Грязная история - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 20

Возле вокзала Турецкий направился к серой застекленной кабинке с красной вывеской «Справочное бюро». Минут через десять уже держал в руках справку с адресом Константина Мартынова. Никуда тот не девался, как предполагал тренер Лагутин, а так и продолжал проживать в городе Новороссийске.

Турецкий взял такси, решив про себя, что щедрый аванс Гущиной позволяет сильно сэкономить время. Новороссийск город немаленький, а Мартынов, с которым он собирался встретиться, жил в районе новостроек, почти на окраине города. На автобусе туда трюхать и трюхать.

Турецкий приехал очень удачно. Константин Мартынов уже вернулся с работы и сидел на балконе, читал газету. Жена открыла гостю дверь, проводила на балкон и побежала на кухню готовить ужин, похоже, что-то восточное. Аромат неведомых приправ витал в воздухе и очень отвлекал Турецкого.

Константин Григорьевич — крепкий мужчина с небольшим брюшком, по виду ровесник Гущиной, но абсолютно седой. Зато его молодые голубые глаза навыкате неотрывно смотрели на Турецкого. Он слушал, свесив голову набок, будто страдал радикулитом шеи. По-видимому, так и было. Потому что, когда выслушал и стал отвечать на вопросы, — послушно, как ученик-ботаник, — голова у него осталась в том же положении. Турецкому было как-то неловко заглядывать в его глаза, и он старался смотреть в дальние дали, вид на которые открывался с десятого этажа.

— Аня была отличным стрелком, — тем временем рассказывал Мартынов, искоса поглядывая на Турецкого. Так ему было удобнее. — Обычно она все по заграницам ездила. На международные соревнования. Ее хорошо знали в Европе, как же — лучший стрелок.

Мартынов сказал это без всякой зависти, просто констатировал факт.

— А в тот раз ее пригласили на региональные соревнования, чтобы… ну… поднять планку, что ли. Чтобы обычным региональным соревнованиям придать такой международный класс.

— А вы-то сами как считаете, могла ли Гущина промахнуться и поразить человека из оцепления?

— Нет, конечно, — уверенно ответил Мартынов и опять искоса посмотрел на Турецкого. — Вы бы к Лагутину съездили, он ее тренер, все вам расскажет. Он за нее в такую борьбу вступил, куда только не писал! К журналистам обращался, чтобы статью в ее защиту написали. Один сначала ухватился за эту идею, ну как же — жареным пахнет! А потом почему-то спустил это дело на тормозах. Думаю, купили его или пригрозили.

— Я у Лагутина был. Сегодня. Он тоже мне рассказал, что Гущина не виновата. Но ведь кто-то же промахнулся?

Мартынов со вздохом ответил:

— Кто-то… — Помолчал, посмотрел в дали дальние вместе с Турецким. — Красивый у нас город … — проронил неожиданно. Еще помолчал. — Только несправедливости много…

На кухне завершающим аккордом что-то загремело, и голос жены Мартынова звонко позвал:

— К столу, пожалуйста. Ужин готов.

Турецкий вошел в комнату вслед за Мартыновым и замер от удивления. Небольшой обеденный стол был не заставлен, а именно украшен тарелками со всякой снедью. Роскошный натюрморт дополняли букеты зелени. Алые помидоры и темно-зеленые огурцы конкурировали совершенными формами. Но больше всего его восхитил аромат еды.

— У нас все по-домашнему, — радушно предложила поудобнее садиться хозяйка — Каринэ Ашотовна.

Турецкий попросил объяснить, чем его сейчас будут потчевать.

— Это бозбаш, — указала на тарелки с супом хозяйка, где в красном густом бульоне плавали куски баранины, источая чудный аромат. — А это мантапур, — показала она на большую глубокую миску с мантами.

— Скромный ужин, — усмехнулся Турецкий.

— Костик не успевает днем обедать, на работе не до того, так что у нас обед обычно переносится на ужин, — объяснила Каринэ Ашотовна.

Приступили к трапезе, и Турецкий ел с таким аппетитом, что хозяева одобрительно улыбались, глядя на него. Пили домашнее вино, и Турецкий даже захмелел, потому что оно было настолько вкусным, что трудно оторваться.

— Хорошо, что нам с вами, Константин Георгиевич, сейчас не нужно стрелять по бегущей мишени… — пошутил Турецкий.

У Мартынова почему-то сразу изменилось выражение лица, какая-то тень пробежала по нему, и это не укрылось от Турецкого.

После сытного ужина они опять вышли на балкон. Вечерело, огромный алый диск солнца прямо на глазах уходил за горизонт, и дома казались игрушечными на фоне алеющего неба.

Звонкие детские голоса доносились со двора, ребятня увлеченно во что-то играла, слышались шлепки ладоней по мячу.

— Я закурю? — попросил Турецкий.

— Вот вы сказали, что нам сейчас не нужно стрелять по мишени… — заговорил Мартынов.

— Да, сказал… — затянулся Турецкий, не понимая, к чему клонит Мартынов.

— Говорила ли вам Аня, что тогда на соревнованиях рядом с ней стоял Денис Белобров?

— Да, она упоминала его имя.

— А Лагутин ничего о нем не говорил?

— Сказал, что тоже был сильным стрелком.

— И больше ничего?

— Нет… — все больше удивлялся расспросам Мартынова Турецкий.

— Естественно, кто ж теперь признает, что допускал к соревнованиям человека под хмельком…

— Значит, это правда. А я, честно говоря, не очень поверил дяде Мише.

— Какому дяде Мише?

— Да сторожу стрельбища. Я как раз оттуда. Он мне устроил ознакомительную экскурсию, а заодно обмолвился, что один из стрелков рядом с Гущиной был подшофе. Фамилию, правда, не назвал. То ли действительно не помнит, то ли у него иные соображения. Но как же начальствующий состав допустил к стрельбе человека в состоянии опьянения?

— Да вот так и допустили. И не в первый раз. Потому что Белобров давал хорошие результаты. Невзирая на то что позволял себе перед соревнованиями выпить.

— А разве это возможно? Я думал, в спорте это недопустимо. Тем более винтовка в руках у пьяного человека — это не теннисная ракетка.

— Пьяным его трудно было назвать. Слегка в подпитии скорее… Вы знаете, Белобров тоже был чемпионом страны, самый сильный стрелок среди мужчин. И призы Европы брал. Зазнался… У него и так характер сложный — он очень жесткий, неуступчивый. Но это хорошо в спорте, а не в общении с людьми. Друзей фактически не было. Из-за его грубости и даже хамства. И когда он дважды подряд получил звание чемпиона страны, решил, что ему все позволено. Начал попивать. На это начальство сквозь пальцы смотрело, поскольку на результатах пока его слабость к алкоголю не сказывалась. Иногда журили слегка, но ставку на него делали. Он перед соревнованиями пил самую малость. Я как-то заметил, не выдержал, сказал ему: «Что ты делаешь? Если приз не возьмешь, это дело десятое. Но ведь у тебя оружие в руках!» А он усмехнулся так высокомерно и мне в ответ: «Разве я пью? Это для куража». Я сказал тогда Лагутину, а он мне: «Это случайно. Я с ним поговорю». И больше я не видел, чтобы перед соревнованием Денис пил. Но это же не означает, что он по дороге не мог перехватить рюмашку. И по виду его никогда не скажешь. К тому же приспособился — укропом заедал. От него всегда укропом несло. На это тем более никто внимания не обращал. Ну, любит человек зелень, ест пучками… Пускай, на здоровье. А в тот раз, видимо, он уже хряпнул на стрельбище, не успел заесть укропом или не думал, что он ему понадобится. А может, по дороге выпил, а на стрельбище уже добавил. Я рядом стоял, когда мы готовились к стрельбе. Что-то спросил у него, он ко мне повернулся, ответил, и я почувствовал запах спирта. Наверное, он это понял, потому что усмехнулся и говорит: «Не дергайся, я не промахнусь. У меня задача — очки набрать». И все. Тут была дана команда стрелять, мы почти отстрелялись, а тут человек из оцепления рухнул. Ну, вся каша и заварилась. Гущина, вам, наверное, рассказывала… Да и Лагутин.