Жестокая схватка - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 46

Они сидели в ресторанчике Бойкова уже полчаса. Болтали о разной чепухе и старательно обходили стороной главное – то, ради чего они, собственно, и встретились. Не то чтобы они боялись об этом говорить, нет. Просто... просто они не знали, как подступиться к столь деликатной теме.

– Как Тамара? – поинтересовался Кирьянов, отпивая пиво.

– Нормально, – ответил Петр Алексеевич. – А что?

– Ничего. Просто давно ее не видел.

– Это легко исправить. Приходи к нам послезавтра. У нас будет небольшой сабантуй. Тамара рада будет тебя увидеть.

– Приду, – пообещал Кирьянов. – А по какому случаю сабантуй?

Петр Алексеевич едва заметно дернул кадыком и спокойно ответил:

– По случаю моего увольнения, Василь.

Лицо Кирьянова вытянулось и слегка посерело.

– Так, значит, ты все-таки?..

– Да, – кивнул Бойков. – Ухожу.

– Надо же. – Кирьянов покачал головой. – А я думал, не решишься. Я слышал, у тебя с Королем разговор был? Правда?

– Ну был, – небрежно пожал плечами Бойков. – И что с того?

Кирьянов нахмурился и поставил бокал на стол.

– Напрасно ты так, – серьезно произнес он. – Король – это тебе не какой-нибудь директор свечного заводика. Он человек авторитетный и шуток не любит. Что он тебе сказал? Разрешил?

На этот раз посерело лицо Бойкова, и не от страха, а от гнева.

– Что значит «разрешил»? – холодно поинтересовался он. – Он что, мой хозяин, а я – его раб? Я свободный человек, Василек. Делаю то, что считаю нужным.

– Но...

– Да пойми же ты, дурила! – проговорил Петр Алексеевич. – Мне этот его «бизнес» поперек глотки стоит! Знаешь подвал под старым складом?

– Ну.

– А знаешь, чем там Росляков с Калачевым занимаются?

Кирьянов сглотнул слюну и обернулся. Затем ответил очень тихо:

– Догадываюсь. Хотя лично я ничего такого не видел. Мое дело маленькое, Петро, – возить Короля, выполнять его поручения и помалкивать в тряпочку. А лазить по подвалам... – Он дернул плечом.

– Хорошая позиция, – усмехнулся Бойков.

– Не жалуюсь.

– Но ведь ты знаешь, что Король убийца! – раздраженным голосом сказал Петр Алексеевич.

Кирьянов вздрогнул и опять огляделся.

– Тише ты, – сказал он Бойкову. – Со своей жизнью можешь делать все, что хочешь, но меня под монастырь не подводи.

Бойков хмуро усмехнулся.

– Надо же? – презрительно выговорил он. – Не пойму, почему Тамара так хорошо к тебе относится? Обыкновенная шошка.

Лицо Кирьянова оцепенело, взгляд стал стеклянным.

– Как ты меня назвал? – медленно проговорил он.

– Как слышал. Мелкая, трусливая шошка.

Некоторое время Кирьянов молча смотрел на друга. Глаза его были холоднее льда.

– Что, ударить меня хочешь? – поинтересовался Бойков. – Ну ударь, может полегчает.

Кирьянов разлепил плотно сжатые губы и сказал:

– Зря ты так, брат. Думаешь, я в восторге от своей работы? Да если хочешь знать, я раз двадцать уйти собирался.

– Чего же не ушел?

Кирьянов хмыкнул:

– Не хочу, чтобы меня нашли в какой-нибудь сточной канаве с проломленным черепом.

Петр Алексеевич недоверчиво на него посмотрел:

– Думаешь, Король на это пойдет?

Кирьянов пожал плечами:

– А черт его знает. Жизнь меняет людей, Петро. Король – не тот пацан, с которым мы пили самогонку на берегу и лазили в женскую общагу по ночам. Тогда у него было что-то вроде души. А сейчас...

– А сейчас?

– А сейчас там пустота. Ты уж мне поверь, я знаю, о чем говорю. Я каждый день его на тачке вожу. Слышу, о чем он по телефону говорит, вижу, с какими людьми встречается. Хочешь знать мое мнение?

– Ну?

Кирьянов поднял указательный палец и медленно покачал им в воздухе:

– Не нарывайся, понял? Прижми хвост и не рыпайся. Королю недолго осталось по земле ходить.

– Это ты почему так решил?

– Потому что вижу, как под ним земля горит. У него от безнаказанности совсем башню сорвало. Меры не знает. Не менты, так свои же братья бандиты его пришьют.

Бойков отхлебнул пива. Посмотрел куда-то мимо Кирьянова и со вздохом сказал:

– Эх, Вася, Вася!.. Что с нами стало, а? Ведь мы же такими не были.

– Да ну? – На губах Кирьянова появилась злая усмешка. – А по-моему, именно такими мы всю жизнь и были. Или ты забыл, как мы Славку Горячева на дно отправили? Как палками ему по кумполу стучали? Помню, я тогда целый год по ночам в поту просыпался. А потом что? А потом успокоился и забыл. И ты забыл, Петро. А уж про Короля я и не говорю. Он, наверно, уже через пять минут ни хрена не помнил. Ему ведь человека убить что таракана раздавить.

Петр Алексеевич задумчиво покачал головой:

– Ты неправ. Я его там на следующее утро встретил.

– Где? – не понял Кирьянов.

– У озера. Он тоже спать не мог.

Кирьянов присвистнул:

– Вот уж никогда бы не подумал! Значит, и у него сердце есть?

– Тогда было, – сказал Бойков.

Они отпили пива. Кирьянов вытер мокрые губы тыльной стороной ладони и сказал:

– Ладно, брат, ничего тебе советовать не буду. Делай, как считаешь нужным.

Некоторое время Петр Алексеевич задумчиво вертел свой бокал. Потом поднял взгляд на Кирьянова и сказал:

– А ведь мы можем уйти. Оба.

– Как это? – не понял Кирьянов.

– Просто. – Петр Алексеевич прищурился. – Помнишь, ты когда-то баловался видеокамерой?

– Ну да. И что с того?

– А то, что ты снимал наши пьянки у Короля на хазе... – Бойков покачал головой. – До сих пор не могу понять, как это Король тебе разрешил?

– А что тут такого-то? – продолжал недоумевать Кирьянов.

– А ты подумай.

Кирьянов задумался. Внезапно глаза у него блеснули. Он уставился на Бойкова.

– Ты хочешь сказать?..

– Вот именно, – кивнул Петр Алексеевич. – Там все, с кем у Короля были дела. И полковник Шаповалов, между прочим, тоже.

– Точняк! – просиял Кирьянов. – Вот черт! А эта пленочка дорогого стоит!

– Не то слово, – согласился Петр Алексеевич. – Нужно только правильно ею распорядиться. В случае чего, мы всегда можем отнести кассету куда следует. На самый ментовский верх.

Глава третья

Вечером Бойков снова напился. Ноги слушались его плохо, но голова работала. И, как всегда в таких случаях, где-то в мозгу у Петра Алексеевича заговорил голос, тот самый голос, который принято называть «внутренним».

«Опять нажрался, как свинья, – сказал этот голос. – Это уже становится традицией, не правда ли?»

– Заткнись, – пробормотал Бойков.

«Я-то заткнусь, а вот что скажет Тамара? А Дашка? Что будет, если Дашка увидит тебя в таком скотском виде? Что она о тебе подумает?»

– Ничего не подумает. И не увидит. Слава богу, она уже спит.

«А если нет? Как ты ей это объяснишь? Опять будешь нести какую-то околесицу?»

– Не твое дело!

«Как знаешь. Дождешься, что они тебя станут презирать. Если уже не презирают».

Так, споря с самим собой, Петр Алексеевич добрался до дома.

В квартире Бойковых было два этажа. На верхнем находились спальни, на нижнем – кухня и большая гостиная. Петр Алексеевич, кряхтя и чертыхаясь, стянул с ног ботинки и, не найдя тапочек, прошлепал в носках к дивану. Рухнув на диван, он просидел так минут пять, размышляя о своей скорбной доле. Затем ему снова захотелось выпить.

Бойков поднялся с дивана и неверной походкой направился к бару, за стеклянной дверцей которого выстроился ряд бутылок с пестрыми этикетками. При виде бутылок на сердце у Бойкова снова потеплело. Бутылки... Его верные друзья. Борцы с унынием, тоской и страхами.

– Вы мои дорогие... – нежно проговорил он, открывая дверцу бара.

Однако воспользоваться баром ему не удалось. Едва Петр Алексеевич протянул руку за бутылкой виски, как за спиной у него раздался спокойный, ровный голос жены:

– Петя, не надо.

Бойков досадливо поморщился.

«На сегодня пьянка отменяется», – издевательски сказал ему внутренний голос.