительное бутербродами с колбасой, похвастаться успехами было некому.

Почему-то особенно детективы ополчились на архивистов.

– Представляете, она приходит на работу три раза в неделю. Должна была сидеть до четырех, а умотала уже в три. И никого не предупредила! – выходил из себя Коля Щербак. – Я как идиот простоял час в коридоре. Потому что эта зараза написала записку – «Буду через час». Так и не вернулась! Ну пойду завтра – все ей выскажу.

Но завтра архивистка не явилась вообще, и на проходной его предупредили, что она заболела. Мытарства с архивистами пережили все детективы и к концу недели зачислили людей этой профессии в список личных врагов. Еще через три дня удача улыбнулась Голованову. Он был так потрясен своим успехом, что не поленился, сбегал в ближайший магазин и преподнес архивистке, пожилой тетечке с отечными ногами, коробку шоколадных конфет. Неизбалованная таким вниманием, она растерянно благодарила за неожиданное подношение и тут же спрятала коробку в сумку. «Детям или внукам отнесет», – догадался Вячеслав, закрывая за собой металлическую дверь с табличкой «Архив».

– Ну, следопыты, с вас причитается! – заявил он с порога всей команде, которая уже стеклась в свое родимое гнездо и звенела стаканами, дожидаясь, когда Владимир откупорит очередную «беленькую». Принимали ежедневно после рабочего дня для здоровья. Дождь лил всю неделю, кое-кто уже шмыгал носом.